— Ополоумел?! — взвизгнула Простыня. — Тебя судить будут!
— За что? Не велик грех, если я выкрою из тебя дюжину носовых платочков.
— Поздно! — злорадно выкрикнула она. — Я тебе не вещь! Я сегодня паспорт получила! — она вырвалась и помахала перед ним красной книжечкой с тиснеными гербом и буквами. — Что смотришь? Хочешь удостовериться?
По его глазам она поняла, что Славик ей уже не опасен.
— На. Не порви и не испачкай. Это документ!
Смотреть там оказалось нечего. Это был паспорт. Настоящий. С фотокарточкой, на которой запечатлелась помятая физиономия Простыни.
Славику хотелось решительно прервать ход событий, но применять грубую физическую силу, действительно, было уже поздно.
— Как же так? — промямлил он.
— Не скрою, это оказалось непросто, — самодовольно улыбнулась Простыня. — Я ходила к паспортистке. Я предъявила ей ярлык. Я объяснила, что у меня нет другого документа. Я не виновата, что мне такой выдали. Вас не устраивает этот документ? Меня тоже не устраивает. Выдайте, какой надо. Вы женщина, вы должны меня понять, сказала я. Меня послали в исполком. Мне сказали, если будет постановление выдавать паспорта простыням… Им все равно. Они всех паспортизируют. Но в исполкоме сидел какой-то… клерк. Он сказал: «Мы не можем». Он на меня даже не взглянул. Я предложила ему посмотреть на меня. Он посмотрел. «У вас лица нет». Я объяснила ему, что это от волнения. «Мы не можем. Вы фабричной выделки». Я фабричной выделки? Да если хотите знать, меня на фабрике на руках носили! «Это не меняет никакого дела. На вас цена стоит». И никто меня не выделывал! «Все равно. Серийное производство. А таким запрещено. Чем другие хуже вас?» А я чем хуже других? Он сказал: «Но вы же…» Я вскрикнула: «Что? На что вы намекаете, нахал!..» Словом, кое-какими принципами пришлось поступиться.
— И ты собираешься теперь подавать заявление в ЗАГС? — осведомился Славик.
— И в ЗАГС, и в суд!
Теперь он понял, в какую историю вляпался. Попалась ему.
Или он попался? Спал на простыне? Спал. Оправдывайся теперь, доказывай… Ах, но почему он до сих пор не завел собаку?! Простыня будет добиваться своего. Методично, настойчиво. Понесет заявления в суд. Там справки заставят собирать. Пойдет за справками. Чушь! Дадут ей справки. Ну неужели у нас все бюрократы вывелись? Не может быть!
Выбора у Славика уже не было, но у него оставалась надежда. Нет, у него еще был шанс. Жениться. Надо жениться на ком-нибудь, только не на Простыне! Еще можно успеть…
Он спрятался в своей мастерской на работе и ничего не делал. Ему попалась газета. Он стал читать какую-то статью о женах — страдалицах, натерпевшихся от мужей. Строчки прыгали у него перед глазами, пот катился со лба. Он достал платочек. За этим занятием его застала Светочка.
— Что с тобой, Славик, Тебе плохо? — она интересовалась его здоровьем.
Он взглянул на нее, ища поддержки. Раньше он ни за что бы не принял помощи от Светочки. Но теперь он рассчитывал именно на нее.
— Я, кажется, получил серьезный стресс, — признался он.
— Стресс? — удивилась Светочка. — От кого?
— Это не производственное, — с усилием улыбался Владислав. — Но ты мне можешь помочь. Обещаешь?
Светочка ничего не обещала, но желала знать, что случилось.
— Я ничего объяснять не буду. Я хотел попросить тебя об одном. — сердце его болезненно билось.
— О чем? — с опаской спросила Светочка.
— Я прошу тебя об одном, — серьезно повторил он. — Выходи за меня замуж.
…Все видели, как из мастерской наладчика выходила возмущенная Светочка.
После работы ему впервые в жизни не хотелось идти домой. Он прошел парк сначала вдоль, затем поперек, обошел кругом цирк, постоял у театральной афиши.
Наконец он вернулся в магазин. За прилавком стояла грустная продавщица.
— Я как-то у вас простыню покупал…
— И что?
— Она бракованная попалась.
— Что с ней?
— Вы не подумайте, дыр на ней нет. Внешне все в порядке. Но, — Славик наклонился к продавщице, — Вы знаете, она все норовит выйти замуж.
Продавщица отвернулась.
— Постельное белье обмену не подлежит.
Безуглов и не надеялся обменять простыню. Даже если бы она и подлежала обмену, она бы этому воспротивилась. Характер у нее таков. Безуглов постоял у прилавка. Он хотел купить другую простыню, но.
Возможно, если бы он притащил домой еще одну простыню или несколько, все вышло бы по-другому. Но он не притащил. Побоялся. Или не смог: нравственные устои не позволили.
Соседки посмеивались на кухне.
Простыня сидела перед зеркалом, держала новенькую косметичку. Она была еще сырая.
— Ванну изволили принимать, — желчно усмехнулся он.
— Да. А что?
