— Петер!.. — шепнул я в сторону. — Ты как?
Петер не ответил, но все-таки был в сознании. Уже неплохо. От концентрированного запаха мертвечины даже меня едва не свалило с ног, его же лишь вырвало на пол.
«Ты попросился в услужение к тоттмейстеру, малыш, — подумал я, все еще отчаянно стараясь восстановить контроль над собственным ошеломленным телом. — Теперь ты видишь, как выглядят наши настоящие слуги».
Макс вернулся к нашему столу. В его глазах танцевал отблеск пламени, цвет которого был мне незнаком.
— Проваливай, старик! — крикнул он Кречмеру, и мертвец в мундире покорно зашевелился, уступая ему место. — Не бойся, для тебя у меня тоже есть место, упрямый служака. С его-то мундиром отлично вживется в роль швейцара, что думаете? По-моему, это место просто создано для него. Открывать дверь, приглашать внутрь… Ей-Богу, он всегда казался мне похожим на швейцара!
Мой старый друг Макс Майер улыбался мне через стол. У него были глаза моего друга Макса Майера и его улыбка. И вел он себя так, как обычно вел Макс — постоянно фиглярствуя, отчаянно каламбуря, отпуская нелепые шутки.
— Ты очень невесел, Шутник. А ведь это тебе полагается отпускать шутки, верно?
— Это не смешно, Макс.
Мой голос походил на карканье старого ворона. Макса это откровенно забавляло.
— Просто у тебя такой склад ума. Уверяю, когда поживешь здесь немного, такие шутки увидишь, что обхохочешься! Вот я помню, встретил одного старика — видишь, вон там слева, в шляпе?.. Я был в Вене по командировке от Ордена, какая-то там ерундовая депеша местному оберсту. И, представляешь, выхожу я из канцелярии, а в дверях сталкиваюсь грудь в грудь с этим господином. Обычный человек свел бы дело в шутку, но тот аж взбеленился. А уж как увидел эмблему… «Смертоед проклятый! — кричит. — Теперь и тут от вас проходу нет! А ну убирайся, нечестивый пожиратель мертвецов!». Только не думай, что я стал с ним спорить. Кто из древних говорил — споря с дураком, сам себя в дураки коронуешь?.. Не помнишь? А Бог с ним. В общем, не стал спорить, просто проследил, куда он пойдет. Вена — хороший город, Шутник, только шумный, как по мне. И много камня, деревянных домов, считай, вовсе нет. Но, знаешь, сколько камня не ставь, а все равно есть места, где лишних глаз не бывает. Довел я старика до тихого переулка, убедился, что никого нет, придержал аккуратно за плечико, чтоб не повредился — и под ключицу ножом… Оказался, между прочим, важный чин, просто в гражданское был одет. Едва ли не советник тамошнего бургомистра. Ну а у меня экипаж близко, на выезде из города его не досматривают, ибо кому охота возится со смертоедом? И вот сидит теперь тут. Я забыл, как его звали, поэтому тут его зовут Тадеуш. Он откуда-то с севера, торговец, возит хлопок и киноварь, у него три внука и он вдовец. Правда, похож?
— Ты убил Кречмера… — выдавил я.
— Я, — он пожал плечами. — Старик был непозволительно умен, а в паре с тобой, олухом набитым, — уже опасен. Я не хочу, чтобы в мой любимый трактир вломились жандармы. Сам знаешь, начнется шум, гам, стрельба… Я человек мирный, люблю тишину и покой, посидеть вот так вот с кружечкой, повспоминать былые деньки. Каждый ведь волен проводить досуг по собственному желанию?
Он ничего не сказал Кречмеру, но бедолаге-жандарму уже не было нужды в устных командах. Подчиняясь воле Макса, он промаршировал, чеканя шаг, как на параде, к входной двери и замер там, сложив руки по швам, задрав голову — точно швейцар в ресторане средней руки.
— И Орден ничего не знает?
— Разумеется, Шутник, разумеется, — Макс хмыкнул. — Ты ведь не поверил в то, что я действительно притянул ребят из Ордена? О нет. Пожалуй, узнай они о моем уютном уголке, заявились бы сюда еще раньше, чем жандармы. Какие-то там правила чести, знаешь ли, устав… А я думаю так — раз смерть забрала чью-то жизнь, ей не претит оставить пустое тело на забаву своим слугам. Я ведь не создаю свою армию, хотя мог бы, заметь! Я хочу лишь покоя и тишины… Кстати, знаешь, где ты будешь сидеть? Честно говоря, я еще не решил точно. Тут многое зависит от лица, а у тебя сейчас гримаса та еще… Скажем, тебя будут звать Фридрих, обедневший аристократ из малоизвестного рода. Правда, твои шрамы совсем не к месту. Впрочем, на войне ведь бывают и аристократы… Посажу тебя вместе с Бруно играть в шахматы, тебе будет совершенно не скучно. Или ты не умеешь играть? Да не важно: между нами говоря, Бруно тоже на редкость паршивый игрок…
И все же он хорошо умел разбираться в людях, как и читать лица. Но об этом свойстве мало кто помнил, сбитый с толку его болтовней и шутками.
— А ну сядь, — скомандовал Макс, серьезнея. — И не надо думать, что, опрокинув стол, ты выиграешь хоть секунду. Знаешь, я бы смог оторвать тебе голову голыми руками. Ты и так порядком сдал за это время, а сейчас и вовсе выглядишь, как побитая дворняга. Не двигайся, Шутник, ради нашей дружбы.
Он вытащил из-за спины короткий пистолет и, усмехнувшись, положил его перед собой на стол, уставив раструбом мне в грудь. Как ни странно, появление оружия помогло мне мыслить трезво. Может, потому что в обстановке наконец появился знакомый предмет, выбивающийся из этой сводящей с ума чудовищной фантасмагории. Пистолет это простая и понятная вещь. Направь его на кого-то, спусти курок и смотри, что будет дальше. Никакого гротеска, никакого фарса, никакой неизвестности.
— И ты тоже, Петер, не пытайся шевельнуться. Знаешь, ты был отличным парнем. Воспитанный, умный, никогда не лез в чужой разговор. Нет, если ты попытаешься схватить пистолет, я просто застрелю тебя. Скажи ему, Курт… Да, тебе не тягаться со мной. Кстати, если будете плохо себя вести, я раздроблю обухом кацбальгера ваши колени и локти. Видите ли, играть в шахматы, как показывает мой опыт, можно и с размозженными костями.
— Я думал, тебе больше нравится разбивать головы… — пробормотал я.
Я старался мысленно ощупать каждый дюйм своего тела, чтобы понять, на что оно может быть готово. Опрокидывать стол действительно было бы глупостью, более того, вряд ли это было бы мне по силам. Схватить пистолет? Пустое. Макс не врал, когда говорил, что Петер не успеет. Ни Петер, ни я сам. Он слишком хорошо знает свои силы и видит наши.
— Головы? Да ну тебя! — он засмеялся, словно я напомнил ему какую-то забавную историю. У него все истории были забавными, у моего друга Макса Майера. — Знаешь, забавнейшая ведь получилась штука. Ты ведь про ту женщину, а? Я даже не убивал ее.
— А кто? — спросил я машинально, даже перестав разминать под столом затекшие ноги.
— А догадайся, — предложил он.
— Ты был один с самого начала.
— Смешно было бы это отрицать. Мне не нужен компаньон в этом славном местечке, да и я, признаться, по натуре собственник. Нет, Шутник, я был один. С самого начала, с самого конца… Какая разница теперь?
