Документы у Виктора были в полном порядке, все честь по чести, ФСБ позаботилась. «Хоть в чем-то от них толк есть», — с удовлетворением отметил «мангуст», предъявляя бумаги подозрительному старичку. Тот, не отпирая замка, протянул руку через решетку калитки и включил ручной фонарик. Разглядел все штампы и подписи с неослабевающим вниманием, потом удовлетворенно кивнул:
— Так и быть. Пропущу. Но зря ты так поздно. С директором уже не поговоришь по нынешним временам…
— А почему не поговоришь? — удивился Виктор, бросая взгляд на часы. — Хоть и темно, время вроде не такое уж позднее… Без пятнадцати восемь всего. И вообще, что тут происходит?
— Сам увидишь. Раз следователь, вот и расследуй. Давай, ступай, ступай по дорожке. Прямо к главному корпусу выйдешь. Отсюда еще не видно, но он совсем рядом.
Было очевидно, что ничего более конкретного от вредного дядьки не добиться, и Виктор, со вздохом взвалив сумку себе на плечо, побрел в указанном направлении.
Оказавшись на главной аллее, командир «мангустов» почти сразу заметил впереди освещенные окна большого здания, несомненно, того самого главного корпуса. Он ускорил шаг, стремясь побыстрее оказаться в тепле и попытаться все же поговорить с загадочным директором.
Подойдя к трехэтажному зданию в помпезном сталинском стиле, дорожка повернула. В левой части здания, видимо, располагался спортзал, и там свет был потушен. Справа виднелся главный вход. Высокие ступени крыльца и небольшая площадка рядом с ним ярко освещались двумя фонарями, вокруг не было видно ни души. По счастью, тяжелая деревянная дверь была незаперта. Виктор поправил сумку на плече и вошел внутрь.
Холл оказался весьма просторным, хотя вся правая от входа часть была отрезана стеной. Судя по всему, там располагались дополнительные учебные классы — на ближайшей двери красовалась надпись «Мастерская». Прямо напротив входа стоял осиротевший постамент, на котором, без сомнения, еще совсем недавно возвышалась статуя Ленина. Или Дзержинского, раз уж детский дом назван в его честь. Так или иначе, но каменное основание пустовало.
Больше всего Виктора поразила царящая в доме тишина. Абсолютная, ничем не нарушаемая. Ни детских голосов, ни топота ног, ни даже строгих окриков воспитательниц. Ничего.
«Вымерли они, что ли, как динозавры?» — невольно подумал командир «мангустов», тупо разглядывая постамент и прислушиваясь. Не помогло. Ну не орать же в самом деле: «Есть здесь кто-нибудь?»
Орать — не орать, а осмотреться следовало. В раздевалке на крючках не висело ни единой куртки. Виктор наугад двинулся налево по единственному коридору, изучая таблички на дверях: «Завхоз», «Зав. учебной частью»… Возле таблички «Директор» он остановился и прислушался. Внутри было тихо, хотя время от времени доносились поскрипывания, легкий звон…
Кононов решительно постучал в дверь. Ответа не дождался. Он постучал еще раз, погромче, но и на сей раз никакой реакции не последовало. Ему представился задумчивый призрак, возлежащий на диване в кабинете директора с томиком Шекспира в руке. «Быть или не быть, вот в чем вопрос…» Или еще лучше, призрачное совещание. Весь проклятый детский дом вымер, а сторож на воротах и есть злой колдун.
— Что за ерунда! — в сердцах воскликнул Виктор, отгоняя идиотские предположения, достойные разве что воспитанника младшего отряда пионерского лагеря. Гроб на колесиках катится за тобой…
Последний стук в дверь — и Виктор решил, плюнув на загадочного директора, побродить все же по территории. Привычно поправив ремень сумки на плече и в который раз пожалев, что приехал не на машине, «мангуст» зашагал по уже знакомому коридору к выходу.
За порогом главного корпуса его встретил осенний вечер — сырой, промозглый и удивительно темный, несмотря на натыканные по всей территории фонари. Впрочем, они скорее способствовали созданию иллюзии полной темноты — тени деревьев и кустов казались воистину зловещими, и стоящий в пятне света человек не видел ничего за его пределами.
Виктор решил для начала обойти вокруг главного корпуса, сориентироваться, где административный, и все такое… Может, в кабинете директора шуршит его верный попугайчик, позванивая колокольцами, а он тут мировую панику сеет. Кононов двинулся по асфальтовой дорожке, уже через несколько метров завернувшей за угол большого дома. Здесь было куда темнее — в окнах классов свет был выключен, а лампочка в фонаре противно мигала — видно, истекал уже срок ее жизни.
«Мангуст» зашагал побыстрее и тут же наступил на что-то мягкое. Это «что-то» рванулось с истошным воплем и бросилось наутек.
«Кошка! — выругал себя Виктор. — А ты струсил как последний идиот».
Впрочем, ситуация, как ни крути, складывалась совершенно нелепая. Ни тебе директора, ни другого начальства. Да и вообще ни души в огромном домине, который, по идее, должен быть под завязку набит воспитанниками.
Но вот неосвещенная сторона дома закончилась, и Кононов поспешно завернул за угол. Вопреки ожиданиям, огней административного корпуса за поворотом не оказалось. Нет, здесь не было слишком темно, во всяком случае, вдоль длинной поперечной аллеи горело пять фонарей. Зато вперед, в темноту, вели по крайней мере три дорожки — асфальтированные, широкие и удобные.
«Что еще за Версальский парк?» — почти с отвращением подумал Виктор, который в эту минуту был готов взорвать проклятый детдом вместе с исчезнувшими воспитанниками, чтобы только вернуться домой, в теплую постель. И все же покорно зашагал по одной из них, твердо решив отыскать заветное здание.
Метров через двадцать он заметил сбоку от дорожки небольшую полянку с постаментом посередине. Здесь, в отличие от холла, статуя сохранилась — красноармеец с ружьем. Задерживаться, чтобы полюбоваться на шедевры искусства, Виктор не стал и двинулся было дальше, как вдруг ему почудилось движение за спиной. Он обернулся. Красноармеец по-прежнему стоял на страже границ родины, но «мангуст» почти готов был поклясться, что прежде он опирался на собственное оружие, а не держал его на плече. Впрочем, чего только не почудится…
Кононов двинулся дальше, всматриваясь в темноту. Шелестели высокие деревья, пахло сыростью и осенними листьями, наступающей зимой и… смертью. Смертью? Что за глупые ассоциации! С другой стороны, в каком еще отдельно взятом детдоме случается столько смертей за какой-то месяц?
Дорожка резко повернула налево. Впереди почва явно понижалась, и сквозь шепот ветра доносилось журчание воды. Сделав еще пару шагов вперед, Виктор едва не свалился в неглубокий овраг, в котором, судя по всему, и тек ручеек.
