Поскольку речь шла о Загарино, у Евгения возникло сразу три версии.
– Великий Потоп? Неваляшка? Симфония?
– Сложно сказать, – признался Сибиряк. – Судя по всему, симфония. Вернее, все вот эти частоты и вибрации, из которых состоит звук. Что-то вошло в резонанс с чем-то, в итоге у всех, побывавших под воздействием музыки Михальчука, наблюдается… – он повращал свободной рукой в воздухе, – …подобие нервных припадков и обмороков разной степени тяжести. Если бы это было… – он повращал рукой в обратную сторону, – …обычное психическое расстройство, мы бы смогли обнаружить отклонения. Но физически все вы – вполне здоровы. До тех пор, пока не попытаетесь войти в Сумрак.
Дозорный отвернулся, уставился на мелькающие за стеклом деревья, дома, машины, причудливое переплетение света и теней на пороге надвигающихся холодов. Только вчера он рассказывал Танюше про Великий Холод и про ощущение наручников на собственных запястьях. Знать про магию, уметь ею пользоваться – и не иметь такой возможности. Трудно, очень трудно. Однако тогда всем было ясно, что запрет Инквизиции носит временный характер. «Арестанты» от Владивостока до мыса Рока надеялись на лучшее и ждали освобождения. В конце концов, можно было выехать в Африку, Америку, Австралию – выехать и убедиться в том, что твоя тень снова послушна тебе, что Сумрак – грозный и могучий властелин и вместе с тем испытанный инструмент – вновь впускает тебя в мир Иных, вновь повелевает тобой и служит тебе. А что сейчас? Чего ждать? Куда выехать? Вот это неощутимое, но такое коварное ранение – не смертельно ли оно? Неужели теперь удел Евгения – наблюдать за причудливым переплетением чужих теней, не имея возможности поднять свою?
– Моя аура… – подавив тревогу, спросил Угорь. – Я все еще выгляжу как Иной?
– Безусловно, Евгений! – Казалось, Сибиряк даже обиделся. – И ты, и десятки тех, кто осаждал общину, – вне всяких сомнений, Иные. И уровень ваш в ауре читается, и накопленный потенциал. Вот, кстати, потенциал у тебя сейчас жиденький. И это объяснимо – работал, выложился, а восстановить потраченную Силу возможности пока не было. Так, остаточки какие-то плещутся. Но саму способность управлять Силой ты сохранил в полном объеме! Не как те бедолаги, которых обработал Ворожей.
Евгению вспомнилось: две гигантские змеи, два монстра высовывают свои хищные морды из водоворотов, заменявших Ворожею ноги, вытягивают гибкие тела ввысь и оттуда, сверху, выцеливают очередную парную жертву… На его глазах таким образом потеряли Силу двое – Темный и Светлый. Потеряли навсегда, насовсем, без шанса восстановиться. Следующей такой жертвой должны были стать Угорь и руководитель районного Дневного Дозора Качашкин. И если бы не Лихарев, если бы не цыганка Лиля… Евгений передернулся.
– Значит, воздействие музыки Михальчука – сродни наложенным чарам? Нужно только разобраться, что это за чары, как они наложены и каким образом от них можно избавиться, – и все? И мы снова обретем способность входить в Сумрак?
Сибиряк помолчал, затем неуверенно покачал головой:
– Не все так просто, Евгений. Специалистов по чарам у нас хоть отбавляй, а вот тех, кто разбирается в физике… Звуковые волны определенных частот воздействуют на Иных катастрофически. Но как именно воздействуют и почему только на Иных? Скажем так: какую область мозга они поражают? Или не мозга, а, допустим, центральной нервной системы. Выяснив это, мы не только сможем помочь всем вам, но и наконец-то обнаружим реальное физическое или психическое отличие Иного от обычного человека.
– А если не обнаружите?
Сибиряк оглянулся на него, поправил очки, убрал правую руку в карман куртки и очень серьезным тоном возразил:
– С вами будут работать самые лучшие врачи.
Угорь не стал уточнять, каким образом узнали про определенные частоты. Он почему-то не сомневался, что выяснили это экспериментальным путем. Пока он ехал в машине из Загарино в ставший родным райцентр, пока Танечка лечила его, пока он летел в Томск и ждал рассвета на лавочке возле дома Серпинских – все это время Сибиряк и Аесарон, вместе или порознь, пытались разобраться, что же произошло с Иными, попавшими под воздействие творения композитора Михальчука. А сделать это можно было только одним способом – дать послушать симфонию тому, кого возле Загарино во время конфликта не было. Возможно, по заданию глав Дозоров наскоро собранные научные группы, сидя в звукоизолированных помещениях, наблюдали за тем, как реагируют на чужеродную музыку Светлые и Темные разных рангов, меняли темп и тональность, чтобы таким образом вычислить диапазон частот и ритм, пагубно воздействующие на психику Иных… Не далее как сегодня ранним утром Угорь с восторгом и трепетом думал о том, что может стать свидетелем и даже соучастником зарождения научного подхода к познанию Сумрака. Сейчас он уже не был уверен, что хочет являться таким свидетелем. Слишком уж болезненные и негуманные методы исследований ему мерещились. Более того – теперь и сам он с приличной долей вероятности из разряда современников-созерцателей грядущих открытий перейдет в разряд подопытных кроликов. Ведь если он действительно болен – его надо лечить. А как и чем лечить – пока непонятно. Стало быть, начнутся всевозможные эксперименты…
– Так куда, вы сказали, мне требуется направление? В Институт клинической и экспериментальной медицины, да?
Сибиряк промолчал.
* * *
На деле все оказалось не так прискорбно, как выглядело на словах. Томский НИИ курортологии и физиотерапии давным-давно разрабатывал различные методики и лечебные технологии реабилитации. Здесь изучались как природные факторы – например, оздоровительное действие радоновых вод и иловых грязей, – так и влияние на организм человека электромагнитных волн и механических колебаний звукового и инфразвукового диапазона. В годы войны на базе НИИ размещался эвакогоспиталь, и, как прочитал Евгений на информационном плакате в холле, тут прошли лечение и реабилитацию более пятидесяти тысяч раненых солдат и офицеров. Это впечатляло. Значит, подход у здешних медиков серьезный.
Правда, собственно оздоровлением своего организма Евгению придется заниматься не здесь, а в Новосибирске: руководство НИИ предложило своим коллегам из Института клинической и экспериментальной медицины исследовать звуковые вибрации для профилактики и лечения нестандартных расстройств. Угорь был уверен, что тут не обошлось без вмешательства Дозоров. Видимо, признав свое бессилие в данном вопросе или намереваясь идти к решению двумя разными путями, Сибиряк «убедил» это самое руководство. Иначе как объяснить тот факт, что в Советском Союзе, в двух солидных научно-исследовательских заведениях, вдруг заинтересовались горловым пением шаманов и ритмом, задаваемым ударами по бубну в процессе камлания?
