Они вышли на парковку, и Герман остановился перед красивым чёрным автомобилем. Машина была новой и явно не из дешёвых. Высокая, с широкими окнами, хромированным бампером, под большими круглыми фарами блестели клаксоны, а на капоте красовалась фигурка рыси. Руперт не смог бы позволить себе такое авто.
— Сменили машину? — спросил младший Свивер, пока старик искал по карманам ключи.
— О да! Господин Райан купил её два года назад, — вновь оживился дворецкий. — Что интересно, здесь единая электрическая система. Повернул ключ, и нá тебе: зажигание, стартер и свет! Очень удобно, хоть я и долго привыкал. В двигателе восемь цилиндров, семьдесят пять лошадиных сил. Целый табун! При желании можно разогнаться до ста километров в час, но у меня уже не те рефлексы, я не рискну. Господин Райан оставил её мне…
«Неужели даже завещание составил? Не старый ведь был», — подумал Руп и молча сел на пассажирское место.
— У вас так мало с собой вещей, — произнёс Герман, когда Руперт небрежно кинул свой портфель на заднее сиденье, — неужели не планируете задержаться?
— Честно говоря, не знаю. Остальные вещи я оставил на хранении у транспортной компании, одна телеграмма, и они привезут их.
Он до сих пор не знал, сможет ли оставаться в родном доме, вот и не стал всё тащить с собой через границу.
Они въехали в город, и небо вновь затянуло тучами. Так было почти всегда — западный ветер гнал в залив влажный морской воздух, а горная гряда на востоке не пропускала его вглубь перешейка, воздушные массы остывали и то, что не выпало снегом в горах, чёрной тучей спускалось к Альгриду.
Город, в отличие от погоды, изменился сильно: появилось много новых жилых домов и даже улиц, тут и там на столичный манер открылись небольшие универсамы, скверы стали куда опрятнее, а старые постройки отреставрировали. Ближе к центру улицы становились у́же, а асфальт сменялся брусчаткой. Некоторые здания, которые Руперт хорошо помнил исчезли, а на их месте появились другие. Вместо типографии стоял кинотеатр, на месте школы резьбы по дереву выросли жилые дома, а храм имени Святого Юстиниана исчез, уступив место красивому скверу, оформленному топиаром из кипарисов. Все эти перемены были единственными следами Второй Рельской войны. Альгрид исцелился.
— Остановите здесь, — произнёс Руперт, когда они проезжали мимо рынка.
Выйдя из машины, Руп сразу же уловил аромат свежей выпечки и пряностей. Тут и там покупатели спорили с продавцами о ценах, торговцы нахваливали свои ткани, приезжие пробовали традиционную грушевую настойку, пожилой усач запоздало выставлял туфли на прилавок, а уличный музыкант звенел губной гармошкой.
Руперт направился в самый центр рынка, миновал фруктово-ореховую палатку, обошёл стол со специями, протиснулся мимо мясного прилавка, мимоходом купил папиросы, обогнул стойку со шляпами и наконец остановился у цветочной лавки.
— Господин… Руперт… — послышался запыхавшийся голос Германа. — Помедленней, пожалуйста…
— Ох, я и не подумал, что вы пойдёте за мной, извините. Отдышитесь пока.
«Сидел бы, старик».
— Хотите купить цветов?
— Да, сперва заедем на кладбище.
Выбирал Руперт долго. Он хотел взять самые качественные букеты, что были у цветочницы, но ещё дольше он вспоминал. За годы отсутствия младший Свивер совсем позабыл, с чем обычно ходил на кладбище и что покойникам нравилось при жизни.
Долгая возня Руперта хотя бы помогла Герману перевести дух. Набрав целую охапку из пяти букетов, они вернулись к машине.
Кладбище совсем не изменилось, всё тот же кованный забор, высокие прямые сосны и низкий кривой можжевельник. Над дальними могилами висела дымка тумана, а тишину нарушал лишь ритмичный стук дятла.
Руперт быстро отыскал нужный участок. Вспоминать дорогу не пришлось — склеп прадеда всегда выделялся на фоне простых надгробий. Руп направился мимо калиток, миновал ряды старых могил и остановился перед оградой из декоративного камня. Формируя арку, над входом протянулась кованая надпись «Свиверы». Руперт снял шляпу и повесил на один из столбцов, он сдвинул засов, толкнул калитку и вошёл под скрип старых петель.
