Он отвернулся и посмотрел на Марию. Она лежала на правом боку, так и вытянув вперед руку с револьвером. Почти по стойке «смирно». И фуражка бойца Красной Армии Китая не свалилась с ее головы.
— Я предчувствовала такое… — сказала Фатима Обилич. — Только честно скажу, не знала точно — от кого… Бронежилет не лишняя вещь…
— Да, — кивнул Страхов. — Даже для богини… А я его, представь себе, не заметил.
— Да, даже для богини. — Супераутсорсер вздохнула и выдохнула со стоном. — Больно бьет… Бедная девочка.
— Но ты-то позволишь мне уложить ее в «заморозку»… — Страхов остро посмотрел на нее.
— Тридцать процентов вопроса, семьдесят процентов приказа, — мягко усмехнулась богиня. — Это лишнее. Это — простой стингер.
Она раскрыла ладонь и показала Страхову «ракушку» парализатора:
— Дро скоро очнется, и я дам ей воды. Бедная девочка… С ней придется поработать.
— Ты все слышала? — спросил Страхов. — Или была без сознания?
— Шок был, да, — кивнула богиня. — Некоторое время я не помню. Помню что-то про Че Гевару, и еще она сказала про Христа… — Взгляд богини прояснился, она посмотрела на Страхова как-то так, с восхищением. — И она сказала тебе свое имя! Какая честь!
— Ты вовремя успела, — констатировал Страхов, почувствовав легкий холодок.
Силы возвращались к богине. Слегка пошатываясь, она сделала пару шагов вперед, нагнулась, забрала из руки девушки оружие, а потом опустилась на колени, тронула девушку и уложила на спину.
— Александр, не исключено, что она права, — спокойно сказала богиня аутсорсинга. — Может быть, во всем действительно виновата я. Не исключено. Поэтому больше ничего не остается…
— Ты хочешь проверить, виновата ты или нет? — Страхов тут же пожалел, что задал этот вопрос.
Фатима Обилич не ответила. Она поднялась, повернулась к Страхову и сказала:
— Тебе пора.
Страхов кивнул, обошел ее и сам опустился на колени, чтобы поднять девушку Марию и отнести ее в вертолет.
— Не надо! Не трогай! — велела богиня. — Мы остаемся здесь. Ты летишь один. Этот вертолет и есть «изолятор». Программа автопилота активирована…
Страхов оставил Марию, поднялся и посмотрел на богиню. В душу лезло дурное предчувствие.
— Не беспокойся, — сказала богиня, двинувшись к нему навстречу. — Я вызову корпоративный транспорт, нас заберут… Раздевайся.
Он все понял и пошел к капсуле.
— А куда одежду… — кстати спросил он.
— Я заберу, оставляй прямо здесь, на земле, — сказала богиня. — Тебе понравилась одежда? Как я подобрала?
— У тебя отличный вкус, — сказал Страхов, уже освобождаясь от футболки. — Жаль… Я бы еще поносил.
Он развесил одежку на веточках сосны, поежился под ветерком и полез в капсулу.
— Как насчет репеллента? — спросил он, устроившись.
— Мертвецам репелленты ни к чему, — сказала богиня, глядя на него сверху, с высоты сосновых крон.
Оказывается, предчувствие не подвело. Страхов снова поежился и вздохнул, пытаясь унять забившееся сердце.
— Не бойся, — успокоила его богиня. — Так всегда делается. Мембрана зоны — другая, там индикаторы нарушения периметра реагируют на все живые теплокровные объекты… Скафандр не поможет. Все равно включится жесткое поле. Понимаешь?
— Понимаю, — ответил Страхов и действительно успокоился: становится мертвецом уже входило в привычку. — Все зараженные доставляются в зону на «изоляторе» в мертвом виде.
— Точно! — подтвердила богиня.
— А кто сказал, что их там оживляют? — резонно поинтересовался Страхов.
— Я не знаю, что там с ними делают, но знаю точно, что в мире Равновесия, здесь на Земле, никого не убивают, — с чувством сказала богиня. — А я знаю бэкграунд Равновесия.
— Я тебе доверяю, — второй раз успокоился Страхов.
— Доверяешь, но не веришь? — улыбнулась богиня почти так же, как улыбалась Дрозофила.
— Вера — это то же, что Рай, — улыбнулся в ответ Страхов. — Хочется, чтобы она была там, куда когда-нибудь попадешь… Слушай, Фати, я мерзну. Давай уже!
