Лорета говорит:
— Давай я пока подержу. Залезешь — отдам.
Я киваю, отдаю ей фонарь и лезу на постамент. Это не так просто, как мне сперва показалось, слишком уж он гладкий, и лучше бы мне, конечно, быть сейчас в кроссовках, а не в этих щегольских штиблетах с почти негнущимися скользкими подметками. Но все же не настолько сложно, чтобы отказаться от затеи.
И вот я сижу на самом верху, обнимая Фонарщика. Он еще меньше, чем казался снизу, даже сидящему мне едва достает до плеча. Лорета пляшет на цыпочках, пытаясь поднять фонарь как можно выше, я тянусь за ним, стараясь не потерять равновесие и не свалиться, наконец хватаю холодную металлическую ручку, и в этот миг, повиснув практически вниз головой в неудобной позе, еще более нелепой, чем у бедняги Фонарщика, с его надежной бронзовой лодыжкой в одной руке и хлипким декоративным фонарем в другой, я совершенно, безоговорочно, без единой задней мысли счастлив. Ничего не хочу, кроме возможности продолжать быть — здесь, сейчас, остальное неважно. Игра, получается, стоила полусотни свеч — всей купленной в супермаркете пачки.
Лорета — там, бесконечно далеко внизу, — говорит:
— Вешай уже давай! И слезай.
От ее голоса я прихожу в себя, вспоминаю, зачем я здесь, вручаю фонарь Фонарщику, и растопыренные пальцы его левой руки сжимаются, чтобы поудобнее перехватить ношу.
Я говорю ему:
— Ага. Так и думал.
Повисаю на руках и спрыгиваю — не так уж высок постамент. Залезать было трудно, зато вниз — проще простого. Но все-таки, не удержавшись на ногах, падаю на четвереньки и тут же вскакиваю. Вроде не больно ушибся. Колено чуть-чуть саднит, но это ерунда.
Лорета озабоченно спрашивает:
— Штаны не порвал?
Я говорю:
— Да вроде нет.
Лорета говорит:
— Это главное.
Беру у нее свой портфель, и мы быстро-быстро бежим вниз по улице Швенто Йоно. Мы очень спешим. До нашего двора отсюда еще целых шесть кварталов, а уже совсем стемнело.
Наше кухонное окно нараспашку, и на весь двор пахнет жареной рыбой — это бабушка готовит ужин. Я кладу портфель на подоконник, подтянувшись на руках, залезаю туда сам и протягиваю руку сестре. Глупо заходить через дверь, когда открыто окно.
Бабушка говорит:
— Где вас опять черти носили?
Мы с Лоретой сидим на подоконнике, одной ногой уже в доме, другой еще на улице, и смеемся.
В переводе — улица Всех Святых.
Сетевой супермаркет.
Монолог Гамлета в переводе Владимира Набокова.
«Ваша жизнь будет счастливой и спокойной» (англ.).
«Стол», «Стул», «Холодильник», «Дверь», «Пол», «Потолок».
«Чашка».
Альгирдас Бразаускас (Algirdas Mykolas Brazauskas) — первый президент независимой Литвы, т. е. брюки датируются 1993–1998 годами.
Здесь и далее речь идет о князе Гедиминасе, который, согласно легенде, основал Вильнюс после того, как переночевал в месте, где сливаются реки Вильняле и Нерис, и увидел там сон про железного волка. Почему всякий увидевший во сне железного волка должен немедленно строить новый город, современный психоанализ не объясняет.
На самом деле менее семисот. Годом основания Вильнюса считается 1323 год.
Конечно же, польский юрист, историк, этнограф, общественный деятель и политик Альфонс Ипполитович Парчевский, возглавлявший юридический факультет, а в 1922–1924 годах бывший ректором Вильнюсского университета, ничего подобного в своих трудах не доказывал.
Правила игры в Backgammon (т. н. «короткие нарды») были установлены англичанином Эдмондом Хойлом (Edmond Hoyle) в 1743 году.
Иосиф Бродский. Седьмая часть «Литовского дивертисмента» (1971).
Под костелом Святого Духа расположены девять подвалов, образующих подземный лабиринт, овеянный слухами и легендами. В XVI–XVII веках там хоронили монахов примыкавшего к храму Доминиканского монастыря и знатных жителей города. Там же хоронили умерших во время эпидемий холеры и чумы. Особенности микроклимата (постоянная температура и сухой воздух) подземелий способствовали тому, что трупы не разлагались, а мумифицировались.
Речь, вероятно, о студентах Университета Стефана Батория, объединенных в клуб «Влучендзы» («Бродяги»), которые действительно исследовали подземелья под костелом Святого Духа в середине тридцатых годов XX века. Впрочем, справедливости ради следует сказать, что массовые хищения костей и черепов имели место гораздо позже, уже в шестидесятые годы, когда были организованы экскурсии в подземелья; к счастью, их почти сразу прекратили.
Вычитать про «ушную раковину Бога» можно было, к примеру, в статьях о Бродском Томаса Венцловы.