Джеки втащила себя на эту балку и уселась, тяжело дыша. Только сейчас она сообразила, что ведь на ней ничегошеньки нет - если не считать коротких панталон. Она подняла руку, чтобы отбросить упавшие на лицо волосы, и обнаружила, что усы уплыли вместе с бородой.
Не самый подходящий костюм, чтобы разгуливать по Крысиному Замку. В таком виде ей вряд ли удастся незаметно выбраться отсюда.
Она крадучись прошла через арку, очень сожалея, что у нее больше нет кинжала. Все тихо, слышно только, как где-то жужжит пчела. Длинный коридор, очевидно, пуст, но она шла очень осторожно, то и дело прислушиваясь - нет ли погони.
Она вскарабкалась по ступеням к широкой площадке и, ощупывая все вокруг в поисках следующего ряда ступеней, вдруг наткнулась на деревянную дверь. Нет ни малейших проблесков света, ни вокруг дверной рамы, ни между досками. А это значит одно из двух: либо комната за дверью так же темна, как и лестница, либо это глухая дверь и за ней вообще нет никакой комнаты, что явно противоречит здравому смыслу.
Она надавила на щеколду - не заперто! - и осторожно открыла дверь. Да, внутри так же темно, как на лестнице, поэтому она быстренько проскочила внутрь и закрыла за собой дверь.
Ей все равно было нечем разжечь огонь, даже если бы она и осмелилась, поэтому она вела разведку на ощупь, следуя вдоль стены. Так она обошла все четыре стены маленькой комнатки и опять оказалась у двери, затем решила двинуться по диагонали. Здесь была узкая кровать, аккуратно заправленная; туалетный столик, и на нем пара книг; стол, на котором порхающие руки Джеки обнаружили бутылку и чашку - чашка была обнюхана, и в нос ударил резкий запах джина, - и, наконец, в углу был обнаружен стул, а на стуле... - тут Джеки возблагодарила Бога, когда, ощупав то, что было на стуле, она смогла определить, что это такое: короткое платье, парик, сумочка с гримом и пара старинных комнатных кожаных туфель.
"Это не иначе как чудо, то, что эти одежды словно специально положены здесь для меня", - подумала она. Потом она вспомнила, что старый Теобальдо говорил, что ему было приказано играть спектакль в костюме сегодня вечером. Это, должно быть, его комната, и он, должно быть, приготовил заранее костюм, а пока он его примерял, он принял решение умереть. Хотя она, конечно, не могла ничего видеть, она все равно с любопытством осмотрелась вокруг и пожалела, что никогда не узнает, какие книги лежали на туалетном столике.
***
Лен Керрингтон уселся прямо в передней комнате и отхлебнул изрядную порцию из карманной фляги, совершенно не заботясь, что его могут увидеть. С чего бы это, хотелось бы знать, его ни с того ни с сего вдруг назначили заместителем клоуна? И мало того, они еще хотят, чтобы он успокаивал разгневанного доктора Ромени, который считает неудовлетворительными сводки с места событий, поступающие каждые несколько минут от группы захвата, посланной на поимку двух беглецов. Да, а еще вдобавок Хорребин беснуется от ярости, и надо успокаивать Хорребина, который валяется в гамаке с тяжелейшими ожогами и стонет от боли. Надо его убедить, что приняты все меры и что делается все возможное для исправления ситуации. А Керрингтон даже не понимал, какова она, эта самая ситуация. Он, правда, слышал, что танцующий карлик попытался убить клоуна, а потом сбежал по подземной реке вместе с Индусом, но ради Бога, если это так, то почему доктора Ромени интересует только Индус?
Ха, а вот кто-то поднимается по лестнице из подвала. Керрингтон решил было встать, но потом отверг эту идею.
Как ни странно, это оказалась женщина. Ее прическа напоминала гнездо грызуна, а ее платье сидело, как кусок брезента на вешалке для шляп, но ее лицо под толстым слоем пудры и румян было, пожалуй, хорошенькое.
- Они мне посоветовали поискать Хорребина внизу, - сказала она так невозмутимо, как будто женщина в Крысином Замке не столь же беспрецедентное явление, как лошадь в Вестминстерском соборе. - Я его не видела.
- Нет, - сказал Керрингтон, вскакивая на ноги, - Он... э-хм... нездоров. Какого черта ты здесь делаешь?