Младший из Свиверов аккуратно уложил цветы на столик и взглянул на прадедовский склеп. В детстве мрачное гранитное сооружение с конусовидной крышей пугало Рупа, он даже никогда не был внутри.
Взяв букет чёрных роз, Руперт перешагнул разом все три ступеньки и потянул дверь на себя. Внутри небольшого квадратного помещения было темно, точно в самой могиле, в центре стоял полуметровый постамент, а на нём — широкий мраморный гроб на двоих. В углах зала располагались ниши, где, стояли подсвечники, какие-то урны — Руп лишь знал, что в одной из них хранился прах бабушкиной собаки. В глиняных горшках стояли давно увядшие цветы, рядом с ними лежали старинные вещи, от местами ржавой броши и разбитых карманных часов до чьего-то пенсне и богато украшенного кинжала. Как и ожидалось, страх детства оказался необоснованным, ничего пугающего в этом месте не было. Совсем.
Рупер положил букет на гладкую каменную крышку и пошёл по углам зала, зажигая свечи. Младший Свивер никогда не видел прабабушку с прадедушкой, но он очень много слышал о них. В основном от отца. Именно Альберт Свивер переехал в Альгрид и открыл дело, которое сделало его семью состоятельной. Своим положением все его немногочисленные отпрыски были обязаны только ему. О прабабке Руп слышал меньше, он помнил лишь то, что Беллатриса не выдержала смерти мужа и на следующий же день добровольно последовала за ним.
Руперт ещё раз окинул взглядом каменный гроб и вышел.
Герман сидел на лавочке и молча смотрел на новый постамент. Руп не стал спешить, он по очереди брал букеты и раскладывал их по могилам. Пионы с герберами он положил бабушке, деду достались гвоздики и антриумы, маме её любимые белые розы, отцу были вручены ирисы — почему-то именно их принесли тогда на похороны. Какие цветы клали после, Руп не знал, ведь Райан выгнал брата на следующий же день. Выставил за дверь шестнадцатилетнего парня в том, что на нём было. Благо у младшего Свивера был друг, у которого он смог на время остановиться.
Руперт подошёл к могиле брата. В отличие от остальных членов семьи, камень ему поставили светлый, а вот цоколя пока не было, цветы с похорон ещё не завяли, а новые Руп и не собирался приносить.
— Примите мои соболезнования, господин Руперт, — прохрипел дворецкий.
«Да плевать я хотел».
— Благодарю, Герман, — вслух ответил Свивер, не отрывая взгляда от каменной плиты. — Но сдаётся мне, ваша боль сильнее.
— Вам следовало помириться…
«Ещё чего».
Руперт подошёл ближе и положил руку на надгробие, камень был шершавым, под стать характеру покойника. Руп потянулся к внутреннему карману и достал папиросы. Он раскурил одну и положил на верхнюю грань памятника.
— Господин Райан не жаловал табак, — заметил Герман.
— Я помню, — Руперт вытащил из пачки ещё одну и зажёг уже для себя. — Как его угораздило?
— Это случилось ночью… — старик замялся. — Пару месяцев назад он велел отключить электричество. Должно быть, не захотел зажигать керосиновую лампу и… оступился на лестнице.
— Райан, ты серьёзно? — усмехнулся Руп, обращаясь к надгробию. — Тебя убила лестница? Кто бы мог подумать!
— Господин… — дворецкий не понимающе взглянул на Руперта.
— Ладно, Герман, поедем домой. Уже темнеет, — Свивер бросил взгляд на пустой пятачок земли и потянулся за шляпой.
Пока старик отпирал ворота, Руп вышел из машины. Герман потянул за собой одну из створок, и младший Свивер сделал несколько неуверенных шагов. Наконец оказавшись во дворе, он замер на месте. На мгновение у Руперта даже задрожал подбородок. Он сжал зубы и сглотнул. Почти десятилетие прошло с того момента, как младший Свивер видел дом в последний раз. Он ожидал, что особняк покажется ему чужим и малознакомым, но этого не произошло. Он словно вернулся из отпуска. Вопреки всем его ожиданиям, несмотря на годы странствий… Руперт был дома.
