Последний день перед рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь поступила. Глянули звезды. Тут через одну большую трубу полыхнул голубой огонь, повалился дым и пошел тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле. Поднялась она так высоко, что одним только пятнышком мелькала вверху. Но где ни показывалось пятнышко, там звезды, одна за другою, пропадали на небе. Скоро ведьма набрала их полный рукав. Три или четыре еще блестели.
Вдруг, с противной стороны, показалось другое пятнышко, увеличилось, стало растягиваться, и уже было не пятнышко, а чорт. Спереди он был совершенно немец; зато сзади настоящий губернский стряпчий в мундире! – только разве по небольшим рожкам, торчавшим на голове, можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто чорт.
Между тем чорт крался потихоньку к месяцу и уже протянул было руку схватить его, но вдруг отдернул ее назад, как бы обжегшись, пососал пальцы, огляделся вокруг, схватил пролетающую мимо МКС, перебросил из руки в руку, наконец поспешно спрятал в карман и, как будто ни в чем не бывало, побежал далее.
– Миллер! – укоризненно сказала подлетевшая ведьма. – Это-то баловство вам для какой такой надобности!
Чорт виновато моргнул, но справился.
– А вы, Юлия свет Владимировна, для какой, извольте спросить, такой надобности звёздочки ясные тырите?
– Для самой понятной, вот для какой! Печки да котельные ими топить будем и без вашего газа обойдёмся, можете им пузырь дуть, пока дуется!
Ах, ведьма, в восхищении подумал чорт…
* * *
…Тут села она на лавку и снова взглянула в зеркало и стала поправлять на голове свои косы. Чорт между тем не на шутку разнежился у Юлии: целовал ее руку с такими ужимками, как заседатель у поповны, брался за сердце, охал и сказал напрямик, что если она согласится удовлетворить его страсти и, как водится, наградить, то он готов на все: даже по семьдесят пять. Но вчера. Юлия была не так жестока, притом же чорт, как известно, действовал с нею заодно. Она таки любила видеть волочившуюся за собою толпу и редко бывала без компании; этот вечер, однако ж, думала провесть одна, потому что весь бомонд зван был на кутью к президенту. Но все пошло иначе: чорт только что выставил свое требование, как вдруг послышался голос дюжего премьера. Юлия Владимировна побежала отворить дверь, а проворный Миллер влез в мешок.
Премьер, стряхнув с своих капелюх снег и выпивши из рук красавицы чарку виски, рассказал, что он не пошел к рябому, потому что поднялась метель; а увидевши свет в ее окошке, завернул к ней, в намерении провесть вечер в приятности.
Не успел премьер это сказать, как в дверь послышался стук и голос президента!
– Спрячь меня куда-нибудь, – шептал премьер. – Мне не хочется теперь встретиться с ним.
Юлия думала долго, куда спрятать такого плотного гостя; наконец выбрала самый большой мешок с донецким антрацитом; антрацит высыпала обратно в шахту, и дюжий премьер влез с усами, с головою и с капелюхами в мешок.
Президент вошел, покряхтывая и потирая руки, и рассказал, что у него не был никто и что он сердечно рад этому случаю погулять немного у нее и не испугался метели. Тут он подошел к ней ближе, кашлянул, усмехнулся, дотронулся своими длинными пальцами ее обнаженной полной руки и произнес с таким видом, в котором выказывалось и лукавство, и самодовольствие:
– А что это у вас, великолепная Юлия? – И, сказавши это, отскочил он несколько назад.
– Как что? Рука, Виктор Андреевич! – отвечала ведьма.
– Гм! рука! хе! хе! хе! – произнес сердечно довольный своим началом президент и прошелся по комнате.
– А это что у вас, дражайшая Юлия? – произнес он с таким же видом, приступив к ней снова и схватив ее слегка рукою за шею, и таким же порядком отскочив назад.
– Будто не видите, Виктор Андреевич! – отвечала Юлия. – Шея, а на шее монисто.
– Гм! на шее монисто! хе! хе! хе! – И Виктор Андреевич снова прошелся по комнате, потирая руки.
– А это что у вас, несравненная Юлия?.. – Неизвестно, к чему бы теперь притронулся президент своими длинными шаловливыми пальцами, как вдруг послышался в дверь стук и голос народа.
– Ах, боже мой, сторонние лица! – закричал в испуге президент. – Что теперь, если застанут особу моего звания?.. Дойдет до жёлтой прессы!..
* * *
– Миллер, говоришь? – задумчиво протянул кузнец, накручивая хвост чорта на кулак. – А раз ты Миллер, то полетели-ка, брат, в Петембург, на Стрельну, прямо к Самому!
И кузнец обомлел от страха, чувствуя себя подымающимся на воздух.
