Примем пока что на веру, что автор записки не лжет. Ковен уже терял ведьм. Ведьмы, костры... Будет особенно пикантно, если дело о случае (случаях?) из послания хранилось на сгоревшем чердаке. Где можно сделать ставку, что так оно и было, а?
Вот такие думы меня одолевали.
Пора белых ночей уже миновала, фонари во дворах горели далеко не все (привет коммунальщикам). Клочки искусственного света перемежались с бархатной темнотой. Дрожало на асфальте кружево теней — фактурные листья огромных каштанов вдоль тротуара в подсветке фонарей и редких неспящих окон чуть трепетали на ветру.
Признаю, что был беспечен. Мысли были далеко, тьма не пугала, наоборот, скорее манила. По сторонам я не глазел. И это большое везение, что после того, как завернул за угол, заметил идущую следом за мной вторую тень.
Я продолжил топать спокойненько тем же прогулочным шагом, только маршрут слегка скорректировал. Пошел вдоль длинного дома, где почта со сбером обосновались. Да-да, того самого, возле которого я с вурдалачкой Хелен чуток сцепился в недавнем прошлом.
Здание большое, посреди ночи со стороны проезжей части все двери заперты, так что внутрь не вломиться, если что. Вниз (от коммерческих помещений между участками чахлого газона) ведут ступени, а под ними узкая полоса тротуара и проезжая часть. Просмотр отличный, я к тому.
Под вывеской почты России замешкался, изобразил завязывание шнурка. Бросил взгляд наискось: тень позади меня замерла. Собственно, я и вывел своего преследователя на площадку с хорошим обзором, чтобы убедиться: он не случайный прохожий. Не ищет в половине третьего ночи (почти по классике), как пройти в библиотеку. Тут, кстати, есть одна неподалеку, детская.
Распрямился, встряхнулся. Пошарил по карманам ветровки, вроде как ищу что-то. Выругался, развернулся в обратном направлении. Это представление было излишним, но мне стало любопытно поглядеть на действия того, кто ходит за мной по пятам.
Мужик в черном слегка замешкался, прежде чем повернуться лицом к спуску и проезжей части. Случайно подставил лицо под свет. И рытвины на физиономии я мигом узнал — эту россыпь ямок от оспин по лицу сложно перепутать.
— Ха! — вырвалось из моей груди одновременно с полыхнувшей в рост ходуна стеной пламени. — Куда собрался?
Еще две «стеночки» по бокам. Буквой «П», где безопасна для бегства только та сторона, где стою я. И потираю кулаки, готовлю теплый прием.
Не дурак же он, сигать в призывно гудящий огонь? Щербатый перескочил ступеньку, завертелся на безопасном пятачке.
— Эй! — ору, чтобы он ко мне развернулся. — Вот же...
Мой окрик вызвал не ту реакцию: этот идиот бросился прямо в огонь. Я успел убрать стену. О, нет, не по причине человеколюбия. Этот гаденыш — моя информация на живом убегающем носителе, на ножках.
Он рванул от меня по газону, сверкая пятками. Я понесся вдогонку. По верху, вдоль здания, и по низу, вдоль дороги, мчало вперед меня пламя. Я гнал и его, и парня, чтобы тот оставался на хорошо освещенном участке. Подгадывал момент. О! Он почти у ступенек ко входу в Сбербанк. Выше, ярче стена перед рожей.
Пламя подается к бегуну, сыплет искрами. Меченый все-таки хочет жить, потому как проскальзывает по траве. Затормаживает. Наверняка прикидывает, уберу ли я снова огонь с его пути, если он повторит свой рывок.
Но мне чхать на его прикидки: в этот раз пламень никуда не денется. Опалится да обжарится — сам виноват, туда и дорога. Достали, церемониться с каждым ушлепком...
Злость не совсем моя, но я с огнегривым конем в кои-то веки согласен на все сто процентов.
— Стоять! — реву в один голос с огнем. — Или сдохнешь, идиота кусок.
Потенциальный факел развернулся ко мне. Попятился.
Вверх и вперед: со ступеней я слетаю в рывке, в воздухе. Дропкик! Пяткой в подбородок, центнером веса в разгоне — аут при четком попадании. На его счастье, я не стремлюсь его угробить. И даже челюсть ломать не хотелось бы, со сломанной челюстью неудобно говорить.
