Новиков жестом подозвал священника и открыл окно.
– Слушай, давай я вас до Совхоза подброшу, а дальше вы вместе дойдёте, а?
– А что такое? – Отец Павел наклонился к открытому окну.
– Да мне в Ключ надо. Там опять этот руки распускает. Не брать же Ваську с собой.
У Василисы аж кулаки сами собой сжались, когда она услышала, как отец произнёс её домашнее прозвище при этом святоше.
– Понятно, – понимающе закивал отец Павел. – Ладно, провожу.
– Запрыгивай.
Священник забрался на заднее сиденье и аккуратно закрыл дверь.
– Добрый вечер.
– Ага, добрый, – через плечо бросила Василиса. Её отец неодобрительно цыкнул.
– Откуда так поздно? – спросил Новиков.
– Из Ключа.
– Серьёзно?
– Там у бывшего председателя отец лежачий, вот, пособоровал.
– Что за Ключ? – Василиса такого названия не припоминала.
– Да деревенька здесь недалеко, – ответил отец. – Последняя.
– Как это?
– А так, – подал голос отец Павел. – Раньше в округе было несколько поселений, они вместе входили в Совхоз. Теперь все заброшены, кроме Покрышкино и этого Ключа. Да и там всего с десяток дворов осталось.
– А как же дворец?
– Девять дворов и дворец чуть подальше, всё правильно. Так, приехали. – Новиков остановил машину. – Дойдёте?
Василиса и отец Павел вышли из машины.
– Маме скажи, я скоро буду. – Новиков уехал, огоньки фар скоро исчезли в ночи.
– Идём? – улыбнулся священник.
– Угу. – Василиса пошла к посёлку, стараясь не смотреть на своего спутника. Почему-то его дружелюбие только усиливало раздражение.
Так, молча, они шли минут десять, пока свет в окнах домов не стал легко различимым.
– Я не помню такой остановки – «Ключ», – озвучила Василиса мелькнувшую мысль.
– И что? – спокойно спросил священник.
– Автобусы туда не ходят, да?
Отец Павел молчал.
– Только один автобус здесь ездит туда, куда не ходят остальные. Вы на нём приехали?
Священник продолжал молчать. И вдруг он остановился и вытянул руку в сторону, перекрыв Василисе путь. В кустах что-то шевелилось. Сухие стебли дрогнули, и на дорогу выскочил ушастый зверёк. Тусклый свет пыльной луны превратил его мех в переливающийся самоцвет. Будто перламутровая густая жидкость, светящаяся изнутри, шёрстка кролика завораживала.
– Не к добру, – пробормотал отец Павел. Василиса будто оцепенела, она так засмотрелась на кролика, что успела начисто забыть, где находится.
Слева послышался хруст, переходящий в громкий треск.
– Берегись! – Отец Павел отпихнул Василису, так что она не удержалась и опрокинулась на спину. В момент падения увидела, как пролетело нечто огромное, раздался глухой удар, и земля подбросила Василису, от чего она больно приземлилась на копчик. – Давай, поднимайся, – прошептал отец Павел, протягивая Василисе руку.
Когда священник поднял её на ноги, Василиса чуть не вскрикнула от острой боли внизу спины.
– Не спи, идём. Быстрее. – Отец Павел, таща Василису за руку, быстро перепрыгнул через поваленное дерево, но ей после падения было трудно так шустро двигаться, так что она не успела перелезть ствол и снова чуть не упала.
Еле поспевая за быстроногим монахом, Василиса, отчаянно стараясь не стонать, перебирала ногами по сухой хрустящей траве. То и дело в разных местах мелькала светящая шкурка, прыгающая, как теннисный мячик.
Отец Павел бежал всё быстрее, Василиса уже не могла за ним поспевать. Дышать становилась всё тяжелее, в боку закололо. Ноги стали заплетаться, в горле першило от жажды.
– Погодите, – просипела Василиса, стараясь вырвать руку из хватки священника.
– Мы и так еле идём.
– Я не могу больше. – Колени подогнулись, и Василиса тяжело опустилась на землю. Видимо, удар от падения был чересчур сильным, хотя боль уже не чувствовалась.
Луна померкла, затянутая тёмной дымкой, огоньки домов потихоньку угасали. Каждый вдох давался с огромным трудом.
– Идём же, идём! – донёсся чей-то глухой голос.
