— А можно её не сгонять? Она не мешает.
И он действительно не стал сгонять Кэннон. Снял шлем, куртку, ботинки, юркнул под одеяло и тут же уснул, как отключился.
Я небрежно оделась и пошла в офис. Было полпятого утра, и мир казался мне заключённым в лимбо. Несколько часов подряд я пыталась работать, потом сказалась больной и распрощалась с секретаршей до вечера. Проходя мимо зеркала, я отметила, что почти не соврала — вид у меня был самый что ни на есть мигреневый.
Джошуа спал, как сурок. Кэннон тоже дрыхла, свернувшись вокруг его головы, похожая на пышную рыжую шапку. При виде хозяйки она даже не соизволила встать. Я опять покормила окончательно проснувшегося Джей Ди, уложила его в детское кресло на кухне, закрыла дверь в спальню, начинила чесноком большой кусок мяса и нарезала салат. Ли никогда не остаётся погостить, его зовёт прочь долг, но кто знает… Вдруг сегодня случится чудо? Пока мясо жарилось, благоухая, в одной духовке, я разогрела в другой замороженные лепёшки и сварила кускус на троих. Потом я накрыла на стол, взяла Джей Ди на руки и села ждать Ли. Пусть эксперт по этике обьяснит мне людей, идущих с посеребренным ножом на младенца, а ниневийский регулятор скажет, каким образом эти люди попали на территорию Нового Света.
Ли вернулся к полудню. Он прошёл прямо к умывальнику, в котором я недавно мыла посуду, подставил под кран руки в чёрных перчатках, и я увидела, что уносящаяся в сток вода окрашена красным. От Ли шёл знакомый запах, как от хирурга после операции. Оказывается, руки целителя и палача пахнут очень похоже.
— За это время ты не мог успеть в Ниневе, — сказала я. — Куда ты их дел?
— Никуда. Они у меня в фургоне — технически — а вообще-то уже нигде. Гораздо интереснее вопрос, откуда они были, когда были.
— Из Польши?
— Изначально да. Ничего удивительного, если бы не тот факт, что вылетели они сюда из Евразии. Прямиком из Москвы.
— Старый анекдот, — сонным голосом сказал Джошуа, входя в кухню. — Почему террористы никогда не захватывают евразийские самолёты?
— Потому что евразийцы не пускают террористов в свои самолёты, — машинально ответила я. — С каких пор это изменилось?
— С тех пор, как в Кремле сидит этот газоторговец, — сказал Ли. — Вот что, пойдёмте есть. Политика, в отличие от мяса, подождёт.
В гостиной он снял шлем, маску и куртку. На шее у него был простой медальон с невзрачным чёрным камнем. Я не придала этому значения. После случившегося ночью у меня совершенно не было аппетита, и то, что рассказал Ли, ничуть не помогло. Я через силу съела пол-лепёшки и надгрызла одну из бизоньих колбасок, которые поставила на стол специально для Джошуа. Мальчик предпочитал их даже свежему жаркому. Я сложила руки на коленях и просто смотрела, как они едят. Любовалась их лицами, правильными, как лица древних статуй, их светлыми, как ртуть, глазами. Мой друг и его брат, который мог бы быть и в каком-то смысле был нашим сыном… Но к чему грезить, что мечтать? К чаю я подала свежее молоко, белый хлеб, масло и мёд — самую старую и святую пищу в Хэйо. К этому моменту я уже немного расслабилась и смогла съесть кусок хлеба с мёдом.
— Теперь ты будешь звонить в Москву? — сказала я.
— Буду, — Ли допил чай с молоком. — Но это совершенно бесполезно. В Москве сейчас за это дело отвечает такой человек… специфический.
— В смысле? Это же твой коллега?
— Увы. Поразительный индивидуум. Я его второй год уговариваю делать его работу. Безуспешно. Говоришь с ним, говоришь, пишешь, пишешь, и всё время кажется, что вы вот-вот до чего-то договоритесь — ан нет. Воз и ныне там.
— Ты уговариваешь московского регулятора делать его работу? — Я ничего не понимала. — С каких пор у КГБ проблемы с кадрами? Чем он занимается, этот чудак?
— Мой русский коллега, похоже, рассматривает свою работу как довесок к своему хобби. Он, видишь ли, поэт, искатель сокровищ, ценитель знаний. Сейчас вот заинтересовался Янтарной комнатой. Наверное, искать поедет. Это интеллигенция, — Ли сплюнул русское слово сквозь зубы. — Надо узнать, где они там её выращивают, в какой яме, и случайно уронить туда сотню-другую килотонн т. э.
— То есть он по халатности позволил этим людям сесть в самолёты?
