Порой боль приходит совсем неожиданно: не приходится ничего делать, чтобы вызвать ее, не нужно подключать волю и сознание, чтобы направить на себя. Она просто есть, и все. Неделю назад вдруг умер филин, который был моим компаньоном на протяжении тридцати лет, и я ничем не могла ему помочь, даже узнала об этом слишком поздно. Он был очень стар, этот филин, и хотя глаза у него были все еще огромными и яркими, оперение поблекло, этот камуфляж больше не спасал; последнее время он все дольше спал и реже вылетал на охоту. Я подкармливала его мышами с руки, в гнезде, которое он себе устроил в верхней части разрушенного маяка.
А потом он пропал на целую неделю, я отправилась на поиски и нашла его в лесу. Судя по всему, он сильно поранился, наверное, из-за слепоты или старческой немощности, сломал крыло, не мог больше взлететь и свалился с дерева на лесную подстилку. Похоже, до него добралась лиса или пара лис. Он лежал в ворохе перьев, испятнанных темной засохшей кровью, глаза закрыты, голова как-то повернута – сразу стало понятно, что жизнь из него ушла.
Мой микроскоп давно пылился где-то в углу, в одном из заброшенных строений возле маяка, заросший плесенью и пылью за много лет. Мне не хватило духа взять пробы лишь для того, чтобы выяснить то, что было и без того известно: что никакой микроскоп на свете не рассказал бы мне о филине ничего нового. Ничего такого я не знала бы после многих лет тесного с ним общения и наблюдений.
Что тут скажешь? Что я не буду по нему скучать?
Часть III. Затмевающийся огонь
Во что превратилась твоя жизнь, если ты смогла прочесть письмо от своего одержимого призраками двойника? Если жила в чужих воспоминаниях, считая их своими, словно вторая кожа, только насквозь фальшивая? Вот кем она была. Вот как она думала и как жила. Должна ли теперь и Кукушка вести такую же жизнь, думать теми же мыслями? Внутри ее гнев боролся с благоговением – и направить эти эмоции было не на кого, кроме самой себя. Оставалось лишь позволить им воевать и дальше, биться, словно второй пульс, надеясь, что ее реакция – больше чем зеркальное отражение того, что видят глаза. Что даже если она и ошибка природы, то ошибка жизнеспособная – мутация, а не какая-то там аномалия, подобная стонущему созданию, от которого давно остались лишь кости, гниющие в болоте.
Были вопросы, которые ей не хотелось задавать, потому что стоит это сделать, как они тут же обрастут деталями, обретут вес, плоть, кровь и кожу, прикрывающие реберную арку. Все эти чудеса и страхи она могла бы разложить по полочкам, вот только Контроль к этому не готов, и никогда, похоже, не будет готов, а у нее не было сил объяснять ему все это, да и сама задача казалась бессмысленной. Это противоречило самой реальности Зоны Икс – по крайней мере тому, что Кукушка узнала о ней из собственного бытия. И все же она пыталась, зная, что это не совсем честно, что они зашли слишком далеко, слишком быстро, даже несмотря на то что у Грейс была фора в целых три года.
– Мы астронавты, – сказала Кукушка в предвечерней тишине. – Члены всех экспедиций были астронавтами.
Лицо Контроля было неподвижной маской, ясно говорившей: он не хочет иметь с этим никакого дела и предпочел бы с головой зарыться во что-нибудь более утешительное. В левой руке он сжимал пожелтевшие странички из письма биолога, а ее журнал, который Грейс удалось спасти и вытащить из маяка, лежал у него на коленях. Кукушка с интересом прочла его, чтобы заполнить последние пустоты, но пустоты все равно остались. Белый свет на дне башни. Воплощение смотрителя маяка внутри Слизня. В подобные вещи она не спешила верить, не увидев их сперва собственными глазами. Но для Контроля – она точно знала – это было новым свидетельством, новой надеждой, информацией, которая может дать новое решение, способ мгновенно все исправить. Словно недостаточно было тщательных исследований и выводов Грейс на эту тему.
Столь же упорное молчание Грейс было продиктовано другим. Тактика отсрочки решительных действий, способ ничего не видеть, или не оглядываться. Чистой воды прагматизм, означающий, что выводы, которые она сделала, неутешительны.
Кукушка сделала еще одну попытку:
– Мы не на планете Земля. Это просто невозможно. Учитывая это искажение во времени. Учитывая все, что видела биолог. – Учитывая, что им отчаянно хотелось убедить себя, что у этого места есть хоть какие-то законы, пусть даже неочевидные, скрытые, ускользающие от взгляда.
