Весла, шлепающие по воде, оставляли в ней маленькие золотистые водовороты, кружащие и тут же исчезающие под напором течения. Кукушке казалось, что нос лодки, рассекающий световые пятна на воде, тоже отличался каким-то туповатым прагматизмом, словно в том, чем они занимались, и заключалась теперь вся суть. Но синхронность движений при гребле постепенно успокоила ее. Они должны грести к острову – оказаться именно там. И на время ее оставили тревожные мысли о том, что на острове они вполне могут найти биолога и ее мужа, увидеть их лицом к лицу. Она поднимала и опускала весло – хорошо, что хоть на время они затерялись здесь, в море.
Впереди простиралась длинная и широкая полоса растительности – это и был остров. С такого расстояния он казался неровным, каким-то выщербленным. Наверное, из-за нескольких высоченных дубов и сосен, а также искривленного шпиля маяка, которые высились на горизонте. Запертый между тихим неподвижным небом и волнующимся морем, остров мерцал и переливался в отдалении, очертания его искажали столбы дрожащего воздуха, точно он испускал тепло. Между ними – почти никаких препятствий, если не считать крохотных скалистых островков с чудом укоренившимися в камнях соснами, чьи ветви искривились от ветра. Силуэты этих форпостов имели продолжение в виде растопыренных и шишкастых пальцев устричных отмелей – в серо-черную их линию временами врезались ярко-белые вкрапления мертвых раковин, расклеванных птицами.
Они не разговаривали даже тогда, когда нужно было немного подправить курс, свернуть к западу, чтоб избежать отмелей или прибоя, бьющегося о скалы – волны так и перелетали через корму, – и грести приходилось изо всех сил. Лишь изредка до нее доносилось его ворчание, его тяжелое, но равномерное дыхание, слабое постукивание весла об обшивку, когда Контроль немного сбивался с ритма. Сквозь соленый морской бриз она чувствовала запах его пота, острый и не такой уж и неприятный, даже напротив – то был запах человека, работающего тяжко и на совесть. Она чувствовала, как напрягались мышцы ее рук, особенно предплечий, когда она заводила их за спину. Потом будут ныть, но это приятное ощущение, свидетельствующее о том, что все, что она сделала, было реальным.
Меж тем смеркалось, и море разливало свое золотое сияние, и угольно-черная тень лодки временами сливалась с синеватым исподом волн, а розово-красное небо на западе испещряли теперь полоски и пятнышки темно-пурпурного оттенка. С наступлением сумерек от груди словно отлегло, и грести она стала еще сильнее и непринужденнее, так, что Контроль обернулся взглянуть на нее, и на лбу у него прорезалась морщинка удивления. Она чувствовала на себе его взгляд, читала в нем одобрение, но старалась не обращать внимания.
Разрушенный маяк вставал им навстречу на фоне темнеющего неба. Пусть разрушенный, исковерканный, побитый эрозией, штормами и ветрами, он все еще служил им ориентиром, в нем, казалось, до сих пор теплилась жизнь. Было нечто благородное в этом сооружении, как и в холодных тенях, отбрасываемых деревьями. Мысль о том, что это место до сих пор существует, наполнило ее и радостью и грустью одновременно – странное чувство. Интересно, испытала бы то же самое биолог, окажись она здесь? Нет, вряд ли, подумала Кукушка. Биолог в первую очередь увидела бы то, что окружало маяк.
Чуть менее темная полоска воды между островом и морем плавно перешла в причал, вернее, его перекошенные развалины, чья правая половина целиком погрузилась в воду. Берег по обе стороны был завален обломками бетонных свай и камнями. Ни намека на пляж, лишь дальше, за поворотом к западу, проступала изогнутая, точно улыбка, грязно-белая полоска песка.
Света в маяке видно не было, лишь сиплые голоса птиц, рассевшихся на деревьях на ночлег, соревновались с шумом прибоя, их грубые крики доносил ветер. А траекторию перемещения летучих мышей, похоже, составил какой-то пьяный навигатор: их темные тела, на долю секунды перечеркивающие звезды, метались в самой непредсказуемой и беспорядочной манере.
– Тебе не кажется, что за нами кто-то наблюдает? – шепотом спросила она.
– Нет, не кажется. – Голос его звучал хрипло, словно он проболтал с ней все это время на лодке и осип от ветра и соленого воздуха.
– А вот я чувствую, что наблюдают.
– Птицы. Летучие мыши. Деревья. – Слишком уж напористо он отрицал это, словно сам не верил, что это всего лишь птицы, летучие мыши и деревья.
Стоя на хлюпающих мокрых досках, они привязали лодку к причалу и под шорох волн, лижущих сваи и крупные камни внизу, сошли на берег по скрипящему настилу. Неизвестные птицы на деревьях вдруг разом умолкли, но были различимы другие звуки – из зарослей вокруг маяка доносилось кваканье и неумолчный пронзительный стрекот сверчков. Где-то поодаль слышалась поступь какого-то млекопитающего средних размеров, прокладывающего себе путь чрез заросли кустарника. А над головами высился бледный, чуть ли не светящийся шпиль маяка, обрамленный темным небом и разбросанными по нему звездами, словно он был центром вселенной.
