— Какая милая пара, — с умилением заметила я.
— Но что-то с ней все равно не так… — пробормотал Алекс. Спорить я не стала. Тем более сейчас это было уже неактуально. Алия, попрощавшись и заявив, что ее такси прибыло, потопала к выходу из аэропорта, а к нам на крейсерской скорости приближался Богдан.
Полина Казакова
Это случается реже, чем солнечное затмение в январе, но все же случается: у меня портится настроение, я начинаю злиться и психовать. Как говорит Ева, становлюсь невыносима. Нет, не так чтобы очень, просто из милой и терпеливой девушки на время превращаюсь в истеричку с комплексом бога, жаждущую устроить холокост. Неприятно, конечно, но в свое оправдание скажу, что длится это недолго. Я вообще очень отходчивая! Три минуты на взводе и все: меня отпускает. Блин, неужели нельзя эти три минуты как-нибудь перетерпеть?!
В город мы прилетели рано утром, и это уже должно было предупредить Богдана, что ко мне следует подходить осторожно, на цыпочках и желательно с подветренной стороны. Блин, чувак! Ты встречаешься с девушкой, чье утро по умолчанию может быть добрым, только если оно начинается в половине первого дня! С девушкой, которая до полудня выглядит как помесь кролика-альбиноса, пережившего центрифугу, и безумного Шляпника. Так какого же белого пушного зверя ты набрасываешься на меня с воплями счастья и пытаешься задушить в ребродробительных объятиях?! Я из-за тебя выпустила сумку из рук, а там, между прочим, один дебил спрятал треть динозавра. Знаешь, как больно, когда доисторическая кость падает на большой пальчик левой ноги?! И ведь я еще сдержалась: назвала тебя «слоником, идиотиком и в перспективе — калечкой», а не теми словами, которые пришли на ум первыми. И здесь ты должен был понять, что это — уже второй знак. Практически шлагбаум на твоем пути дальнейших приставаний и попыток загрузить мой уставший мозг несвоевременно поданной информацией.
Но ты не понял. Наоборот! Яростно сверкая глазами и сбиваясь от возбуждения, ты стал втирать мне что-то про отца. Богдан! Я только с третьей попытки поняла, что он жив, здоров и весел, а твоя речь не сводится к поездке в морг для опознания трупа! Да я чуть не поседела, пока ты говорил!
А этот неожиданный цветной «сюрприз»?! Нет, Соколов, я правда рада, что с папаней моим вы сдружились. Я даже согласна была слушать твою дикую оду радости на тему: «Я уважаю его, я уважаю твою мать и вообще: вы все заслуживаете уважения!» Серьезно: меня проняло. Первый раз сплю с таким уважительным молодым человеком. Но это…
— Тебе нравится?! — с улыбкой широкой, как белорусский фронт, спросил ты, задирая футболку. — Творение твоего отца и мой первый эксперимент. Не думал, что она получится такой большой, но ведь правда — красиво?
— Это, наверное, было очень больно… — прошептала Ева, малость обалдевшая от демонстрации.
— Мужчина должен уметь терпеть боль! — категорично ответил ты.
— А инфекцию занести не боишься? — с кривой ухмылкой уточнил заклинатель.
— Нет! — бросил ты и добавил куда тише: — Но прививку от столбняка на всякий случай сделал…
Вот на этом месте меня и прорвало. Во-первых, у меня отец — хирург! Ты правда думаешь, что он забыл о дезинфекции? А во-вторых — на хрена?! На хрена ты пошел у него на поводу? У тебя что, совсем нет собственного достоинства? Тебе едва знакомый, стремный даже на мой искушенный взгляд мужик ростом с полярного медведя предлагает сделать тату на груди, а ты и рад? И ладно бы тигра какого-нибудь наколол — это я бы еще поняла, но символ, мять ее, медицины?! Зеленая змея вокруг чаши, как завещал дедуля Парацельс, да практически в натуральную величину — лучший вариант татуировки для моего парня? А эти мелкие буковки внизу: «Казакова навсегда»?! Богдан, ты мне сам не так давно мозг выел тирадой о том, что после свадьбы жена должна взять фамилию мужа (а не как Ядвига оставаться при своей). Так какого же ты, поборник патриархата, позволил моему папаше (о, я еще выскажу ему все, что думаю о его идее!) навсегда пропечатать егофамилию на твоей груди?!
В общем, не надо было, наверное, так орать. Но я хотела спать, у меня болел палец, еще и ты по-крупному налажал. Вот я и вспылила! Ненадолго — всего минуты на три. Но тебе, похоже, хватило…
Я даже не успела сообразить, в какой момент твое лицо вдруг перекосилось от ярости, а голос наполнился нотками желчи и стали. Ты, всегда такой податливый, вдумчивый и спокойный, вдруг преобразился, становясь колючим и властным. Я не узнавала тебя в тот миг — поджатые губы, сведенные брови, глаза-щелочки. От тебя веяло гневом и такой животной мощью, что мне стало не по себе. Да, Богдан, я испугалась! Не тебя, конечно, нет. В тот момент ты казался мне желаннее, чем когда-либо. Я хотела броситься на тебя, прижаться всем телом, обвить ногами, впиться в губы поцелуем… Но я знала, что этому не суждено случиться. И от этого понимания становилось трудно дышать.
Наверное, правду говорят, что не узнаешь, как сильно любишь, пока не потеряешь. Когда ты почти швырнул рюкзак к моим ногам и сказал то, что еще несколько дней набатом звучало в моих ушах, я впервые осознала, какой важной частью моей жизни ты успел стать. А когда ты развернулся и ушел, я поняла, что просто не могу взять и вырвать тебя из сердца. Не могу смириться и забыть. Но прокричать тебе это вслед мне не удалось: горло сжало словно тисками, на глазах выступили слезы, которых там не было, кажется, с начала времен, а ты… даже ни разу не обернулся.
Как ты мог не обернуться?!
В себя я пришла только на полпути домой. Мы с Евой сидели на заднем сиденье в такси, она держала меня за руку и что-то говорила тихим успокаивающим голосом. Я медленно повернула к ней лицо, сконцентрировала взгляд на переносице и выдала:
— Кажется, я только что совершила глупость.
Ева кивнула со скорбным и несчастным лицом.
— Я рассталась с Богданом, — продолжила глухим голосом.
Ведьма склонила голову:
— Да, дорогая, такое случается. Что ты теперь намерена делать?
Мои брови сами собой поползли вверх.
— Как это «что»? — буркнула, вырывая ладонь из ее пальцев. — Возвращать его, конечно!
Подруга подняла на меня любопытные глаза:
— А как?
— Понятия не имею, — призналась с некоторым даже воодушевлением. — Черт! От меня ведь еще никогда никто не уходил… ну то есть против моей воли…
— А как же Иван?
— Я тебя умоляю! Ты сама говорила, что я заморила его голодом. Странно, что он вообще своими ногами ушел, — и добавила, резко выпрямляясь на сиденье: — Ева, мне нужна твоя помощь!