В последнюю секунду смещаю направление удара. Да и он не послушный болванчик, шарахается в сторону, но недостаточно быстро. Удар ногой приходится в грудь, далеко не в полную силу. Падаем все трое: он, я и огонь.
Мое падение контролируемое, огонь убран моей волей. Еще не хватало, чтобы меченый в него случайно влетел при падении. А бегуна хорошо так о землю приложило. Спиной и мягким местом, так что травм особых вроде нет. Зубы и сознание на месте, зыркает досадливо, плюется зачем-то на тротуар...
Шум, топот лап где-то на заднем фоне. В отдалении.
«Кыш отсюда», — мысленно желаю живности свалить, мне тут лишние персонажи ни к чему.
— Кто тебя послал? — нависаю над меченым. — Чем быстрее отвечаешь, тем целее останешься.
Звук свистка бьет по ушам. И второй свист.
Собачий лай, «пым-пым» по земле. Звуки движущегося авто с проезжей части.
Я схватил за грудки бегуна, потом дернул головой на самый громкий звук.
Грузное мужское туловище бежит в нашу сторону и свистит. А перед туловищем несется светлое четырехлапое.
Треск ткани — это меченый воспользовался моментом, рванулся, перекатился и прытко бросился к проезжей части, под фары.
— С-су... — я оборвал на полуслове адресное обращение.
Проныра не попал под колеса. Он подпрыгнул, перескочил через капот, проскользнул по нему. Идиотам везет: водитель успел притормозить. Я ринулся за чертовым паркурщиком. Вызвал огонь на пути собаки и ее бдительного, мать его так, хозяина. Будем считать, это детки крутые фейерверки зажгли, ага.
Не успел: по дороге решил проехаться грузовичок. Как так? Была пустая дорога, пустые тротуары, откуда все вдруг вылезли так несвоевременно?
Признаюсь, одна часть меня возжелала рвануть бензобак этого неуместного транспорта. Примерно так, как я Хелен предлагал однажды сделать, если не заткнется и продолжит меня стращать.
Чтобы взлетело тут все в столбе огня и дыма, красочно и ярко, чтобы взвыли сигналки на выбитых стеклах Сбербанка, чтобы собачника впечатало в стену оторванным от авто кузовом...
«По-кх-мо-кх-гите!» — всплыл в памяти голос парнишки из горящего гаража.
И я пропустил машину. А следом еще одну, по встречке.
Не стану таким же, как те, кто устроил тот пожар в гараже. Без крайней на то нужды — никаких случайных жертв. Тех, кто заслуживает — пожалуйста, хоть живьем на костер и до состояния угольков.
Последние мысли уже на бегу мелькали в голове. Я перебежал дорогу, тротуар, понесся наугад. Туда, где хуже всего с подсветкой: скрываться легче в темноте. Не угадал. Пробегал с полчаса по подворотням, через дворы домчал до Кондратьевского, до огней казино-конкурента.
Вернулся ни с чем. Уточнение: с продуктами, зашел на обратном пути в круглосуточный, накидал в корзину всякого разного, не глядя.
— Долго же ты, — поводил усатой мордой Кошар по возвращению. — Где был?
— Бегал, — не нашел ответа получше.
— Рассказать? — мы с Ташей перекусили и стояли на балконе, дышали ночным воздухом. — Про то, как оружие у виска помогает раскаянию?
Пожал плечами.
— Как хочешь.
Нам предстояло провести немало долгих совместных ночей в деревушке. Момент для разговора уж точно отыскался бы.
— Выслушаешь, и передумаешь брать меня с собой в отпуск, — отзеркалила пожатие плечами Бартош. — Возможно.
— Это вряд ли.
Я только что на полном серьезе думал взорвать автомобиль с водителем. Просто потому, что тот стал мне помехой. И сильно сомневался, что некий эпизод из прошлого Арктики меня ужаснет.
— Отец нас бросил, когда мне и трех лет не было, — Таша оперлась на перила балкона, устремила взор к спящему парку и начала рассказ. — Так я думала половину сознательной жизни. Мать перед смертью надумала сказать мне правду: отец не сам ушел. Его убили.
Я молчал. А что тут скажешь? «Сочувствую тебе»? По себе знаю, как пусто и бессмысленно это звучит.
