В самом Доме их разместили в соответствии с заданной установкой: братьев вместе, ину Та-Эль — отдельно от них и в другом секторе. Денгиль, который был здесь свой человек, наезжал и без особых дел, «на книжечки посмотреть», и на заседания Советов Девяти, подобные нынешнему, — ныне водил брата по Секторам. В Гимнастическом пофехтовали на рапирах; в Библиотечном порылись в арабских и персидских манускриптах; спускались в Сокровищницу и на подземные, ремесленные ярусы, отчего у Стагира пять часов кряду рябило в глазах, першило в горле и бухало в виски точно кузнечным молотом. Эпицентром их блужданий были три смежные комнаты в Легенском Секторе. Однако дверь была заложена изнутри на щеколду, а в коридоре двое стратенов перманентно сражались в маджонг.
В день, когда, наконец, легены из жилого сектора перешли в главный зал (ибо чрезвычайное заседание традиционно завершалось перед лицом Тергов и как бы скреплялось их немым присутствием), Денгиль не выдержал.
— Ты ведь знаешь, Стагир, что на советах я имею право наблюдения и соучастия. Всё же тут моя страна и моя власть. Ты таким правом не обладаешь, хотя у себя в стране ты, конечно, сила. Но один я сейчас боюсь идти. Пойдем вместе?
— Конечно.
Среди низкого леса беломраморных колонн Денгиль отыскал дубовую скамью, сел, пытаясь не скрипнуть, и потянул к себе брата.
Высокие кресла Девяти расположились прямо на мозаичной площадке у ног Тергов, что указывало на особую торжественность случая. Кардинена замыкала круг; из-за высокой спинки кресла виднелась гладкая светлая голова и подол длинного густо-алого платья. На фоне странного узора мозаики — угольно-черный по темно-серому, как пятна на шкуре черной пантеры, — этот красный цвет прямо-таки пылал. И надо всем царило каменное лицо Мужчины, язвительное, трагическое и страстное.
Все говорили спокойно, вполголоса, и именно это настораживало: Денгиль знал, что такая манера — если учесть несравненную психологическую выучку людей Оддисены — знаменует собой пик наивысшего напряжения. Он перегнулся вперед, вслушиваясь.
— Из-за двоих людей вы несравненно осложнили существование тысяч. Боевые отряды, конечно, не полностью себя демаскировали: но у стратенов из охраны президента страны и вашей собственной были контакты, друзья, семьи, в конце концов. Все это пришлось спешно выводить из-под удара и объявлять весь Эдин зоной молчания, — философствовал Сейхр нудным голосом. — С Лесом дела не так пока печальны, но в этом нет вашей заслуги.
— Велика беда — зарыться в землю до поры и без нужды не возникать, — тихо рявкнул Маллор. — В былые времена только в таком режиме и работали. А вот что эдинская часть Братства стала уязвима — это скверно. Всю свою историю мы были охотниками, а не дичью, потому что стояли если не над, то между схватками…
Тут Эррат, с ее безупречным чувством стиля во всем, сморщила нос:
— Мы ведь не в родильном доме, Маллор-ини.
— Однако искусство повивальных бабок, иначе маевтика, нам бы нынче пригодилось, — шепотом отбрил ее Имран.
— А теперь вместо худого мира родилась добрая война. И как следствие — нарушение политического равновесия в Эдинере, а потом заваруха в стране Лэн. Правительства могут быть и разные, но Братство во всем Динане одно и то же, — завершил Маллор, не обращая никакого внимания на возникшую у него в тылах перепалку.
— Вы имеете в виду, что мирное сосуществование Братства с Эдинером и свобода его действий стоят гибели послов? — вежливо отпарировала Кардинена.
— Гибели? — переспросил Керг. — Но это маловероятно. Сразу же по его приезде мы допросили Стагир-хана…
— Браво юристу! «Допросили». А проделать то же с нашим общим коллегой Имраном не посмели или недосуг было?
— Вы правы, госпожа Кардинена, — Имран кивнул, поигрывая самопиской. — Эроская Оддисена, в которой варится наш любезный Стагир, вне своей сферы компетентности бывает поразительно наивна. Сказывается самоизоляция. У меня есть неоспоримые доказательства того, что задуманный Марэмом Гальденом межправительственный шантаж мог бы плохо отразиться на своем двойном, так сказать, субъекте.
— Странно, что вы приберегали эти доказательства до сегодняшнего момента, В качестве неожиданного контраргумента? — недовольно комментировал Шегельд.
— Да нет, просто как свежую, так сказать, новорожденную истину.
— И всё равно: не стоило нашей протеже бить во все колокола. Освободить послов можно было бы позже и без такой… зрелищности.
