Сердце Сянцзы от радости готово было выпрыгнуть из груди и взмыть, словно голубь, ввысь. Теперь у него будет все: работа, жилье, Сяо Фуцзы. Сбудется его самая заветная мечта.
День был веселым и ясным — только житель севера способен оценить такой денек. А когда человек счастлив, все окружающее кажется ему прекрасным. Сянцзы никогда прежде не видел такого ласкового зимнего солнца. Для полноты ощущений он купил затвердевшую на морозе хурму. Откусил — и зубы заломило! Холод проник в грудь, успокоил. Когда Сянцзы доел хурму, язык его одеревенел, зато мысли словно освободились от пут. Ему казалось, что он уже видит свой прежний двор и бедную комнатушку, озаренную милой улыбкой Сяо Фуцзы. Будь у него крылья, он так бы и полетел туда! Только бы свидеться с нею — все прошлое будет разом зачеркнуто, и перед ним откроется новый мир!
Сейчас он спешил еще больше, чем когда шел к господину Цао. Между ними — только дружеские отношения. А Сяо Фуцзы не просто друг: она вручила ему себя. Словно узники, освободившиеся из неволи, они смахнут слезы и, смеясь, пойдут по жизни рука об руку. Господин Цао взволновал Сянцзы добрыми словами, но Сяо Фуцзы для этого не нужно никаких слов. Он рассказал господину Цао всю правду, но Сяо Фуцзы он скажет то, чего не говорил никому. Она — его жизнь, без нее не может быть счастья! Стоит ли трудиться, чтобы есть и пить одному? Он должен вытащить Сяо Фуцзы из тесной каморки, они будут жить вместе весело и дружно, в теплой, сухой комнате. Ради Сянцзы она оставит отца, оставит братьев. В конце концов Эр Цянцзы сам может зарабатывать, братья тоже как-нибудь обойдутся: будут возить вдвоем коляску или найдут себе другое дело. А Сянцзы не может без Сяо Фуцзы. Он сам, его душа, его работа нуждаются в ней. И ей тоже нужен такой парень, как он…
Эти мысли подгоняли Сянцзы, он шел все быстрее.
На свете много женщин, но нет второй такой, как Сяо Фуцзы Правда, он мечтал о непорочной девушке, но Сяо Фуцзы хлебнула горя и сможет лучше его понять. Деревенские девицы чисты и целомудренны, да только им не хватает ума и души. А сам он? На его совести тоже немало грехов! Они оба одинаковы и подходят друг к другу, как пара треснувших кувшинов, которые еще можно наполнить водой.
Что ни говори, лучше и не придумаешь! Сянцзы размечтался! он попросит у господина Цао плату за месяц вперед, купит Сяо Фуцзы длинный ватный халат, приличную обувь, а затем поведем ее и госпоже Цао. Сяо Фуцзы молода, хороша собой, умеет держаться, ее не стыдно показать людям. Госпоже Цао она непременно понравится!
Когда Сянцзы добрался наконец до знакомого двора, пот лил с него градом. Он взглянул на старые, покосившиеся ворота, и ему показалось, что он вернулся в родной дом, где не бывал много лет, ветхая стена ограды, сухой прошлогодний бурьян перед ней — все было дорого его сердцу. Он вошел во двор и сразу устремился к комнатушке Сяо Фуцзы. Без стука распахнул дверь и тут же отпрянул: на нетопленном кане, уткнувшись в рваное одеяло, сидела незнакомая женщина средних лет. Сянцзы застыл в дверях.
— Что еще стряслось? Умер кто? — спросила женщина. — Ты чего врываешься в чужую комнату, не спросясь? Тебе кого?
Сянцзы не мог говорить. Он пошатнулся, ухватился рукой за дверь — трудно, ох как трудно так вот сразу отказаться от всех своих надежд!
— Я к Сяо Фуцзы…
— Не знаю такую! В другой раз спрашивай, а потом ломись в дверь! А зачем тебе Сяо Фуцзы? Может, лучше Да Фуцзы? [26]
Сянцзы еле добрался до ворот. Сердце его опустело. Он не знал, что делать. Но постепенно пришел в себя. Перед ним снова всплыл образ Сяо Фуцзы. Она заполнила все его мысли, завладела всеми чувствами. Она стояла перед его глазами как живая, смеялась, звала… Но вот это видение исчезло, и Сянцзы вернулся к действительности.
Пока ничего определенного не известно, можно надеяться на лучшее. Может быть, Сяо Фуцзы переехала, и ничего с ней не случилось… Он тоже хорош, ни разу не побывал у нее! Однако нечего предаваться угрызениям совести, надо исправлять свои ошибки. Прежде всего — разузнать все, что можно.
Сянцзы снова вошел во двор и принялся расспрашивать соседей, которые жили подальше, однако ничего толком не выяснил. Тогда, невзирая на голод, он отправился искать Эр Цянцзы и его сыновей. Эти трое всегда болтаются где-нибудь на улице, их нетрудно будет найти.
Он спрашивал у всех, целый день ходил по стоянкам рикш, чайным и трущобам, устал до изнеможения, но так ничего и не узнал.
