Чем они отличаются, целители? Чем отличается от Светлого Иного вампир, понятно любому сотруднику Ночного Дозора. Но целитель… Ясно как белый день, что Софию кощунственно сравнивать с ведьмой Картузовой, и все-таки что-то общее у них есть. Что? Непротивление своей природе? В то время как люди и Иные конкурируют друг с другом, сражаются за Свет и Тьму, заставляя Великие Силы сходиться в поединках, бьются за деньги, уровни и артефакты, бабка Картузова, пропитанная Тьмой насквозь, просто живет в абсолютной природной гармонии?
Удивительно, но Никита и в первый раз не чувствовал прямой угрозы, находясь в доме этой ведьмы. Тьма здесь присутствовала в изобилии. Не было конфликта. Не было сожаления о содеянном, мелочной зависти ко всему живому и Светлому. Много столетий, если не тысячелетий, назад Алевтина родилась Темной, инициировалась Тьмой и живет ею по сию пору, всегда поступая так, как подсказывает ей ее черное сердце.
Тик-тик-так. Тик-так. Тик-так-та-та-та-та…
Змейка заметалась по песочным часам, яростно молотя хвостом. Песок бил в нижнюю колбу как из брандспойта. Часа эта Баба Яга Никите все-таки не дала – обманула. Иначе она не была бы Темной. У него и сорока минут не было. В те несколько мгновений, которые ему все-таки понадобились, чтобы отдышаться после того, как отработало заклинание «Авиценна», он заставил себя расслабиться и закрыть глаза, позволяя Свету, стократно усиленному отсутствием Тьмы, доделать свою работу.
Пора. Никита сел на жесткой кровати. Живот еще немного болел, сердце колотилось как бешеное. Свет светом, но за такое время даже Иного не вылечить до полного выздоровления. Ничего, «Авиценна» не единственное медицинское заклинание, которое он знал. Когда высыплется песок и Тьма вступит в свои права, выздоровление, конечно, замедлится, но это уже не важно.
Стреножив Тьму, бабушка Картузова сделала чужому дозорному подарок даже более ценный, чем жизнь. Может быть, это сам Свет шепнул ему на ухо: «Уютный дом», пока Тьма бесновалась на коротком поводке. Зря Никита так скептически отнесся к словам Саши Спешилова о том, что Великие Силы иногда приходят на помощь. За детей они испокон веков бились особенно жестоко, и по сей день ничего не изменилось.
Надо найти этот дом отдыха, или детский лагерь, или санаторий, где главная ведьма Москвы Юлия Хохленко приставляет к детям Темных Иных и куда наведываются высокоуровневые Темные маги, пугая персонал. А персонал-то набран не из Москвы – из регионов, чтобы не вызывать подозрение столичных Дозоров!
Это последнее, что Никита успевает сделать до того, как его возьмут дозорные Светлые, которые наверняка объявили Сурнина в розыск после исчезновения вместе с оборотнем и событий на Ваганьковском кладбище. Или дозорные Темные, которые охотятся за ним по той же причине и с не меньшим рвением.
Нет времени на объяснения со своими. Нет сил на драку с чужими. Никому не рассказать, что ты всем сердцем чувствуешь, что поступаешь правильно. Сердечный трепет для Дозоров не аргумент, аргумент для них – Великий Договор. А то, что он нарушен, – еще надо доказать.
Никита встал с кровати, оделся, сдвинул в сторону ширму у противоположной стены, где обнаружилась обычная дверь, и через однокомнатную квартиру вышел в подъезд. Казалось, что и сквозь толщу стен он расслышал, как упала на дно песочных часов последняя крупинка. Неспокойная золотая змейка разочарованно замерла на выпуклом стекле. В подъезде разом стало темнее, но Никита был уже внизу. Он навалился на дверь плечом и вышел в хмурое мартовское утро, неохотно разгоравшееся в той реальности, где переплелись в смертельном клубке добро и зло. Наверное, он согласился бы еще немного потерпеть резь в животе, только бы бабушка Картузова один разок, хотя бы на миг, вернула ему ощущение мира, в котором Тьмы не было совсем…
– Привет, Светлый.
Сурнин остановился как вкопанный, едва успев сойти с крыльца. Холодный ветер растрепал рваную одежду и с силой хлестнул по коже, заставив только что залеченную рану отозваться тусклой вспышкой боли.
Посреди двора, держа на поводке дрожащего Алексея Малявина, стоял Андрей Старков. Массивный строгий ошейник стягивал шею оборотня, заставляя жесткую шерсть смешно и беспомощно топорщиться над гравированными металлическими пластинами.
– Здорово, Темный, – сказал Никита и почти сочувственно кивнул бывшей звезде сериала «Одинокий волк».
Взгляд у Малявина был совершенно безумный, под носом виднелись следы запекшейся крови. При виде Никиты он непроизвольно дернулся и тут же осел. Андрей брезгливо поморщился, переложил поводок из правой руки в левую и внимательно осмотрел тонкую перчатку, которую оборотень едва не испортил, грубо рванувшись с привязи.
– От лица Дневного Дозора я уполномочен предъявить тебе обвинение в укрывательстве Темного Иного, совершившего деяние, которое могло нанести делу Тьмы существенный урон, – непререкаемым тоном объявил он.
И куда только делись обычная вальяжность и откровенное пренебрежение официальными формулировками, которыми так бравировал дозорный Андрей Старков.
– Никита Сурнин, я предлагаю тебе добровольно проследовать со мной в офис Дневного Дозора для дачи объяснений.
– Позже, Андрей, я спешу.
– Немедленно! – категорично предложил Темный маг и, дернув инфернальную тварь, вместе с ней шагнул в Сумрак.
Противостоять ему в Сумраке сейчас было равносильно самоубийству, оставаться на реальном слое – еще хуже, если учесть, с какой скоростью будет двигаться противник и какую силу обретут его заклятия.
Никита вздохнул и сделал шаг в тень. Погибать – так в родной стихии.
Первый слой. Никаких признаков Темного. Старков надеялся, что, шагнув следом в глубину Сумрака, раненый Светлый маг потеряет остатки сил, превратившись в легкую добычу. К сожалению, небезосновательно. Плотная, как театральный занавес, вторая тень облепила Никиту, обтекла со всех сторон и схлынула, едва не утащив в небытие. Он еле удержался на ногах.
– Почему? – шепотом спросил он у своего врага.
В царстве трех лун, опустившихся на исходе ночи к самому горизонту, гарцевал лоснящийся черный кентавр. Почти красивый, если бы не узловатые суставы, горбоносая, как у тапира, рожа, полированные рога и пурпурно-красные глаза, совсем не характерные для благородного существа, с детства знакомого по книжке «Мифы Древней Греции».
– Что почему? – переспросил кентавр.
На массивной цепи он удерживал косматого волка размером с теленка. Ошейник сверкнул острыми пиками встопорщенных пластин. Зверь оскалился, прижал уши. Помнится, когда Никита тащил Малявина через второй слой Сумрака, того немилосердно корежило. А сейчас – ничего. Вон как раздуло на дармовой черной магии, которой его накачал Старков.