— Следующая сдача козырей ваша, Арно-ини, — дружелюбно ответила Кардинена. — А то, может быть, переиграем заново? Отправим эросцев ко двору Марэма-ини, сами займем исходные позиции…
— Хватит изощряться в остроумии, — хладнокровно перебил ее Карен. Обвел всех холодным взглядом: Денгиля тоже задело, и ему показалось, что этот гладкокожий молодец вяжет всех легенов, и его, и Та-Эль со Стагиром — в один тугой узел.
— Подытожу на правах старшего. На востоке мы имеем Эдинер, который на глазах обращается в кипящий котел, грозящий опрокинуться и на довольно-таки слабое местное Братство, и на Лэн. На западе — Эроский каганат, который имеет в Горной Стране свои интересы. Его собственное Братство локализовалось и фактически огосударствлено, так что, пожалуй, не явится сдерживающим фактором, буде его шах шахов ввяжется в столкновение. Если, кстати, мы заручимся помощью Эро ради наших, лэнских целей, то лишь за дорогую плату — настолько дорогую, что она обесценит услугу. А после того, как наш Лэн будет раздавлен и поглощен одной из приграничных с ним сил, что может предотвратить конфликт этих двух государств и спасти Великий Динан от эроской вассальной зависимости? И все из-за того, что ина Та-Эль Кардинена по причине своего высокоблагородства не пожелала опозорить свою державу.
Она подняла руку для возражения. Но тут сорвало с места Денгиля.
— Простите за вмешательство, уважаемые легены, — веско произнес он. — Ничтожный доман готов за него ответить, когда выскажется. Ина Кардинена жена мне перед Богом и делит со мной ту честь и то положение, которое я завоевал в Лэнском Братстве. Если домана Денгиля называют владетелем гор, то и супругу его — так же. Устранив ее — устраните обоих и получите накануне большой войны пустоту в горной части Братства, войско стратенов, которое не будет подчиняться ни Маллору, ни Карену, ни Эррат, хоть они и легены «Лэнского Круга». Я не угрожаю, а только объясняю.
— И меня выслушайте. Я младший брат Даниля, правая рука Таир-шаха, ухо его отца и один из высших начальников эроского Братства. Сам же Таир-шах, избранный наследник шаха шахов Саира, ждет меня и Кардинену на подступах к дому Тергов. Только он и я — мы двое в силах обернуть лицо наших верховных к Лэну. А что до цены этого — не спорьте о цвете и запахе помощи, когда в ней нуждаетесь! Когда вам протягивают руку дружбы, не кладите туда монету! Ина Кардинена — друг. Если вы причините зло ей и моему второму отцу, не ждите ничего доброго и от моей земли.
— Какая трогательная семейственность, — съязвил Имран. Все лица повернулись к братьям — легены чуть улыбались, Та-Эль привстала с сиденья, глаза у нее сделались абсолютно синие. «Нет, на ней не то исподнее платье, которое мы по шву резали, — подумал Стагир. — Покрой иной, шире; да и ткань драгоценнее». «Что такое? Я же с ней пустым силтом обручился», — Денгиль в смятении чувств и разума смотрел на открытый перстень. Там не было камня, а теперь отчетливо виделся ему: голубовато-белый, непревзойденный по игре и чистоте воды. Сириус было имя ему у Лэнских Братьев.
И тут отверзла свои уста Эррат, и первое же слово этого Legenus elegantiarum припечатало всех к месту ужасающим диссонансом.
— Мужики, — сказала она. — Вы двое, может, хоть сейчас врубились, кого вы, строго говоря, защищаете?
Бусина двадцать третья. Адуляр
Пятеро стояли у широкого ручья и мерили взглядом осеннюю воду, подмывающую топкий берег. Янтарная влага была чиста, глубока и с силой завихрялась вокруг шестов, отмечающих линию переправы.
— Непременно надо туда лезть? — поежилась Зальфи. — Омываться?
— Непременно, иначе деревенские как своих не примут, — с важным видом сказала Тэйни. Она, как и обе легенские дамы, оделась в парусиновую робу и штаны, грубые башмаки и шляпу-накомарник. Денгиль щеголял в застиранной джинсовой паре и полусапожках, видавших всякие виды. Одна Хрейя была наряжена с намеком на праздник: в расшитую крестом и блестками белую сорочку и голубые вельветовые брючки пузырем. Гнус на нее отчего-то не покушался.
— Это здесь болото было четыре века назад? — поинтересовалвсь Диамис.
— Болото есть и сейчас, но дальше к востоку. А тут вся вода собралась в одну струю и промыла себе русло через торфяники.