— Если бы по халатности, если бы в самолёты, — Ли выделил окончание. — Это был один самолёт. Все четверо летели одним рейсом. Профессиональные террористы, известные КГБ по лицам, по именам.
— Но он же должен был их поймать, — беспомощно сказала я. — Арестовать, задержать… Это же его задача, так почему?..
— Потому же, почему он их не убил. На этой работе нужен киллер, а не поэт.
Я вспомнила собственную небольшую подборку стихов и обиделась.
— Под рукой Доброй Королевы Бесс служила целая плеяда пиратов, киллеров — и поэтов, — сказала я. — Поэты тоже умеют работать. И убивать.
— Они убивают недостаточно буднично и не так много, как надо. — Ли был мрачен, и мне вдруг захотелось, чтобы он опять надел маску. — Этот человек отдаёт драгоценные камни верности и чести в обмен на… дрянь. Надеется золото в ней найти. А там только то, что было всегда — дрянь дрянь и есть. Чиновнику это было бы ясно, но не поэту.
— Ты хочешь сказать, этих психов там уже столько, что речь пошла о количестве трупов? Ли, их главарь богохульствовал. Он поминал Творца. Кто были эти люди, кто они твоему поэту?
— Его… особый проект. Майа, здесь никакой тайны нет, как нет её в… экскрементах и прочей дряни. Религиозные фанатики, которых не добил ещё Таннхойзер. Сен-Домэ. Эта мерзость ползёт в Евразию через западную границу. Самое лучшее, что могли бы сделать евразийцы — это захватить восток Вест-Унии и как следует его зачистить. Но нет же, они туда газ продают.
Я не могла, не хотела всё это так проглотить. Слишком невероятно. Религиозные фанатики-убийцы — это на Юге, у мусульман, правда? Там могут казнить за внебрачную связь, за недозволенный родителями брак, за однополую любовь. Там постоянно убивают детей. Но не в Евразии же! И не у нас!
— Слушай, Ли, — я покачала головой. — Какая-такая религия? Разве это наша вера? Эти люди богохульствовали. Они пришли сюда убить младенца и утверждали, что Бог на их стороне!
— А это очень даже может быть, — равнодушно ответил он.
Я взвилась.
— Ли! Мои предки построили Замок во Имя Божие! Эта больница — дар Творцу. Мне видней, что в этом смысле может и чего не может быть.
Ли кивнул с таким видом, как будто всё это уже слышал.
— Я понимаю, Майа. Старый спор между тварями Сен-Домэ и либеральными теологами из Хэйо. Если ты права, то почему Бог не сообщит нам об этом — и им? Убийцам? Если Он не хочет, чтобы во Имя Его убивали детей, почему Он не явится террористам и не запретит им это делать? Почему не разразит всех их молнией, проказой, раком? Почему Его обязанности должен исполнять я?
— Ли… это же детские вопросы!
Я не верила своим ушам. Он никогда раньше не заговаривал о религии. Ни разу за девять лет! А Ли продолжал:
— Ты права. Самые важные вопросы задают дети. Если Он действительно против какого-то зла, почему Он не скажет об этом людям? Может быть, оттого, что Он на самом деле совсем не против этих ужасных вещей? Если вспомнить священное писание Запада Старых земель, «Лестницу в Небо», то выяснится, что образ Творца там сильно отличается от того, что создали после эмиграции в Новый Свет либеральные богословы. Бог может, например, санкционировать уничтожение бесчисленных живых тварей просто потому, что их существование не вписывается в Его представление о должном. Его слуги, архонты, могут устроить потоп и уничтожить континент, а Он и пальцем не шевельнёт, чтобы их покарать. Майа, тебе стоит смириться с мыслью, что всё это Его вполне устраивает и что Его верные слуги и правда могут быть отморозками, которые ходят с ножом на младенцев. Почему бы им и не быть такими, если Его архонты могут утопить миллионы безвинных живых созданий и заживо содрать кожу с собственного брата?
— Который скормил несколько человеческих народов своим чудовищам. Каррак. Это и были те безвинные создания, о которых ты говоришь, да? Ли, что ты такое прочёл?..
— Палеонтологические журналы, — ответил он. — И археологические тоже. Во-первых, не народы, а народ. Инлэ скормил своим каррак один народ, причём не самый лучший.
Я фыркнула. Он поднял руку — «не перебивай».
— Во-вторых, Майа, на Седых землях, которые затопили архонты, не было никаких чудовищ. Там жили разные животные, похожие на наших, современных. Ящеры, к примеру, или древние млекопитающие, креодонты. Хищники, похожие на диких собак и кошек с приземистыми телами, на коротких лапах. Они были, кажется, некрасивы, но разве это — причина их уничтожать? А то, что мы по старинке зовём «каррак», были на самом деле просто рапторы.
