— Веточка, да что вы такое говорите, разве же мы могли… как вы такое подумали… — Бормотала за её спиной Роза, уже совсем безнадёжно, словно отрабатывая положенную программу. Свободного пространства за спиной вдруг стало больше, и Вета почувствовала, что лаборантка вжалась в стену.
— В общем-то, я пришла только сказать, что у вас ничего не получится. Город… или пугало, как вам удобнее? Я его убрала. Не важно, как. Вы его больше не увидите и не услышите. Вы же заметили, что он исчез, правда?
Она проворонила подходящий момент для ухода и всё ещё смотрела Лилии в глаза. Уже совсем не страшные, просто пустые глаза. Кисточки накидки свисали с её плеч мёртвыми цветами.
— Ну тогда пойду, — сказала Вета, снова опуская взгляд на пустой листок бумаги. Как дико и глупо, как она могла вестись на такую идиотскую манипуляцию! Фокусы Лилии подействовали бы разве что на восьмиклассников. Впрочем, теперь не действовали даже на них. — Надеюсь, больше никогда не увидимся.
Роза шарахнулась в сторону, когда Вера протянулась к дверной ручке. У неё появилось новое хобби — уходить. Патетично и не очень, хлопая дверью или спотыкаясь в тёмном коридоре. Уходить.
Хоть бы он теперь вернулся.
Глава 27. Букет сухих листьев
Четвёртое октября. Пока есть, куда идти.
На ночь обещали сильный ветер. Вета не включала радио, но в автобусе, и в магазине, и на лестничной площадке беседовали только об этом. В срочном порядке перегоняли куда-то машины, которые обычно ставили у подъезда.
Усевшись в углу кровати, Вета слушала, как шумит за окнами ветер. Ещё не ураганный, но уже жуткий. Деревья сгибались под его свистом. Она даже не включала в комнате свет: за месяц войны привыкла сидеть в темноте, тем более что свет фонарей и так позволял различить все предметы в комнате.
Потом в окна забарабанил дождь. Резко стемнело. Вета легла прямо на покрывало, не раздеваясь, и принялась смотреть в окно. В рыжем свете фонарей было видно, как чертит на стёклах дождь непонятные символы. Ветер уже не выл, а свистел, задувая в оконные щели, стёкла вздрагивали под его напором, и где-то грохотало, словно срывались листы металла.
Сквозь всё это Вете почудились вдруг голоса. Она почти не спала ночью и поэтому быстро задремала, когда в её сне прозвучали эти голоса. Вета открыла глаза и прислушалась к свисту ветра, надеясь, что крики исчезнут вместе с остатками сна. Но зря. Секунду ветер выл соло, потом за ним снова проступили голоса. Детские, они нестройным хором произносили одно и то же слово, Вета не могла разобрать, какое.
Она подскочила к окну: за мешаниной из мечущихся веток, листьев и мусора колыхались провода. На детской площадке раскачивались качели. Вете почудились мелькнувшие за гаражной пристройкой силуэты — один, два. Она шагнула назад и глубоко вдохнула.
Почудилось. Почудилось, вот и всё. В такой ураган детей из дома не выпустят совершенно точно. У неё просто расшалились нервы — от общения с Лилией и не такое может случиться. Взгляд Веты упал на смятое письмо, которое всё ещё валялось на столе.
«Подростки», — подумала она, — «красивые слова на ветер. Обожаю-ненавижу. Любовь-кровь. Крайности и обещания, которые забываются ещё быстрее, чем высыхают слёзы. Ничего серьёзного они не сделают, ничего».
Она снова легла, но прежнее спокойное отчуждение испарилось. Ей больше не хотелось смотреть на капли, ей чудились бессвязные выкрики, которым воображение тут же дорисовывало истерические нотки.
Вета очнулась в коридоре, когда застёгивала плащ. На лестничных площадках было пусто, лифт не гудел. Она спускалась вниз, слушая, как содрогаются оконные стёкла, и с каждым шагом ругала себя всё сильнее.
Дверь подъезда была заперта на засов, который отпирался только изнутри. Вета царапнула железо, представляя, как будет наперегонки с ветром пытаться закрыть дверь снова. Она решила, что только выглянет на площадку и убедится, что никакие восьмиклассники по улицам не шатаются. Загаражное пространство было хорошо видно с возвышения у подъезда. Вета вздохнула поглубже и дёрнула засов.
В лицо ей тут же ударил ветер, вышиб тепло, сон и все мысли. Как, оказывается, громко шумели деревья! Их шумом наполнился весь город, вот только она не различала в шуме слов, остался угрюмый страшный напев. Под ноги бросилось сухое крошево из листьев. Вета прижалась к двери спиной и с грохотом закрыла её.
На детской площадке скрипели беспризорные качели, по тротуарам неслись обломанные ветки, и, конечно, не было тут ни души. То и дело заправляя волосы за уши, Вета оглядела двор. Ворот плаща трепетал, издавая звук, похожий на шуршание птичьих крыльев.
Ей не показалось, и за гаражами правда мелькнула красная сумка Арта.
От ветра в лицо перехватывало дыхание, волосы то и дело выбивались, она шла, и казалось, вообще не двигалась с места. Когда до ближайшего гаража осталось протянуть руку, Вета так и сделала, и ухватилась за выступ в кирпичной кладке. Вокруг не осталось больше звуков, кроме воя ветра, и она опять подумала, что всё почудилось. Не могли же восемь восьмиклассников стоять молчаливыми истуканами и наблюдать из своего убежища за тем, кто она пытается пройти двор наискосок.
Оказалось, что могли. Они стояли неровным полукругом в закутке из забора с одной стороны и гаражей с двух других. Здесь стены чуть-чуть прикрывали от ветра, и Вета смогла отдышаться. Она с удивлением поняла, что слышит своё дыхание, а значит, сможет услышать и их слова.
— Мы написали вам письмо, — первой сказала Руслана, волосы которой растрепались, и она была теперь похожа на ведьму — бледное лицо едва выглядывало из беспорядка чёрных прядей.
— Ты написала, я знаю, — кивнула Вета. Она не хотела думать о том, как выглядит. Она не хотела думать о том, что идёт на поводу у кучки сумасшедших подростков, которые рискуют жизнями ради принципа.
— Почему вы нам не ответили? — Руслана заправила прядь за ухо — совершенно бесполезный жест.
Вете спину лизал холод. Она терпеть не могла ощущать на себе эти восемь пар глаз, сразу вспомнилось нехорошее начало её работы в школе, а она ведь так не хотела возвращаться.
— Потому что мне нечего вам отвечать. У вас есть родители и учителя, пусть отвечают они.
Руслана открыла рот и тут же захлопнула. Вете показалось, она слышала, как клацнули зубы.
— Вы — наш классный руководитель, — отозвалась справа Вера.
Вета обернулась: волосы той были заправлены за ворот белой кофты, глаза стали узкими от злости.
— Уже нет.
Она вдруг почувствовала себя с ними — как с равными. Восьмиклассники, и разница в возрасте не так уж велика, чтобы цедить слова сквозь зубы.
