— Денгиль, — ахнул Армор. — Черт вас принес.
— А вы, почтеннейший, думали, я с вашей красавицей по вернисажам прогуливаюсь или смотрю, как она исполняет пляски Лилит? Полноте, староват я для чичисбея.
— Как вы прошли мимо агентов?
— Чьих агентов? А, Марэма-ини. Да просто: потряс ручку, поклонился — и боком, боком.
— Братва, это ведь он с ордером, — хладнокровно сказал Нойи. — Угадал?
Денгиль кивнул и с удобством расположился на пуфике неподалеку от их стульев.
— Угадали. Шел, значит, я мимо Дворца Правительства с мадонной Эрратой под ручку и говорю ей: а не посмотреть ли нам, как поживает наш общий друг?
— Не говорите чепухи, — прервал Нойи. — Покажите бумагу. «Предписывается нижеупомянутому…»
— Имя — как раз то, что значится в сегодняшнем моем паспорте, — услужливым тоном вмешался Денгиль. — Дата, подпись — все в ажуре, не волнуйтесь.
— Как это вы всего добились, — проворчал Нойи. — Слушайте! В Алан сроком на месяц? Нет, я брежу…
— Успокойся, сынок, не гони волну. Во всяком случае, стоит дать мне самому поговорить с иной Кардиненой, авось ситуация прояснится. Верно ведь, Армор? Вы меня получше прочих здешних знаете. Доктор, она вообще-то ходить может? Сюда, говорят, в седле ехала. И разбудите ее, что ли.
— А я и так не сплю, — отозвалась из своей комнаты Танеида. — Люди спорят, псина брешет… Нойи, ходи сюда, поможешь мне что-нибудь напялить. Бок болит, голова как чугунная и есть хочу зверски. Волк, ты бы пока яичницу на двоих соорудил, а? И кофе. Вино и чай эта теплая компания факт усидела.
Денгиль поднялся.
— Сию минуту, — на кухне он привычно нацепил на себя фартук с рюшечками и зажег плиту. — Только поимей в виду, времени у нас с тобой маловато. Час от силы.
— А-а. Тогда отбой. Там в вазочке тетушкины хлебцы с орехами и изюмом, сыпь их мне прямо в карман накидки. В коридоре, серая такая, с капюшоном.
Она появилась в дверях спальни, уже почти одетая на выход — побратим поддерживал ее за локоть.
— До свидания, братцы. Не тушуйтесь и вообще — шли бы все трое… хоть к Нойиной женке в гости.
Двери за ними затворились. Первым нарушил немую сцену доктор.
— Как вы это находите? И кто, собственно, этот Денгиль, кроме того, что наполовину благородный лесной стрелок, наполовину наш союзник? Учтите, я о ваших горных делах знаю понаслышке.
Вместо ответа Армор вытянул из ножен шпагу Тейнрелла.
— Денгиль начинается на Д, следовательно, букву Д и означает. Такую, как на этом «прямом клинке». Вроде бы точь-в точь клеймо оружейника Даррана, готический шрифт, отсечки соответственные, завитушки… Однако Дарран ковал сабли и ничего кроме сабель!
— Фальшивка? — спросил Линни.
— Вовсе нет, — вздохнул Нойи. — Если присмотреться, то увидишь вместо готического Д букву О, от которой оно почти неотличимо. Оддисена.
— Куда мы теперь? — Танеида прогулочной походкой шла по вечерней улице под руку с кавалером, закутавшись в плащ по самые брови. Его рука незаметно обвивала ее подмышками, чтобы даме не очень хромать.
— Я ведь тебе жениться обещал? Обещал, по-моему. Ты в какое христианское капище здесь ходишь — к Богоматери Ветров?
— Здешний муфтий, между прочим, не возражает.
— Ну понятно. Куда ему! Вот, значит, туда и пойдем.
Вечерняя литургия уже кончилась, но привратник знал Танеиду в лицо и впустил их обоих, когда постучались. Главная икона собора, несмотря на отсутствие людей, была освещена снизу целым костром свечей, налепленных на поднос. В трепете пламени лицо Мадонны казалось невероятно юным, с выражением кроткого бесстрашия, но фигура, которую обтекали складки одежды, струящиеся вовнутрь окаймляющего ее пейзажа, была по-женски зрелой. В том, как нимбом раскинулись вокруг лица светлые волосы, как разлетелся синий плащ за плечами, ощущался ураганный, поистине неземной ветер. Это от него святой младенец спрятал личико у нее на плече, так что на него падала тень. Но в матери была сила и покой, и маленькие босые ноги ее плотно прижимали землю к месту. Вынутый из ножен меч лежал перед ними — знак поверженной войны и преодоленного страха.
— Диамис уверяет, что она на меня похожа, — Танеида усаживалась на скамью за колонной.