* * *
– Здравствуйте, панове! помогай бог вам! вот где увиделись! – сказал кузнец, подошевши близко и отвесивши поклон до земли.
– Что за фраер? – спросил сидевший напротив кузнеца олигарх другого, сидевшего подалее, в нарочито испачканных нефтью красных атласных шароварах.
– А вы меня не познали? – сказал кузнец, – это я, Вакула, кузнец! Когда проезжали осенью через Диканьку, то такой нам хипеж на болоте да шухер на бану устроили – без малого два дни гудели. А я вам ещё переднее колесо вашего «Линкольна» перебортовал!
– А! – сказал тот же олигарх, – точно, это тот самый лох, который тачку типа прокачал. И чё ты тут забыл, muzghik?
– А так, захотелось поглядеть, говорят…
– Типа, земеля, – пальцанул олигарх и, желая показать, что он может говорить и по-русски, – и нравится ли тебе Северная Пальмира?
Кузнец и себе не хотел осрамиться и показаться новичком, притом же, как имели случай видеть выше сего, он знал и сам грамотный язык.
– Ну ты, автоматная рожа! – отвечал он равнодушно. – У тебя ж, быка, вся грудь лентами перепоясана, а ты ещё базло раскрываешь на честных пацанов!
Олигархи, услышавши кузнеца, так свободно изъясняющегося, вывели заключение очень для него выгодное.
– После перетрём с тобою, земеля, побольше; теперь же мы едем сейчас под ясны очи предстать!
* * *
– Владимир Владимирович! МКС исчезла!
Путин оглядел собравшихся и грозно спросил:
– Так, а где рыжий? Его опять проделки?
* * *
– Стоять, – тихо сказал Путин.
Чорт замер.
– МКС ты спёр? – коротко спросил ВВ.
Чорт обернулся, застенчиво повёл плечиком и шаркнул ножкой.
– А ещё что спёр?
Чорт поковырял пальцем стену и завил хвост тройным колечком. Ту часть хвоста, что оставалась свободной от железной хватки Вакулы.
Путин взял со стола графин и, прищурившись на хвостатого, аккуратно взболтал. Содержимое хищно прошлось по стенкам, из горлышка вырвался сизый дымок. Второй секретарь услужливо распахнул скрытую в дубовой обшивке дверь…
Чорт вытянулся в тонкую струйку и истово стал докладывать…
* * *
– И Грефа. И Христенко. Короче, всех – мухой. Где Сурков? Теперь не отвертятся.
Чорт иссяк и обмяк. Вдоль холодной стены строго по ранжиру хмуро строился кабинет министров, второй шеренгой – аппаратчики из администрации. Последним в дверь заглянул рыжий.
Кабинет предупредительно посторонился. С рыжим отношений старались не портить.
Вакула понял, что верное дело выскальзывает из рук хуже вареника. Стучать в пол каблуком или гэкать на весь кабинет было бы невежливо, и он прибег к проверенному способу: снова дёрнул чорта за хвост. Чорт истошно заверещал.
– Простите, товарищ, – теперь Сам щурился по-доброму, явно что-то припоминая, – у вас же ко мне была какая-то важная просьба?
– Так черевычки же ж! – Вакула чуть не затанцевал от нетерпения.
– Черевычки… черевычки… – ВВ повёл вопросительным взглядом вдоль строя.
– Ботиночки такие, – услужливо подсказал Швыдкой.
Остальные завистливо втянули носом воздух. Второй секретарь поспешно крутнул вентиль на баллоне с кислородом.
– Только обязательно шоб с вашей ноги.
Взгляд Самого стал ещё более вопросительным. Администрация сжалась в кружок и невнятно забормотала, изображая мозговой штурм.
– Настораживают неясные ассоциации с «Собакой Баскервилей», – прошелестело по кабинету.
– Так… – ВВ принял решение. – Ботинки будут мои. Но ненадёванные. Только это… спецоборудование поснимайте, – подумав, распорядился президент. – Ну там нож, пистолет, шприцы, рацию, джипиэс… Нет, джипиэс можно оставить… И обязательно – выдрать большую красную кнопку со всеми проводами. В левом каблуке справа ближе к подъёму. Не перепутайте!..
* * *
– От це ж гарно! – Вакула опустил молоток и отступил на шаг, любуясь на свою работу.
А и было же на что полюбоваться! Инсталляция приобретала замысленный вид: офицерские полуботиночки Путина заступали теперь дорогу ковбойским сапогам старшего Буша, начищенный и помятый саксофон Билла наигрывал для танцующих полосатых чулок Ангелы, а шляпка Елизаветы Второй и два кепи, де Голля и Фиделя Кастро, – склонялись над безнадёжно больным серым халатом так некстати нашедшегося испанского короля. Но снова чего-то не хватало картине для полной гармонии…
