– Ох ты ж, Угоднички, – фыркнул он. – Как же я так неловко? Пора завязываться с выпивкой, совсем руки непослушные.
Возникла долгая пауза, а потом Эрик спокойно произнес:
– Сколько?
– Удиви меня.
Похоже, ему выписали чек, и Уилборт присвистнул:
– А ты, мой мальчик, щедрее Валентина и его дочери…
Вдруг я заметила, что очень сильно стискиваю влажными пальцами запястье Влада. Он мягко освободился, положил руку мне на затылок и заставил прижаться лбом к его груди. Мне разрешили спрятаться от уродливой реальности.
Позже, когда мы выбрались из шкафа и разошлись по комнатам, то, лежа без сна в холодной влажной постели, на простынях, пахнущих лавандовым щелоком, я следила за изменчивыми теневыми узорами от дерева, танцующими на стене. В тишине вдруг раздался голос Влада, такой четкий и близкий, точно нас не разделяла дверь:
– Ты отличалась от них. Ты могла позволить себе не носить никаких масок. Такая, какая есть, честная с собой и с окружающим миром, ни унции подлости. То, как ты с небрежной улыбкой швыряла людям в лицо правду, вызывало восхищение.
– Ты говорил, что я была непереносимо скучна.
– Я соврал.
– Зачем?
Он промолчал. Приподнявшись на локтях, я чуть подалась в сторону закрытой двери и снова повторила:
– Зачем, Влад?
– Потому что оставить тебя – было самым правильным поступком за всю мою жизнь.
Мое сердце совершило непростительное сальто.
– Спи, – добавил он, давая понять, что разговор окончен.
Откинувшись на подушки, я натянула до подбородка одеяло.
Влад не догадывался, как сильно ошибался. Лицо капризной, прямолинейной наследницы тоже являлось маской.
Скрывавшей меня.
* * *
…Я снова прячусь в шкафу для бумаг в папином кабинете. Чтобы увидеть комнату, мне приходится стоять на стульчике, давным-давно припрятанном под полками. Я тянусь, смотрю сквозь щелку. Внутри очень душно и тесно, я ловлю тонкую струйку прохладного свежего воздуха.
Папа задумчив. Он встает с кресла, выходит из-за стола. Из своего убежища я вижу, как он приближается к большому фикусу в широком горшке. В доме холодно, цветы растут плохо и быстро умирают, зачастую даже не успев окрепнуть, но этот разлапистый великан с длинными острыми листьями выглядит на редкость здоровым.
Папа протягивает палец, воздух разрезает голубоватая вспышка, и на моих глазах на ветке, вообще-то не рожденной для цветения, появляется удивительной красоты ярко-алый бутон. Он стремительно раскрывает нежные бархатные лепестки.
– Выходи, воробышек. – Папа не оборачивается. – Я знаю, что засела в шкафу.
Выбираться из убежища, оказавшись пойманной с поличным, стыдно, но любопытство побеждает неловкость. Я выхожу из душного, пахнущего пылью и чернилами нутра и бросаюсь к фикусу. Ярко-алый цветок испускает изысканный аромат, похожий на мамины благовония из лавки экзотических ароматов.
– Почему ты никогда не говорил, что так умеешь? – выдыхаю я и задираю голову, чтобы посмотреть в папино доброе лицо с едва заметной сеточкой морщинок возле глаз.
– Потому что, воробышек, уметь делать так – это неправильно и уродливо, – говорит он. – Мы Вишневские, в нас течет древняя кровь, и на наших плечах лежит огромная ответственность перед королевством, так что мы не имеем право на изъян.
– Изъян? – повторяю я тихо. Какое некрасивое, непростительное слово!
Ко мне приходит понимание, что вряд ли я признаюсь ему в своем дефекте. Скрою, что когда дотрагиваюсь до его или маминой руки, то вижу события, происходившие с нами много дней назад. Если папа узнает о моем изъяне, то наверняка разлюбит меня…
– Анна! – голос Кастана вернул меня из нахлынувшего воспоминания в реальность, где в гостиной приглашенный маг Его Высочества готовился к ритуалу. Приготовления были нехитрые, но они заставили всю семью Вишневских следить за действиями необычного визитера с пристальным вниманием, ведь маг в доме – это событие экстраординарное. Пришла даже помощница тетушки Кло, а Уилборт, несмотря на то, что выглядел страшно помятым и больным, сохранял вызывавшую всякое уважением трезвость.
– Могу я с тобой поговорить? – Судебный заступник скосил глаза на моих родственников. – Наедине.
Едва мы оказались в отцовском кабинете, где еще поутру убрали осколки разбитой шкатулки, точно ее никогда и не было, Кастан перестал изображать светскую любезность.
– Как ты согласилась на такое чудовищное унижение?
– Унижение? – Я непонимающе покачала головой. – Кастан, унизительно стоять перед толпой мужиков в одном исподнем и следить, как за тебя торгуются, точно за корову. Унизительно, когда твой бывший возлюбленный заявляет, что ты была настолько скучна, что он едва не свернул челюсть, зевая в твоем обществе. А в том, чтобы позволить себе разрезать ладонь и доказать, что являешься наследницей огромного состояния, я не вижу ничего унизительного. Только так я смогу стать хозяйкой в этом доме и потребовать оплаты счетов.
– Святые Угодники, Анна, – процедил Кастан, – о чем ты толкуешь? Какие еще счета?
– Отец умер не сам. В ту ночь рядом с ним находился человек. Возможно, он просто не дал ему снадобья, а возможно, и помог отправиться на небесное облако по солнечной дороге. Я обязана узнать, что случилось той ночью, и наказать виновного, кем бы он ни являлся.
– Анна, ты меня пугаешь! Дознавателями доказано, что Валентина хватил удар. Ты не помнишь, но он всегда страдал плохим кровотоком, а в ту ночь началась страшная гроза. Скорее всего, убийцей стала именно плохая погода. – В лице лучшего друга светилась жалость. – Мне жаль разочаровывать тебя, Анна, но в его смерти нет ничего подозрительного. И как бы тебе ни хотелось верить в обратное, определенно, он был один в тот вечер.
– Ты принимаешь меня за сумасшедшую? – вспылила я. – Я прослушала следящий кристалл, который он установил в кабинете за пару месяцев до смерти. Так что, Кастан, определенно, он не был один в тот вечер. Кроме того, сейчас этот человек сидит в соседней комнате и спокойно следит, как маг готовит ритуал. Он не имеет права находиться в моем доме.
В сердцах я даже ткнула пальцем в сторону кабинетной двери, неожиданно раскрывшейся и явившей нам Влада. С ленивой улыбкой он поднял руки, точно сдаваясь стражам.
– Не хочу прерывать вашего уединения, но семья ждала, что на правах жениха я ворвусь в кабинет и устрою кулачный бой, – произнес он. – Как считаете, суним Стомма, мне стоит вас разок ударить?