Вид у нее был благоухающий, удовлетворенный.
— Ты во многом преуспела, — удрученно сказал Славик. — Тебе удалось получить паспорт. Ты, наверное, хочешь теперь прописаться? Так вот, не надейся. Для прописки нужно заявление квартиросъемщика. То есть, мое. Но я такого заявления не подпишу!
— Обойдемся без твоего заявления, — усмехнулась она.
По этой уверенной усмешке Славик понял, она добьется своего. Почему — он не мог объяснить. Он чувствовал, путы стягиваются. Неужели придется жениться? Ни за что! Но где же выход? Бежать? Куда?
Он приехал к родителям. Не справившись об их здоровье, он прошел в квартиру, сел посреди комнаты на табурет.
— Мама, я, кажется, попал в беду, — уныло пожаловался он.
Отец повел усами. Мать погладила его по голове, как в детстве.
— Ну что ты, сынок, что случилось, успокойся, расскажи…
Он рассказал.
— Что ж ты, так и будешь бобылем жить? — спросил отец.
— Женись, мой тебе совет, — сказала мать.
— Но она — простыня! — закричал он.
— Ну и что? Бери, какая есть. Что ж выбирать? Свою любовь ты должен сам взлелеять, выпестовать… Что дано тебе… Неспроста, неспроста…
— Ты думаешь, твоя мать принцессой была, когда я на ней женился? — добавил отец. — А вот всю жизнь прожили вместе, и не жалею…
— Мама, надо мной смеяться будут!
— Ну и что? Что ты раскис, как тряпка? Будь мужчиной! Любовь вершит над людьми чудеса, Любовь всесильна. Полюби, сумей сделать из нее человека!
— Нет! Я лучше повешусь!
…Весеннее солнце грело, и, глядя на расцветающую зелень, он понял, что не повесится. Повеситься у него не хватит воли. Так неужели жениться?
— Женись, будете жить долго и счастливо, — сказал ему чей-то чужой и далекий голос, точно с небес. — Этой простыней тебя и накроют перед тем, как понести.
Владислав поднял голову и посмотрел в яркое весеннее небо.
Жить с простыней? Ходить по улицам и звать ее:
— Простыня!
А что? Простыня не самое худшее имя. Бывают Домны, Электры… Ходить повсюду и водить за собой свою постельную принадлежность… Бывает, и хуже живут люди… Жениться? А что? Заведу собаку и буду ее любить. Жить с Простыней, а любить собаку…
Возле дома его встретила управляющая — растрепанная пенсионерка с задушевными глазами.
— А-я-яй, — качала она головой. — А на вид такой тихий. Ты или женись, или не крути ей голову.
— Не крутил я ей голову, — недовольно буркнул Владислав.
— А-я-яй, — качала она головой. — А какая она у тебя худая, бледная… Пожалей ты ее, смотри, из-за тебя на что она стала похожа…
— На себя она похожа!
— А-я-яй, — качала она головой. — Женсовет заступится.
Владислав Игоревич махнул рукой. Дома у него Простыня наводила порядок.
— Ты извини, что не прибрано, — сказало она. — Приходил знакомый пододеяльник, мы с ним поболтали немножко.
Владислав не ответил и лег на кровать.
— Ты очень огорчился? Не огорчайся, милый. А впрочем, черт с тобой.
Ночью ему снился кошмарный сон. Будто его заперли в тесной комнате без окон, без дверей. Всю ночь до самого рассвета в темноте перед ним летала дикая простыня, норовя обнять… Утром он понял, что женится, что ничего другого с его характером ему не остается.
— А я замуж выхожу, — за чаем сообщила Простыня.
— Да, дорогая, — ответил он.
— Ты не рад?
— Рад, дорогая.
— Я всегда знала, что ты хочешь от меня отделаться, — сказала она.
— Не понимаю. Ты же добилась своего, ты выходишь замуж. Я готов.
— Ты? — Она засмеялась. — А причем здесь ты?
Молодой специалист Пол Лампьевич Транзисторов решил свой очередной отпуск провести в недалеком прошлом — лет семьдесят назад, когда его бабка Роса Коловна еще в куклы самодельные играла. В профкоме химкомбината ему выдали напрокат портативную машину времени, похожую на велосипед.
— Я бы тоже с тобой… — пожимая на прощание руку, сказал Кент. — Но меня не пустили: общественную работу слабо вел.
Посмотреть на безвозвратно канувшую старину, рыбки половить… Говорят, в прошлом природа была богатая и народ, хоть темен, необразован, но широк душой, добр и приветлив. В предвкушении счастья Транзисторов радостно нажал на педаль, и шумная улица, обрамленная высотными зданиями и стрижеными кленами, пропала вместе с потоком машин и пешеходов. Он не боялся потеряться, ведь место для отдыха он выбрал знакомое, как раз то, где сейчас располагался город. В глазах у него потемнело и уши заложило, как при взлете на старых аэробусах. Потом все прошло. Транзисторов отстегнул ремни безопасности, спрыгнул в мягкую траву и огляделся. Он стоял в березовом лесу. Порхали бабочки, запах от поляны несло диковинный. Где-то пели птицы.