– Переночуем на маяке, а поедим уже утром. Там теплее, чем в лодке на воде, но все равно, наверное, холодно.
Она понимала, что это не укрылось от его внимания – узенькая утоптанная тропинка, что вилась сквозь заросли, была хорошо видна в свете звезд. Она давно заросла бы сорняками, если бы кто-то не ходил по ней, не расчищал ее.
Контроль молча кивнул с выражением лица, невидимым в темноте, потом наклонился, поднял палку и пару раз ей махнул. Оружия у них не было – они давно выбросили все свое современное оборудование, памятуя об аномалиях Зоны Икс, и оставили лишь карманные фонарики. Включать их сейчас было бы просто глупо, даже опасно. У Кукушки с собой был охотничий нож, и она сжала его в руке.
Ворота ограды были выбиты, лежали во дворе, и тропинка вела прямо к ним. Двери тоже не было, но вместо нее путь преграждала массивная баррикада из дерева, и Кукушка не сразу поняла, что это дверь от конюшен или чего-то в том же роде. Не без труда они отодвинули ее в сторону и остановились на пороге. Запах тлена и сырости. Но все же не такой затхлый, как она ожидала.
Она чиркнула спичкой и увидела: у стен залегли глубокие тени, а посреди возвышается центральная винтовая лестница без перил, похожая на гигантский штопор, уходит вверх, туда, где вместо потолка зияет огромная дыра. Выглядела лестница ненадежно, словно могла обрушиться в любой момент.
Как будто прочитав ее мысли, Контроль заметил:
– Думаю, наш вес она выдержит. Башни строятся таким образом, что всю основную нагрузку берут на себя стены. Хотя прогнило тут все основательно.
Она кивнула и лишь теперь заметила стальные стержни, пронизывающие конструкцию. Этот скелет внушал больше доверия, чем показалось сначала.
Спичка догорела. Она зажгла другую.
Пол устилала опавшая листва и обломки веток, катакомбы из помещений поменьше скрывались где-то вдали, во тьме. Голый бетонный пол, на котором остались шрамы, – видно, кто-то сдирал деревянные половицы.
Спичка погасла. Ей показалось, что она слышит какой-то звук.
– Что это?
– Ветер? – Но голос его звучал неуверенно.
Она снова чиркнула спичкой.
Ничего. Никого. И тишина.
– Я же сказал, всего лишь ветер. – Теперь в голосе его слышалось облегчение. – Ну что, переночуем прямо здесь или посмотрим те дальние комнаты?
– Посмотрим. Сюрпризы нам ни к чему.
Огонек погас, его задул порыв ветра со стороны лестницы.
– Нет чтобы сделать спички подлинней, – проворчал Контроль.
Она зажгла еще одну спичку и вскрикнула. Контроль вздрогнул.
На середине лестничного пролета примостилась тень, прицелившаяся в них из ружья. Постепенно тень обрела очертания чернокожей женщины в армейской униформе – плотного телосложения, мелкие завитки волос тесно прилегают к голове.
– Привет, Контроль, – сказала женщина, не обращая на Кукушку никакого внимания.
Но Кукушка узнала ее, запомнив еще с первой встречи на допросе в Южном пределе.
Грейс Стивенсон, помощник директора.
Тайная лаборатория Лаури в самой неприветливой части восточного побережья с каменистыми пляжами и пучками засохшей желтой травы была построена на основе старой военной базы. Здесь Лаури занимался усовершенствованием своей методики по модификации нервной системы человека и психологической обработке – другие бы сказали, развлекался промыванием мозгов. С вершины поросшего мхом холма, где располагался его командный пункт, он управлял странным миром из списанных плавучих мин, выкрашенных серебряной краской, что были разбросаны на лужайке внизу, изрядно проржавевшего огнестрельного оружия из войн семидесятилетней давности, стволы которых все еще были нацелены на море. В распоряжении у Лаури была копия маяка из Зоны Икс, а также копия экспедиционного базового лагеря. Имелась даже дыра в земле, символизирующая то немногое, что было известно о «топографической аномалии». Ты знала об этом еще до того, как тебя призвали, и в твоем воображении этот фальшивый маяк и фальшивый базовый лагерь всегда казались дурным предзнаменованием – едва ли не чем-то сверхъестественным. Но теперь, стоя рядом с Лаури и обозревая его владения через пластину затемненного стекла, ты вдруг почувствовала, что словно смотришь на декорации к какому-то фильму: набор предметов, которые сами по себе были бессильными и жалкими. Оживить их мог лишь параноидальный страх Лаури, специально написанный для них сценарий. Нет, даже не декорации, думаешь ты: скорее это похоже на зимний карнавал на морском побережье, в межсезонье, когда даже пляж – это настоящая поэма об одиночестве. Как же, должно быть, одинок здесь Лаури в окружении всех этих предметов?