Они приняли ее слова неохотно, снова долго молчали, а потом Грейс сказала:
– Это и мой вывод. Соответствует одной из теорий, выдвинутых научным подразделением.
– Что-то вроде червоточины в пространстве-времени, – сказал Контроль.
Грейс удивленно уставилась на него.
– А космических кораблей Зона Икс случайно не строит? Думаешь, Зона Икс пересекает межзвездное пространство? Червоточина? Нет, попробуй придумать что-нибудь поумнее. Что-нибудь не укладывающееся в рамки привычных представлений о реальности.
Простые, резкие слова, лишенные какого-то бы ни было пиетета. Может, потому что у нее была фора в три года? Или она просто думала о любимых, оставшихся там, дома?
Контроль словно загипнотизированный не сводил рассеянного взгляда с дальней стенки.
– Мы думали, что все в Зоне Икс разлагается как-то слишком быстро… А оно просто стареет.
Да уж, действительно, всякого старья здесь предостаточно. Кукушка вспомнила развалины деревни, слои прогнивших журналов под потайной дверцей на маяке. Похоже, что в Зоне Икс прошло немало времени между появлением границы и прибытием первой экспедиции. Люди могли жить в Зоне Икс куда дольше, чем кто-либо думал.
– Но почему об этом не знали раньше? – заметил Контроль. – Почему не знали до того? – Словно магическая сила повторения могла привести к справедливому и немедленному наказанию тех, кто перекрывал ему доступ к правде. Нет, подумала Кукушка, на самом деле эти повторы лишь напомнили им о глубине собственного невежества.
– Искаженные данные, – сказала Грейс. – Криво взятые пробы. Неполная информация.
– Не понимаю, как это…
– Она хочет сказать, – вмешалась Кукушка, – что растяжение времени весьма значительно, когда Зона Икс смещается или изменяется, но в остальных случаях практически необнаружимо. А поскольку многие экспедиции возвращались в Южный предел дезориентированными, понеся потери, или вовсе не возвращались, организация не получала надежных данных.
– У нас никогда не было протяженных во времени данных, – сказала Грейс. – И нам ни разу не попадался человек, который бы прожил в Зоне Икс достаточно долго, мог бы внятно оценить ее и записывал бы свои наблюдения. – Противоречивые данные, конфликтующие интересы. Противник, не дающий с собой бороться.
– Но стоит ли нам верить биологу? – спросил Контроль. В голосе его звучала растерянность.
– А мне ты веришь? – спросила Грейс. – Я тоже видела странные звезды в ночном небе. Видела в нем трещины и смещения. Я ведь три года здесь прожила.
– Тогда скажи мне, Грейс, почему солнце светит, почему мы видим звезды и луну? Как такое может быть, если мы не на Земле?
– Это не главный вопрос, – заметила Кукушка. – Во всяком случае, для организмов, которые так мастерски камуфлируются.
– Тогда что? – воскликнул вконец уже растерявшийся Контроль, будучи не в силах вместить всю масштабность этой мысли, и Кукушке вдруг стало его жалко.
– Главный вопрос, – начала Грейс, – состоит в том, какова цель этого организма или организмов. И как мы будем здесь выживать.
– Мы знаем, какая у них цель, – мрачно заметил Контроль. – Убить нас всех, трансформировать нас, избавиться от нас, вот что! Именно об этом мы стараемся не думать, верно? Что утаивают от нас директриса, ты, – он ткнул пальцем в сторону Грейс, – и Чейни, и все остальные? Простую мысль: оно хочет убить всех нас.
– Думаешь, мы не обсуждали это тысячу раз? – воскликнула Грейс. – Думаешь, не перемалывали все это, пытаясь вырваться из замкнутого круга?
– Люди постоянно, сами того не осознавая, демонстрируют определенные паттерны поведения, – заметила Кукушка. – У организма может быть цель, но одновременно он может демонстрировать паттерны, имеющие к ней мало отношения.
– Тогда что же это, мать вашу? – прорычал Контроль, как загнанное животное. – Что, черт побери?
Кукушка взглянула на Грейс, та быстро отвернулась. Контроль был еще не готов для восприятия этой информации. Она пожирала его изнутри. Надо отвлечь его чем-то конкретным.
– Здесь вырабатывается и расходуется огромное количество энергии, – сказала она. – Если граница представляет собой некое подобие мембраны, в какой-то ее точке может случиться выброс этой энергии. Только подумай о том, как предметы исчезают, вступив в контакт с границей.