Вечером, совершенно разбитый, он вернулся в прокатную контору, по мысль о Сяо Фуцзы не покидала его. После целого дня неудач он не смел больше надеяться. Бедняк умрет — никто и не заметит его смерти. Вероятно, Сяо Фуцзы уже нет в живых! А может быть, отец снова продал ее, на этот раз куда-нибудь далеко? Это, пожалуй, еще хуже смерти.
Табак и вино снова стали друзьями Сянцзы. Когда куришь, легче думается, а напившись, можно на время забыться.
Однажды Сянцзы брел по улице и вдруг наткнулся на деда Сяо Маэра. Старик был без коляски: он нес коромысло, на котором висели большой чайник и корзинка с лепешками. Одежда его совсем износилась.
Старик не забыл Сянцзы. Они разговорились. Сянцзы узнал, что маленький Сяо Маэр умер полгода назад. Старик продал коляску и теперь каждый день на стоянках рикш торгует чаем, лепешками и жареным хворостом. Он был по-прежнему добрым и приветливым, только сильно сгорбился, да глаза его покраснели, словно он постоянно плакал.
Сянцзы выпил у него чашку чаю и коротко поведал о своих невзгодах.
— Разве ты один мечтал устроить свою жизнь? Все мечтали! — посетовал старик. — Но кому это удалось? Когда-то и я был крепким, здоровым малым, промыкался весь век и вот до чего дошел! Здоровье? Даже если ты из железа — и то не выдержишь. А честность? Кому она нужна? Говорят, только за зло платят злом, а за добро — добром. Как бы не так! Когда я был молод, у меня было горячее сердце. Чужие беды принимал, как свои. А что проку? Мне приходилось спасать людей — и тех, кто тонул, и тех, кто вешался. А какая награда? Никакой! Придет час — подохну под забором, как собака. Я понял только одно: бедняку в одиночку устроить свою жизнь труднее, чем взобраться на небо. Что ждет одинокого человека? Ты видел саранчу? Когда она летит стаей — может пожрать весь посев, и никому с ней не справиться! А одного саранчука поймает и ребенок, привяжет на нитку, и конец. Так ведь? Я всегда был добр к людям, а кто мне помог? Вот внука сберечь не сумел. А все потому, что один. Заболел он, денег на лекарства не было, так и помер у меня на руках. Да что вспоминать об этом! Кому чаю? Горячего, чашечку!
Сянцзы понял: Лю Сые, госпожа Ян, сыщик Сунь и все его обидчики останутся безнаказанными, какие бы проклятья он ни посылал на их головы. И все его старания выбиться в люди тоже ни к чему не приведут. Потому что он всегда надеялся только на собственные силы. Верно говорил старик: одинокой саранче не помогут и крылья.
Ему уже не хотелось идти в дом Цао. Там ему придется сдерживать себя, работать не за страх, а за совесть, а ради чего? Лучше так: нет еды — вози коляску, есть еда — бездельничай и ни о чем не заботься. Только так! Зачем копить деньги, покупать коляску? Ее все равно отнимут. Ради чего же страдать?
Вот если бы он нашел Сяо Фуцзы, он снова стал бы стараться, если не для себя, то хоть бы ради нее. А раз он потерял ее, как старик — внука, для кого ему жить? Он рассказал старику о Сяо Фуцзы, как настоящему другу.
— Кому чашечку горячего чая? — снова выкрикнул старик, затем, подумав, сказал: — Дело ясное: Эр Цянцзы отдал ее в наложницы либо продал в публичный дом. Хм! Скорее всего, она в публичном доме! Сяо Фуцзы была уже замужем, — ты сам сказал. Кто теперь ее возьмет? Каждый норовит получить свежий товар. Нет, она наверняка в публичном доме. Мне скоро шестьдесят, я много повидал на своем веку. Если молодой рикша не появляется на улице дня два, значит, он нашел постоянную работу или заболел. Если пропадает бывшая наложница из бедных или жена рикши, искать ее надо в публичном доме. Мы продаем свой пот и кровь, наши женщины торгуют своим телом. Я это давно понял! Загляни-ка в дом у Сичжимыня. Может, ее там и нет, а может… Кому чаю, горячего чаю?
Сянцзы поблагодарил старика и побежал к Сичжимыню.
Выйдя за заставу, он сразу приуныл. Здесь, по обеим сторонам дороги, стояли такие чахлые, ободранные деревья, что на ник даже птицы не садились. Серые деревья, серая земля, серые дома — лес замерло под серо-желтым небом, на фоне которого высились пустынные холодные горы Сишань. К северу от железнодорожных путей около леса притаилось несколько низеньких строений.
«Наверное, это и есть публичный дом», — подумал Сянцзы. Справа виднелся лес, слева — кочковатое болото, на котором кое-где рос чахлый камыш, и нигде никаких признаков жизни. Около домишек тоже ни души. Все вокруг будто вымерло. Неужели это тот самый публичный дом? Осмелев, Сянцзы направился к строениям. На дверях висели новые, еще не потускневшие соломенные занавески. Он слышал от бывалых людей, что летом женщины, обнаженные по пояс, сидят у дома и зазывают прохожих. Постоянные посетители еще издалека запевают песенку, давая о себе знать. Почему же сейчас так тихо? А что, если зимой это заведение закрыто?