- Я от Кэти Данниган, ну, у нее эти дома свиданий в районе Пиккадилли. Мне было предложено организовать совещание - очевидно, этот парень Хорребин хочет вложить деньги в это дело.
Керрингтон удивленно заморгал. Насколько ему было известно, проституция не входила в сферу деловых интересов Хорребина, но, безусловно, это как раз для него. И кроме того, совершенно невообразимо, чтобы юная девушка пришла бы в такое место, как Крысиный Замок, без достаточных на то оснований, это дело с домами на Пиккадилли - как раз самое оно.
Он окончательно успокоился - разумеется, это дело никак не связано с двумя беглецами.
- Ладно, но, боюсь, вы не сможете его сейчас видеть. Вам лучше покинуть это место и сказать этой женщине Данниган, чтобы в следующий раз присылала мужчину! Вам здорово повезет, если вас изнасилуют меньше, чем дюжину раз, прежде чем вы выберетесь из этого здания.
- Ну, в таком случае одолжите мне нож.
- В... Вот еще! Джеки подмигнула:
- Вам доводилось бывать на Пиккадилли?
Керрингтон ухмыльнулся, протянул руки и обхватил ее за талию.
- Нет, нет, не я, - поспешила она развеять его иллюзии. - Я... хм... у меня болезнь. Но у нас есть чистые девочки на Пиккадилли. Хочешь, я дам тебе пароль и ты сможешь в любое время получить девочку бесплатно. Ну, что скажешь?
Керрингтон отскочил от нее, но, подумав, нехотя засунул руку за пазуху и вытащил кинжал в кожаных ножнах.
- Вот, - сказал он. - Какой пароль? Джеки сказала самую непристойную трехэтажную непристойность из всех когда-либо слышанных ею.
- Я знаю, это звучит странно, но это так и есть. Ты просто приходи в любое из этих мест, подойди к вышибале у парадного входа и шепни ему это на ухо. А дальше сам увидишь, что будет.
Джеки неторопливо направилась к выходу из Крысиного Замка, демонстративно чистя ногти кинжалом.
Глава 7
Юность, Природа и милость Богов поддерживали яркий огонь моего светильника, но Романелли победил всех трех и вот - задул его...
Лорд Байрон.
Из письма, написанного в Патрах.
3 октября, 1810 года
Утром в субботу Дойль проснулся на соломенном тюфяке в жалкой конуре. Теперь он принял решение. Да, конечно, иного пути нет, но ясное осознание того, что ему предстоит, бросало в дрожь. Накатила волна холодного, липкого ужаса - в горле пересохло, руки дрожали, по телу пробегали мурашки. Он лежал на спине, охваченный приступом предательской слабости, и разглядывал трещины и потеки сырости на потолке. Но все-таки он почувствовал явное облегчение. Последнюю неделю Дойль терзался сомнениями, мучился от собственной нерешительности и строил бредовые планы, то теша себя радужными иллюзиями, то впадая в мрачное отчаяние. Да, теперь-то он все понял.
Какая наивность возлагать столько надежд на Эшблеса! Он только зря терял время в ожидании прибытия поэта.
Ну в самом деле, если рассуждать здраво, что бы изменилось в его ситуации, даже если бы он и нашел Эшблеса? Допустим, они встретились. А дальше что? С чего это он решил, что Эшблес станет вмешиваться в его дела и захочет помочь? А если вдруг и впрямь захочет, то сможет ли оказать реальную помощь? Ведь совершенно очевидно, что это дело касается только их двоих - его и доктора Ромени. И только встреча лицом к лицу может внести ясность. Да, и чем скорее это случится, тем лучше. Нет смысла длить и увеличивать страдания, ведь с каждым днем Дойль чувствовал себя все хуже и хуже.
Он попросил у Казиака выходной, и старик с видимой радостью исполнил просьбу. Присутствие Дойля уже начинало плохо сказываться на коммерции посетители чувствовали некоторую неловкость и старались держаться подальше от этого доходяги - страшные приступы сухого, выворачивающего внутренности кашля скручивали его все чаще и чаще. Неудивительно, что добропорядочные обыватели опасались подхватить заразу и выражали неудовольствие хозяину за причиняемые неудобства.
