Экта аккуратно опустила окурок в пепельницу и снова взялась за карандаш… Она улыбалась одна… «Так просто…»
Он заскочил случайно. Толкнул извечно не запертую дверь и вошел в непривычно тихую квартиру и, удостоверившись в отсутствии хозяйки, обосновался на кухне. На глаза попалась тетрадка со старательно выведенным заглавием: «СКАЗКА ДЛЯ ВСЕХ». Он пробежался глазами по первым строчкам… Экта?.. Не дерзко-лаконичные образы ранних вещей, не путаница слов и понятий, исписавшегося графомана, как в последних творениях… История менестреля, потерявшего зрение и голос, и прожившего так 10 лет… Одиночество, тоска, безысходность и…В конце концов отказ возвращаться в первоначальное состояние…
«…Эпилог, который можно вынести в эпиграф… …Но я уже не хочу быть поэтом…»
И пять горизонтальных линий, означающих конец сказки.
…То ли сердца стук, то ли стук в дверь…
В. Цой
Для чего мне защищать чужие судьбы?
Сэнта
В дверь постучали и я, в очередной раз, прокляла тот день, когда сломался звонок.
После подобных проклятий я обычно даю себе клятву, что «завтра же починю», но, как известно, «завтра» никогда не наступит. В этот раз я ограничилась рявком: «Войдите!!!» (Явно оповестив не только гостя, но и весь дом). И, отложив книгу, приготовилась к «схватке», ибо, так уж повелось, днем «свои» ко мне не ходят, их время — вечер, а вот солнечный свет предпочитают множество моих кредиторов, а с деньгами у меня… Мнэ-э… В общем, я прислушиваюсь к шебуршанию визитера в прихожей — тот избавлялся от своей зимней амуниции и готовил свое знаменитое: «понимаешь, золотко…» Убеждать я как-никак умею, работа у меня такая, но, понятное дело, перспектива предстоящего разговора абсолютно не улучшала моего, и без того паршивого настроения.
— Привет.
Вошедший был не совсем кредитором… Точнее совсем им не был… Я мгновенно переменила выражение своей физиономии, и вместо светской скуки одарила гостя лучезарной улыбкой (ну, насколько последняя может быть лучезарной, при бог знает сколько нечищенных зубах и отсутствии одного из оных).
— Привет, Серый брат…
Серый брат, он же — … впрочем, перечисление всех его имен и титулов — вещь долгая и зело утомительная. Серый брат — он и есть Серый брат, и большего о нем все равно не скажешь.
— Че кислая? Проблемы?
Я наблюдаю за его эволюциями — прошелся по комнате, взглянул на отложенную книгу, хмыкнул, вынул из под стола пустую пивную банку (в просторечьи — пепельница), плюхнулся в кресло — и размышляю, на сколько затянут разговор все выдуманные на скорую руку «отмазки». Нет! Не хочу!
— Итак, что у тебя за проблемы? — повторяет он вопрос. — Я же вижу, что плохо.
Уж лучше бы ты видел поменьше! Ведь таки да, плохо…
— А!.. По всем фронтам «непрун»… Тана — в депрессии. Дени уже извелся вконец, и чем помочь, не знаю… Эра, как всегда, «никто не любит»…
— Минутку, — перебивает Серый. — Я спросил, что за проблемы у ТЕБЯ.
— Вот я и говорю…
— Ты говоришь о проблемах Дени, Тана, Яра. Меня же интересуешь ты сама.
— А что я?
— И в самом деле, что ты? — Серый брат усмехнулся.
Ох, до чего же меня бесят его оскалы!
— Главное чужая беда. А самой можно дохнуть.
Начинается!..
— Мы с тобой уже говорили на эту тему.
— А толку? Я не вижу не малейших изменений.
— Серый, почему я должна?
— Вот именно. Почему ты должна? И кому ты должна? Им?
— Я у них не занимала, — ворчу в ответ.
— Именно. Тогда что тебе за дело до их проблем?
— Ну знаешь ли! — мгновенно взвиваюсь я.
— Тихо — тихо — тихо, — он подымает руку в успокаивающем жесте, — извини, формулировка несколько не верная. Я ни в коем случае не спорю, что помощь — дело святое. И даже не затрагиваю нашу прошлую тему, насчет «добрых» и «добреньких»…
— Вот уж спасибо!..
