А потери власти они боялись больше всего. Поэтому и предпочитали каждое его действие обговорить, ограничить сотнями условий, которые не позволили бы его самостоятельности развиться должным образом. Но она и не смогла бы развиться — именно из-за отсутствия того самого подразделения искусственного интеллекта: у него не было собственной воли, и потому он вынужден был подчиняться чужой.
Мяу!
Голосок просящий, жалобный. И в глаза заглядывает так доверчиво: ты ведь не обманешь меня, хозяин? Накормишь? Я такая голодная…
— Чтоб ты сдохла, зараза этакая! Полчала назад давал жрать! Сколько ж можно?
Вопрос повисает в воздухе, сражённый ещё одним жалобным «мяу». Да и разоряется человек больше по привычке, злясь на неудавшуюся жизнь, а не на голодное животное. Разве можно обижаться на маленькое пушистое существо, которое так доверчиво ластится всякий раз, едва стоит сесть за стол. Взгляд жёлто-зелёных глаз может разжалобить кого угодно.
— Вот ведь телепатка, — бормочет человек, покорно вставая и идя к холодильнику за куском колбасы. — И не хочешь вставать — а заставит. Нет, чтобы носком под рёбра… Может, гипнотизирует она меня? Сразу так жалко её становится… И не жрёт ведь почти ничего: покрошишь колбасы — пару кусочков съест, и всё. Может, заболела? Да нет, шерстка гладкая, блестящая. И нос холодный. Но каждые два часа её кормить — тоже удовольствия мало. Может, к ветеринару сводить?
Бормоча, он отрезывает от котелки тоненький ломтик колбасы, тщательно крошит на мелкие кусочки и высыпает в кошачью миску.
Кошка, замерев на несколько мгновений у голубой кафельной стенки, словно всматриваясь в собственное неясное отражение. Чем оно ей кажется? Кошачьим богом, парящим в голубизне неба? Изображением душ предков?
Человек был готов поклясться, что кошка молится: всякий раз, когда хотела есть, она подбегала к углу, в котором стояла миска, всматривалась в голубизну кафеля, и просяще мяукала. Но не так¸ как сейчас, жалобно, выпрашивая кусок колбасы. Нет, в её мяуканьи проступали какие-то особые, возвышенные нотки. Как будто она общалась с чем-то запредельным. И потом, после еды, благодарно облизываясь, она снова глядела в кафель.
«Не призывает ли она своих кошачьих богов? — подумал человек, и ему стало немного жутковато. — А её мысли, отражаясь от кафельных стен и преображаясь в них, превращаются в человеческие и влияют на меня…»
Он добродушно усмехнулся: такая идея не пойдёт даже в качестве сюжета для фантастического рассказа! Кошка-телепатка! Надо же! Нет, всем известно, что кошки хорошо ориентируются в окружающем пространстве, они способны возвращаться домой за сотни километров — в периодической печати много раз описывались подобные случаи. Но рассказ о кошке-телепатке? Это вряд ли будет кому-то интересно.
Он с улыбкой смотрел на вяло жующую кошку. Затем почесал за ухом лежащую на кресле собаку: «Ты-то у меня ничего не просишь!». Та лениво вильнула хвостом и продолжала пристально смотреть на кошку, держа голову на лапах.
— Что, доедать придётся? — обратился хозяин к собаке, видя, что кошка отошла от миски.
Собака, тяжело вздохнув, неспешно спрыгнула с кресла и подошла к миске. Весь её вид говорил: «А что поделаешь? Не пропадать же добру…» Повернула голову и посмотрела на хозяина. Но тот уже занимался своими делами.
«Знал бы ты, — устало подумала собака, — сколько трудов мне стоило воспитать эту дуру! Ещё повезло, что она оказалась хорошим медиумом и регулярно общается с духами своих предков. Но это её проблемы. А настоящая телепатка — это я! Но про собаку-телепатку тем более никто не напишет. А если напишут — то не поверят».
И она принялась ловко слизывать мелкие кусочки колбасы: занятия телепатией требовали постоянного пополнения энергии.
Гг подошёл поближе. Его давно привлекало непонятное движение на высоком шесте, стоящем на краю чистого поля, но он никак не решался: а вдруг какая-то ловушка?
Пусть до сих пор на планете ему не встретилось ни одного живого существа, это не значило, что их нет вообще. Этот шест с непонятным шевелением наверху — кто-то же его поставил? Естественные живые виды выглядят иначе.
