Я тупо смотрю на Гейла. Чтобы мой мальчик с хлебом кого-то убил?! Что за откровенную чушь, несёт Гейл?! Такого просто не может быть!
Закрой уши, - внезапно подсказывает внутри меня мой инстинкт самосохранения.
Да нет…
Пит? Мой Пит? Мой Пит убийца?!
Бред.
Бред!
Бред?
- Ты лжёшь!
– Была гражданская война, Китнисс, - тихо говорит Гейл. – Я не говорю, что Мелларк не был прав. Он лишь защищал свою жизнь. Защищал тебя, - нехотя признаёт Гейл, и тут же зло добавляет, - но у него хватило, например, хладнокровия и псевдогуманности, вернуться на место боя и добить умирающую, но ещё живую девушку-подростка, которая абсолютно ничего плохого ему не сделала. У меня бы, например, не поднялась рука.
К своему ужасу я начинаю понимать, что мой старый друг не врёт. Я слишком хорошо знаю его мимику, жесты. Да. Гейл, похоже, говорит правду. И от этого у меня из-под ног уходит земля.
- Ты когда-нибудь видела, как твой муж владеет ножом?
Я на автомате отрицательно качаю головой.
- Посмотри, - «советует» Гейл. – Тогда ты поймёшь, что я не лгу.
Моё сердце начинает отстукивать нехороший бешенный ритм.
- А ты когда-нибудь заставала своего мужа в гневе? – настойчиво продолжает выспрашивать мой старый "друг". - Ты знаешь, каким может быть Пит Мелларк в ярости? Он не рассказывал тебе о том, что как он однажды в порыве гнева чуть не убил тебя?
Чувствую, как холодеет моя кровь.
- Замолчи… - шепчу я, но распалённый злостью и обидой на Пита Гейл не останавливается.
Сам того не понимая, Гейл сейчас для меня, для моей психики и для моих ещё нерождённых детей, куда опаснее даже трижды разгневанного мужа.
- Наш добрый Пит умеет быть хладнокровным, Китнисс. Расчётливым лжецом, который для достижения своей цели в два счёта может обвести вокруг пальца весь Панем. Здесь ему в гениальности не откажешь! Он уже делал это. И не раз. Прими это как данность, Китнисс, - твой добрый Пит, если припереть его к стенке, умеет убивать и словом, и ножом, и даже голыми руками, куда лучше меня.
Самое страшное во всём этом, что я понимаю: Гейл не врёт.
Но мне на это уже плевать.
Я чувствую, как внутри меня из-за моего нервного перенапряжения начинают довольно шустро двигаться дети. Подозрительно тянет низ живота. И это мне совсем не нравится. И тогда я, не придумываю ничего более умного, как последовать совету Пита и… на глазах изумлённого Гейла затыкаю уши и начинаю для верность громко петь всякую ерунду, чтобы наверняка больше не слышать его ужасных слов о моём муже.
========== 15. Чудовище ==========
М-да… Время всё-таки способно сильно изменить человека.
Время и власть.
Я смотрю на Гейла и отказываюсь верить, что у него хватило наглости прийти ко мне в пекарню, чтобы сообщить, что он хочет забрать Китнисс с собой. Похоже, головокружительная карьера в Капитолии и высокое положение всё же сильнее сказались на его самооценке, чем я думал.
- Китнисс должна быть свободной. Она имеет право быть счастливой. Тем более теперь, когда она не помнит ужасов прошлого, - убеждённо говорит Гейл. – Мелларк, неужели ты не понимаешь, насколько подло поступил с Китнисс, привязав её к себе новыми детьми?
Самое парадоксальное, что Гейл, похоже, и сам верит в то, что несёт. Парень явно утратил связь с реальным миром, возомнив, что вправе распоряжаться судьбами других людей. Вот так бесцеремонно вмешиваться в чужие семьи.
- Да что ты говоришь?! – язвлю я. – А с чего ты взял, что она несчастлива рядом со мной?
Хотторн, кажется, меня не слышит. Точнее – не хочет слышать.
- Китнисс сказала, что изначально осталась с тобой только из-за детей. Ты не дал ей забрать их с собой, когда она хотела уехать от тебя к матери. И ты сделал всё, чтобы она снова забеременела, чтобы окончательно привязать её к себе, - Гейл с презрением смотрит на меня.
- Она тебе прямо так всё и сказала? – меня одолевают сильные сомнения на счёт того, чтобы моя Китнисс подала всё это Хотторну именно под таким «соусом».
- Нет. Конечно, не совсем так прямо, но… Я не дурак и способен сопоставить элементарные вещи.
В том, что Хотторн «не дурак» я уже начинаю сильно сомневаться.
– Ты эгоист, Мелларк! – не успокаивается Гейл. - И всегда им был. Ты забрал у Китнисс шанс начать жизнь с «чистого» листа.
Стою на кухне, смотрю на Гейла и искренне поражаюсь тому бреду, что он несёт. Похоже, это не у Китнисс, а у этого парня провалы в памяти. Он что уже забыл, что нам с Китнисс пришлось вместе пережить. Забыл, что это он, а не я, оставил её здесь одну именно в тот момент, когда Китнисс сильнее всего нуждалась в поддержке близких.
- И когда она тебе это сказала? Сегодня в лесу? Поэтому моя жена вернулась домой такая расстроенная? – чувствую, как во мне закипает злоба. – Что ты ей наплёл, Хотторн? До тебя, что не доходит, что Китнисс сейчас нельзя волновать?! Не знаю, заметил ли ты, но она вообще-то беременна. Любое лишнее волнение может спровоцировать выкидыш.
Гейл поднимает на меня злой взгляд.
- Мелларк, а тебе не кажется, что Китнисс без этой нежеланной беременности была бы куда счастливей? И, главное – свободней. От тебя.
Чувствую, как в моих висках начинает бешено пульсировать кровь. Мой пульс откровенно зашкаливает.
Тук – тук – тук!
Да как он смеет желать смерти моим детям?!
Тук – тук – тук!
- Уж извини за прямоту, Мелларк, но нам нет смысла изображать дружбу там, где её никогда особо и не было. Мы всегда были соперниками. Если бы не эта беременность, уверен, мне бы удалось убедить Китнисс уехать со мной… - гнёт свою линию самоуверенный Гейл.
Тут – тук – тук!
Воображение художника тут же «услужливо» рисует мне яркие блестящие образы: Гейл и Китнисс на опушке леса. Он притягивает к себе мою жену, целует. Она смеётся. Руки Гейла тянутся к застёжке её платья. Хотторн проводит рукой по её округлому животу…
Тут – тук – тук!
Я уже не слышу, что говорит Хотторн. Вспышка и череда ярких, кошмарных, блестящих образов заполоняют моё сознание. Образов, в которых моя Китнисс, носящая под сердцем моих детей, отдаётся Гейлу. Образов, в которых Гейл, всё ещё держа в своих объятьях мою Китнисс, с размаху бьёт кулаком в её живот…
Тук – тук – тук.
***