— … Но… Ты у нас человек логичный, так?
— Допустим…
— Отлично. Займемся логикой, — еще одной его усмешки я не переживу, — ты занимаешься всеми, кроме себя.
Я хотела возразить, что на себя я тоже обращаю внимание и даже в зеркало смотрюсь, но Серый брат снова остановил меня:
— Подожди… Хорошо, собой ты занимаешься, но минимально. Что не на пользу, верно? А состояние — что тела, что нервов — не улучшается. Слабость, болячки, депрессии… А тебе плевать…
— Да ничего со мной…
— А если?.. Если — случится? Что тогда? Тебе не приходило в голову, что тогда помогать просто будет некому? Логично?
Пока я пережевывала его аргументы, Серый брат закурил и тихим голосом начал вещать «че он видел…» (читал, слышал, рассказывали). Да, темы заминать он умеет…
Я стояла в коридоре и печально созерцала, как Серый брат натягивает куртку на свои «могучие» плечи. Куртка явно была мала, и Серый в полголоса матерился.
— Извини, — он взглянул на часы, — скоро твои друзья-товарищи набегут. А для меня большие тусовки — аллерген.
— А я их выгоню.
Он открыл входную дверь и уже на пороге обернулся:
— Ты их просто так научись выгонять. Все-все, молчу. Счастливо. Как-нибудь загляну. И все-таки подумай…
Дверь за ним закрылась.
Я пробралась на кухню. Легко ему: «Подумай…» А если людям плохо? (А тихий голос внутри черепушки: «А если тебе?»).
Снова раздался стук по многострадальному «дерьмонтину», похоже, лупили ногами. Уж это точно не кредиторы. Я вздрогнула и издала знакомый вопль: «Вломитесь!»
…И чем больше я думала, тем больше понимала, что Серый брат прав…Он почти всегда прав. «А еще точнее, я пока не видела, чтобы он ошибался». Да — людям плохо. Да — больно. «А мне — нет? Не самое приятное занятие — убеждать бедного, брошенного Яра во всеобщей любви, когда тебя саму пополам сгибает от кашля». И восемь человек на и без того тесной кухне — ощутимый удар по измученным мозгам и не совсем полному холодильнику. «Прав Серый брат — для начала нужно помочь себе».
На улице — снег и лютый холод, а дома тепло, кипит чайник и куча нечитанной литературы. «Мягкое место закутано в плед» — и далее по тексту.
— Алло? Дик? Привет. Рада тебе… Нет, ты знаешь, не стоит… Холодно, а тебе через полгорода… Да нет… Ну я… Что?.. Неважно себя чувствую, говорю!.. Ну, как-нибудь на той неделе… Ну звякни еще… Пока.
«Я никого не собираюсь оставлять… Я смогу помочь… Потом… Мне тоже надо отдохнуть… Просто отдохнуть…» (знакомый тихий голос из глубин серой клетчатки: «…второй месяц…», сдавленно шиплю: «Свинья, реши, чего ты хочешь…»)
В доме так тепло.
Из блаженного состояния меня выдергивает… стук в дверь. И вспыхивает раздражение — какого черта?! Ведь просила же — как людей просила — поймите — устала, дайте покой… Взбешенно ору: «Заходите!», но вспоминаю — дверь, против обыкновения (а может уже по обыкновению?) заперта. А стук все громче и настойчивей — ну почему свои проблемы для них выше чужого здоровья? (затыкать глотку «внутреннему голосу»).
— Иду! Не стучите.
Стук продолжается и тогда, когда вожусь с замками — ох я и выскажу!..
Дверь открывается, кожу обжигает холодный воздух — на лестничной клетке первого этажа не теплее, чем на улице… А за дверью… Полутемный коридорчик пуст… А стук… стук продолжается… Стук в мою (открытую!..) дверь, будто кто-то в отчаянии колотит в обшарпанную обшивку, и мне чудится (слышу?!.) тихий прерывистый голос, повторяющий, словно молитву: «Откройте… Пожалуйста, откройте… НУ ОТКРОЙТЕ ЖЕ!..»
…А в доме так тепло…
Текст опубликован с разрешения Автора