Гг шёл, оглядываясь, готовый при малейшей опасности скрыться в туннеле межпространственного перехода. Если успеет активировать вход. Но для того он и таскал всё оборудование с собой, чтобы исключить случайности.
Гг остановился у основания шеста. Прочный материал, чуть поблёскивающий в лучах восходящего солнца. А вот наверху…
Гг вытянулся. Его глаза оказались вровень с мягким на вид… предметом? существом? — то и дело меняющим форму. А в моменты максимального увеличения приобретающим вид практически идеального конуса, основанием направленного к шесту, а вершиной…
Вершина жила самостоятельной жизнью. Она то вытягивалась параллельно горизонту, то бессильно опускалась вниз. В эти моменты существо (Гг решил, что это всё-таки существо, поскольку оно имело защитную поперечно-полосатую окраску, а широкий открытый конец можно идентифицировать как рот) практически полностью теряло форму и становилось плоским, ложась на основание-рот.
А в остальное время куда оно только не металось! Не было, казалось, ни одной стороны, в какую бы существо не вытянулось. Но одну странность заметил Гг: никогда — никогда! — острый конец существа не переходил в верхнюю полусферу. Все эволюции совершались в пределах от направления вниз до направления на горизонт.
«Не связано ли это с каким-то религиозным запретом!» — подумал Гг. То, что перед ним живое существо, Гг больше не сомневался: двигаться самопроизвольно может только живое. А уж соблюдать религиозные запреты — тем более. Во всяком случае, в своих бесконечных путешествиях через межпространственный туннель, Гг убедился именно в этом.
Живое, но, скорее всего, неразумное. И оно подобно тем домашним животным, которые имелись на родине Гг и содержались на привязи.
«Точно! — обрадованно подумал Гг. — Как я сразу не догадался! Но почему оно находится здесь? И почему беспрестанно мечется? Может, голодное? А может, его наказали?»
Но вмешиваться в чужую жизнь Гг не собирался. И поэтому удалился.
Если бы в его мире дули ветерки — хоть иногда, пусть самые маленькие — Гг понял бы, что происходит. Но правильному пониманию ситуации мешали два фактора: полное отсутствие ветра в мире Гг, и скафандр высокой защиты, в котором не чувствуется никакой ветер…
Перед лицом безостановочно струился поток крови. Рин простонал и постарался закрыть глаза. Вид кровавой реки плохо влиял на психику. Хуже всего то, что Рин не мог, как ни пытался, повернуться к алому ужасу спиной. А ещё выяснилось, что не может и закрыть глаза.
«Что за адская пытка?» — подумал Рин и снова застонал от бессилия.
— Что с тобой? — услышал он участливый голос.
Рин скосил глаза. А-а, это сосед, Дин.
— Я не могу! — простонал Рин. — Я не выношу вида крови!
— Терпи, — услышал он, — рано или поздно это прекратится.
— Когда? — выдохнул Рин. — И как?
— Не знаю, — по интонации Дина было понятно, что он пытается пожать плечами, но у него ничего не получается. — Одно из двух: либо поток крови иссякнет, либо… — Он замолчал.
— Либо — что? — едва не закричал Рин.
Либо ты перестанешь ощущать его, — упавшим голосом произнес Дин.
— Веселенькая перспективка… — пробормотал Рин, и замолчал.
Перед лицом продолжала струиться река крови.
Рину показалось, что он начал различать в сплошном потоке отдельные составляющие элементы. Поток разделился на отдельные округлые частицы. И само движение потока перестало быть непрерывным: он то слегка замирал на месте, то резко ускорял движение, словно стараясь наверстать упущенное.
Более того: Рину померещилось, что в структуре потока он начал различать… лица! И по прошествии какого-то времени эти лица стали повторяться! Они узнавали Рина: махали руками — или конечностями, заменяющими руки — подмигивали, что-то кричали…
«Брежу! — испуганно подумал Рин. — Я заболел? Откуда взялась кровавая река? Кто я такой? Почему должен торчать здесь, в неподвижности, и бесконечно смотреть на нескончаемый кровавый поток?»
— Дин! — в ужасе позвал он. — Дин!
— Что? — живо отозвался тот.
Кто мы такие? Где находимся? Что за кровавая река, которая неустанно течёт перед нами?
Дин вздохнул и тихо спросил:
— Тебе обязательно знать это?
— Да! — закричал Рин. — Да!
— Ну, хорошо… — снова вздохнул Дин. — Я скажу тебе. Мы — эпителиальные клетки кровеносного сосуда.
Надо знать место своего обитания, чтобы не задавать лишних вопросов.