– Вот видишь, что бывает, когда не слушаешься, – прошипело где-то рядом. В тягучей мгле светящейся лампочкой скакал перламутровый кролик. Кроме него, маячившего перед глазами, всё вокруг закрылось непроницаемой чёрной стеной.
– Ты можешь остаться здесь. Навсегда.
Вокруг сияющего шарика возникло мрачное гулкое пространство. Вдалеке виднелись дома, похожие на поселковые, но откуда-то Василиса знала, что все они пустые. И мебель там есть, и вещи, и столовые приборы, и постельное бельё. А людей нет. И вода в ручье непригодна для питья. И вся еда ненастоящая. И вообще, кроме неё, кролика и этого голоса, никого здесь больше нет. И если она откажется подчиняться, исчезнут и эти двое.
Кролик подобрался ближе. Сложил лапки и заглянул Василисе в глаза. Какие у него глазки красивые, как бриллианты. И мордочка такая хорошенькая, и шёрстка мягкая. Так хочется погладить.
Василиса протянула было руку, но вдруг её сильно ударили по лбу, так что в ушах звякнуло, а в глазах потемнело. Она даже не смогла вскрикнуть и снова опрокинулась на спину. Проморгавшись и рассеяв вихрь разноцветных точек, рассмотрела бледное узкое лицо отца Павла.
– Ты что это? – обеспокоенно спросил священник, нависая над Василисой. В одной руке у него посвёркивала маленькая бутылочка, в другой – палочка вроде кисточки.
– Вы нормальный?! По голове лупить! – Василиса боялась даже дотронуться до пекущего жаром места на лбу чуть повыше переносицы.
– Я не бил, я только помазал. – Священник протянул руку с кисточкой Василисе, так что она смогла ухватиться за его локоть. – Я тебя елеем помазал, и всё.
Василиса, сев и обретя равновесие, осторожно прикоснулась ко лбу. На пальцах осталось нечто маслянистое и ароматное. Священник тем временем убрал кисточку и бутылочку в свой чемоданчик.
– Надо идти. – Отец Павел снова помог Василисе подняться.
– Мне сегодня Кира сказала, что я им нужна, – проговорила Василиса, шатаясь и едва держась на ногах. Чтобы не так сильно качало, она вцепилась в тощее плечо священника. – Зачем?
– Думаю, в тебе есть нечто, что их интересует. С другой стороны, им нужны все. Абсолютно. Все до одного. А ты знакома с Кирой?
– Она ведьма. – Голова кружилась так, что удерживать вертикальное положение становилось всё сложнее. Ноги машинально переставлялись сами собой.
– Не совсем так.
– И бабушка Зои. А вам разве не полагается сжигать их на кострах? – Откуда-то из глубин памяти выплыли жуткие картинки, где женщины, обложенные тлеющим хворостом, стояли, привязанные к столбам.
– Нам этого никогда не полагалось, – произнёс голос отца Павла. Сам он слегка двоился.
Василиса обо что-то споткнулась и почувствовала, что ступает по ровной и твёрдой поверхности, а не по траве.
– И с Васей, вы, кажется, большие друзья.
– Я бы так не сказал.
Василиса облегчённо вздохнула, обретя наконец почву под ногами, которая не стремилась её скинуть. Пелена перед глазами тоже стала прозрачной, и вокруг проступили тёмные стены и колонны.
– Где это мы? – спросила Василиса, силясь рассмотреть уходящий в непроглядную тьму потолок.
– В Покровской церкви. Надо переждать. И да, пожалуйста, если можно, отцепи руку. – Когда Василиса разогнула пальцы сжимавшие его плечо, священник блаженно вздохнул и сделал несколько вращательных движений локтем.
Василиса только теперь рассмотрела тёмные линии, пересекающие его лоб и щёки. Отец Павел шмыгнул и вытер лицо рукавом, размазав стекающую чёрную жидкость.
– А оно сюда точно не доберётся? – медленно спросила Василиса, вдруг припомнив странный сухой резкий звук, сопровождавший их на улице. Будто плеть щёлкала.
По пространству церкви разнёсся женский смех. У Василисы похолодело внутри.
– Что это? – почти беззвучно проговорила Василиса.
– Где? – отец Павел непонимающе осматривался, забыв о своих ранах.
Звук повторился, теперь он стал резче, будто презрительно насмехался.