Как будто тучка зашла на солнце: Фатима Обилич нахмурилась, что-то сделала рукой и перед глазами Страхова появился пистолет без марки, какой-то суперпистолет.
Страхову он не понравился.
— Не надо Фати, — сказал он. — Возьми старый добрый наган товарища Мао, мне он почти как друг.
Брови богини приподнялись, но суперпистолет она сразу убрала.
— Он же так больно бьет! — удивилась она.
— Бьет — значит, любит, — пошутил Страхов. — Давай!
Богиня на несколько мгновений исчезла и появилась снова — с наганом в правой руке.
— Тяжелый… — сказала она.
— Давай! — снова скомандовал Страхов.
Богиня неловко взвела курок.
Страхов подумал, что ей надо помочь.
— Фати, поцелуй меня перед смертью, — попросил он.
Револьвер на миг оцепенел в руке богини, она опустила руку, приблизилась к Страхову, посмотрела ему в глаза.
«Какая женщина!.. Только губы слишком жесткие и сухие… — подумал Страхов. — Этот сюжет счастливым поцелуем не кончится — точно!»
— Удачи тебе, Александр Македонский, великий завоеватель реальности. Не пропадай, — тихо сказала она и поцеловала его в губы.
Он запомнил ее поцелуй, ее жесткие и сухие губы, а выстрела в сердце совсем не запомнил.
Часть третья. МЕДНАЯ ТЫСЯЧА и ЭМИГРАЦИЯ В «ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ»
Часть третья
МЕДНАЯ ТЫСЯЧА
и
ЭМИГРАЦИЯ В «ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ»
Долго ли, коротко ли взгляд Страхова гулял по волнистой текстуре досок потолка прежде, чем он осознал, что открыл глаза сразу, как проснулся. Он сразу перешел из сна в явь, не анализируя сновидений. Не собрался — и проскочил мимо. Первая отчетливая гипотеза была: нельзя так часто нырять в криопаузу и становится трупом — это вредно для здоровья. Утрачиваются важные навыки…
Но, похоже, сна как такового не было. Помнилось полное ничто, вроде комы. Без сновидений. Значит, в эту ночь он ничего не заработал на личном продакт плейсменте.
Времени он тоже не чувствовал… Вместо этого было предчувствие, что времени нет и больше не будет.
Над ним был только этот умиротворяющий волнистый, высокоэкологичный узор на досках потолка. Очень дорогая текстура! Такой же узор, какой он видел в детстве, просыпаясь летом в том доме. Точно такой же!
«Вот я и сделал реальность» — без испуга и без восторга подумал он и почувствовал приятную опустошенность, что возникает при достижении цели, теряющей от ее достижения живой смысл.
— Добро пожаловать в новую русскую зону, — услышал он мягкий мужской голос, тон которого желал мира и добра.
Тело Страхова, как могло, ощупало обволакивавшее его пространство, идентифицируя его как мягкую, очень комфортную постель. Взгляд спустился вниз и проскользнул в сторону стоп по одеялу, заправленному в белый полотняный, практически антикварного производства пододеяльник с ромбическим вырезом посредине. Таких уже лет тридцать не было на свете. Одеяло в пододеяльнике упиралось вдали, как море в горы, в никелированный щит-решетку еще более антикварной кровати. Щит выглядел как новенький. Это была точно такая же кровать. Как в детстве. Значит, дело не в уровне инфо-доступа.
Страхов повернул голову и увидел сумрачный объем небольшой комнаты деревенского, судя по внутренней обстановке и отделке, дома времен былых, давно ушедших… вернее, оборвавшихся в равновесное одночасье.
У другой длинной стены стояла еще одна такая же кровать с панцирной сеткой и никелированными щитами, застеленная.
У одной короткой стены, позади Страхова, стоял старый, но очень новый платяной шкаф, а у другой короткой стены с зашторенным окном, стояли по обе стороны от него два старых, дизайна эдак годов шестидесятых, производства эдак советской Мебельной фабрики №13, но очень новых, судя по ярко-зеленой буклированной обивке, кресла. В одном из этих кресел сидел пожилой, но спортивно подтянутый человек лет семидесяти. Его было хорошо видно, как и всю обстановку комнаты, поскольку легкая ситцевая занавеска в цветочек ярко светилась под напором утренних — явно утренних! — лучей солнца.
