- Я купил ей билет в купе. Она едет без попутчиков. Утром на вокзале её встретит мать. Я уже договорился.
- Ага! Мать! Или Гейл, - саркастично замечает Хэймитч. – Этот мачо-срачо до сих пор не женат, между прочем! Мне сплетница-Эффи не так давно про него рассказывала. Бьюсь об заклад: он мигом прилетит на зов твоей Сойки. Уж будь в этом уверен! Его и дети не остановят, тем более что они с тобой живут. Ничего! Гейл ей шустро других сделает.
От одной мысли, что к моей жене может прикоснуться другой мужчина, меня передёргивает. Бросаю на Хэймитча мрачный взгляд.
Я сижу в зале с бокалом виски в руках. Пойло отвратительное, но сегодня я хочу напиться, чтобы не думать о том, что в холодильнике Китнисс оставила всего несколько бутылочек нацеженного молока для Мэтью. Я знаю, что сына уже давно можно было отучать от материнской груди, но никогда не думал, что это произойдёт таким вот образом. Я не хочу думать о том, что завтра утром Прим будет искать маму, чтобы та заплела ей косички так, как умеет только Китнисс. У меня по этой части никогда ничего путного не получается. Могу сделать только хвостики. И я отчаянно не хочу впервые за двадцать лет ложиться спать в пустую постель. Постель, в которой больше нет и, видимо, никогда больше не будет моей жены – Китнисс.
- Парень, да приди ты в себя! – уже в открытую блажит Хэймитч. – С каких пор ты перестал бороться за Китнисс?
- С тех пор, как стал ей не нужен. Я же вижу, что неприятен ей.
- Идиот! Да что ты вообще можешь видеть?! У неё же с головой того! – Хэймитч крутит у виска. - И у тебя, похоже, тоже! Ты хоть подумал, что будет, если память внезапно к ней вернётся? Что тогда?
- А если не вернётся?
- Если да кабы, - передёргивает Хэймитч. – Я уже представляю эту картину: Китнисс занимается любовью с Гейлом и тут бац! Память возвращается. Как думаешь, что сделает твоя жена?
Об этом я, признаться, не подумал. До меня только сейчас в полном объёме доходит, какую глупость я сморозил с обиды, так просто отпустив её.
- Убьёт меня?
- Хуже, - Хэймитч плюхается в кресло напротив меня. – Зная Китнисс… Главное, чтобы она на себя после этого руки не наложила.
Слов Хэймитча хватает, чтобы я моментально сорвался с места.
- За детьми…
- … да присмотрю я, присмотрю, - ворчит ментор, закрывая за мной дверь.
***
Я прибегаю на вокзал слишком поздно. Поезд уже ушел. И увёз мою Китнисс. Меня охватывает дикое отчаяние. Бегу к кассе. Следующий поезд в Четвёртый Дистрикт только завтра вечером.
Дурак! Идиот! Как я мог такое допустить?!
От отчаяния и бессилия готов убить себя, поэтому…
… не сразу замечаю Китнисс, которая сидит в зале ожидания в самом уголке и… взахлёб ревёт.
- Китнисс! – из меня вырывается вздох облегчения, бросаюсь к ней. Не выдерживаю, расцеловываю её. – Родная моя, любимая! Ты здесь… Ты со мной. Прости… Прости меня дурака… Я не должен был тебя отпускать. Никогда.
Китнисс продолжает плакать, не обращая внимания ни на меня, ни на мои поцелуи. Она даже не пытается меня оттолкнуть
- Я как представила, что он такой маленький… Беззащитный… И без мамы… А если молоко в бутылочке испортится? - ревёт навзрыд моя жена. – Мэтью же голодным останется. А Прим… Кто ей утром косички заплетёт, как надо? Ей же завтра в подготовительный класс… А ты же не умеешь нормально заплетать... А вдруг ей страшный сон опять приснится… А мамы рядом нет… Я такая… такая плохая мать. Как я могла их бросить?!
Я сажусь рядом, прижимаю Китнисс к себе. Она, в свою очередь, судорожно обхватывает меня руками, цепляясь за меня, как за спасательный круг. У самого в глазах слёзы.
- Всё хорошо. Всё. Всё, любимая. Успокойся. Я рядом. Я с тобой. Всегда.
- Всегда? – неожиданно тихо переспрашивает меня Китнисс, поднимает на меня свои зарёванные глаза, словно силясь что-то вспомнить. Но, увы, так ничего и не вспоминает.
***
Первое, что делает Китнисс, оказавшись дома, бежит проверять спящую дочку – на месте ли та. Целует её. Затем кормит Мэтью. Лишь когда наш довольный толстячок, вдоволь наевшись маминого молока, засыпает у себя в кроватке, Китнисс, с лёгким сердцем, принимается распаковывать чемодан
- Ты прости меня, что я оказался таким нелюбимым мужем, - с горечью извиняюсь я. – Честно, Китнисс, я не знаю, как нам жить дальше. Я не хочу навязывать тебе себя. Но и отпустить тебя – это выше моих сил.
- Я слышала твой разговор с доктором Аврелием, - тихо говорит она, стараясь не смотреть мне в глаза. – Что он там говорил про тактильную память?
Такого поворота событий, я, признаться, не ожидал.
- Это так… Глупость.
- Нет. Не глупость. По крайней мере, я думаю, что это может сработать. С детьми же сработало. – Китнисс поднимает на меня взгляд. – Пит Мелларк, пойми меня правильно. Я хочу всё вспомнить. Нет! Даже не так! Я должна всё вспомнить! Ради наших детей, ради нас, в конце концов! Тем более, что ты говоришь, что я тебя любила… Детям нужна нормальная семья. Поэтому… Хочу я этого, или нет, но ради их счастья мы должны будем жить вместе. Всегда. Потому что вряд ли они скажут мне спасибо, если я приведу им другого папу.
- Даже если это будет Гейл? - не выдерживаю, ревниво интересуюсь я, и тут же ругаю себя за столь каверзный вопрос.
-Да, - спокойно отвечает Китнисс. – Даже если это будет Гейл. Отец моих детей ты, а не он. Мне надо понять и принять это. Поэтому я думаю, что нам надо попробовать…
Китнисс отворачивается. Заметно, что она смущена.
- Попробовать что? – на всякий случай уточняю я, хотя прекрасно понимаю, о чём речь.
- Когда ты поцеловал меня, там… На кухне… Я ответила тебе. Точнее… - Китнисс несколько теряется, не зная, как более точно мне всё объяснить. – Тебе ответила не я, а та, другая, которая спит где-то глубоко во мне. И эта другая…
Китнисс смущается, но всё же находит в себе силы продолжить.
- … мне кажется, она хочет тебя. И, наверное, даже любит…
- Интересное чередование, - на автомате невесело иронизируя я.
Китнисс хмурится. Снова закрывается от меня в своей «раковине».
- Но если ты не хочешь попробовать…
Вместо ответа я подхожу и целую свою жену.
- Сумасшедшая! Это я-то не хочу? Да я уже две недели как весь сгораю от желания.
***
- Только учти, я не помню, как это делается, поэтому уж будь добр, как-нибудь сам, - смущённо ворчу я.