Тем временем Денгиль шепнул нечто служке — здесь его почему-то все знают, отметила она. А ведь говорил, лукавец, что в наши города не ходок!
Служка удалился. Загремел пробой на дверях портала: их заперли.
… И вот они сидели рядом и говорили, держась за руки.
— Твой родич был, между нами говоря, в бешенстве. Твое оригинальное решение вопроса шло вразрез то ли с его представлениями о здравом смысле, то ли с некими тайными планами. Теперь он лишился не только легкого предлога скрутить «бывших» вообще и страну Лэн в частности — в уютную такую укладочку, но и возможности устроить кому-то достославную гибель. Может быть, твоему названому братцу, может… нет, только не тебе. Однако во время твоего эдинского сидения под стражей с тобой вполне могло произойти нечто не вполне хорошее.
— Он что, меня так невзлюбил?
— Скорее наоборот. В том-то и соль. Ближайшие его советчики довольно-таки хорошо умеют услужать ему против его воли и желания.
— Но перед ним явился ты, как ангел чистой красоты…
— И напомнил ему, что: а — Тейнрелл — один из наших низших доманов и поэтому ты подлежишь юрисдикции Братства. Бэ: у тебя перстень защиты и содействия, ipse — через голову Братства никто тебя не смеет тронуть, даже он.
— И — вэ. Ты соскучился по мне?
— Безумно. Только не надо меня целовать в храме, Богородица станет ревновать.
Они, наверное, задремали — потому что грохот выдвинутого пробоя заставил их встрепенуться. И пружинистым, кошачьим шагом по хорам и центральному проходу между скамьями прошли автоматчики в глухих капюшонах с прорезью. Старший подошел к Денгилю, тот положил свою руку, где тоже был силт, на Танеидину. Их подняли с места и повели вперед.
— Ты как, не суеверна? За алтарь не побоишься зайти?
За алтарем была потайная дверца. Оттуда вниз шла винтовая лесенка.
Дальше всё в который раз показалось Танеиде сном: какими-то слабо освещенными подземными ходами шли они и переходами, ехали вместе с конвоем на закрытой вагонетке. «Этот путь не ищи, что в церкви, — он на один-единственный подобный случай, его закроют», — посмеиваясь, кричал Денгиль ей в ухо посреди грохота. Потом среди ночи настала тишина и холодное дыхание большой воды. «Озеро Цианор», донеслось до нее. Дальше был обыкновенный поезд и купе с жалюзи на окошке, где остались они двое, и утро в самом сердце любимых ее гор. Тепловоз, горячо дыша, выволакивал поезд из туннеля, пахло угольным перегаром.
— Здесь и в самом деле Алан рядом, я не соврал. Только сейчас нам в другую сторону, — объяснил Денгиль, перепрыгивая с камня на камень, точно горный козел. Из поезда они высадились через заднюю площадку, когда тот малым ходом преодолевал поворот: по-английски, как съязвил Волк.
— Далеко нам еще?
— Часа два пешего ходу. Да ты погляди, красота какая!
Утро было прозрачным и звонким, как серебро: пели ключи, топорщилась из-под щебня молодая трава, роса с ветвей капала им на головы и за ворот. И тропа была узкой и пустынной.
— Волк, ты что, меня снова опоил для храбрости? Вот и бок почти совсем перестал. Волшебство какое-то.
— Нет, всего только смазал кое-чем и потуже его перетянул, пока ты спала.
Он свернул в заросли, раздвинул их. Открылся грот, такой потаенный, что и зимой, когда лист опадет, пройдешь рядом — не заметишь.
— Лезь.
Внутри он, видимо, нажал на рычаг — в стене неслышно подвинулась с места глыба, открывая узкую и высокую щель. Пошли вниз по винтовой лестнице из грубого камня. Навстречу им тянуло, однако, не обычным промозглым, застоявшимся воздухом пещер, а трепетным теплом; и оттуда же исходил неяркий свет.
Внезапно сияние возросло многократно, хлестнуло по глазам, и сквозь него резкий голос спросил:
— Как вы прошли сюда?
— Рыбой по воде, белкой по ветвям, змеей по камню, — отозвался спутник Танеиды.
Свет опять пригас, и впереди, мягко обведенная по контуру неким розоватым мерцанием, открылась сводчатая дверца. И они оба в нее вошли.
Чудес не было. Было неожиданное: притвор или ризница, полная мерцающих по стенам огоньков, цветов и переливчатых блесток.
— У тебя найдется что-нибудь — монетка, брошка, вообще маленькая вещица?
— Ох, откуда же мне было знать-то, — она безуспешно рылась в карманах, боясь выронить на чистый пол ореховые крошки.
Тогда Денгиль выдернул из ее прически костяную шпильку с резной головкой.
— То, что надо.
Положил на столик, взамен выбрал для нее три белых гвоздики и исчерна-лиловый ирис для себя.
