Владимир Жариков
Сказочный отпуск
Нырнув в двенадцатый раз, Фрол не выловил ничего. Омут в этом месте слишком глубокий, дно илистое, а вода мутная и темная — обнаружить что-либо совершенно невозможно. Да и камушки стали попадаться какие-то мелкие, все те что покрупнее были, небось в самые тартарары провалились. Опустишься на глубину, нащупаешь руками — будто бы дно, — выберешь на ощупь из склизкой жижи горсть камней, а там одна галька — гранит, да известняк. Ну, халцедон изредка попадется, да что с него толку, с халцедона-то, уж был бы хоть агат или оникс. А того, за чем нырял, так и вовсе нету.
Тем временем, день клонился к вечеру, Фрол весь продрог и вымок до нитки. Решил не доводить число ныряний до чертовой дюжины — вода уж больно студеная, не ровен час судорога, так и вообще не всплывешь. Надо как-то согреться, да подумать о ночлеге. Раздевшись догола, Фрол отжал мокрую, изрядно поношенную одежду и разложил ее сушиться на камнях — на ветерке, да на заходящем солнышке. Сам побегал немного по травке для «сугреву», потом, превозмогая дрожь, опять натянул на себя сырое одеяние. Достав кресало и набрав пучок сухой травы, он начал высекать искры и раздувать пламя, разводя костер на прежнем и еще теплом кострище. Покидая стоянку, туристы залили водой свой костер, угольков не осталось, зато нагретая земля быстро просохла, даже пепел снова стал теплым на ощупь. Осталось после туристов и немного дров, сухие лучинки быстро занялись от затлевшей травы.
Вспомнив про туристов, Фрол сердито плюнул с досады. Сволочи! Если б не они, мешок бы, глядишь, и не прохудился бы вовсе, да если бы и прохудился, то, может, не в реке, а на берегу — и не рассыпалось бы в воду с таким трудом добытое богатство. Он выложил на плоский камушек остатки былой роскоши — все, что сумел спасти. Всего горстка необработанных алмазов, всего двенадцать штук. Самый большой чуть крупнее перепелиного яйца, три еще более-менее ничего, а остальные — так, с горошину. А ведь было-то — целый мешок! А в мешке-то экземпляры имелись, чуть ли не с детский кулак! А камушки-то эти стоили жизни трем его подельникам. Как знать, если бы не его жадность, если бы они, подельники-то, в живых остались, ведь его доля все равно была бы крупнее этих жалких остатков. И все могло бы быть по-другому. Ну да ладно, что сделано — то сделано, назад не повернешь. Теперь почти все богатство в реке. Гады эти плотогоны, из-за них все! А деваха-то с парнем, как они вообще здесь оказались? Они же оставались ТАМ, в другом мире! А может, это и не они вовсе, может, померещилось и вообще зря он от них удирал?
Ну, да ладно, нечего нюни распускать. На первое время и этих камушков хватит — хозяйством обзавестись, да зажить как следует. А там можно и за остатками сгонять, они у берега Синявы в том, в другом мире надежно спрятаны. Ведь он все-таки мужик-то дальновидный, не все богатство с собой потащил — поделил надвое, часть на черный день оставил, вдруг, мол, возвернуться придется. Да и не утащить всего было за один-то раз, тяжеловато больно. Только если за остатками отправляться, напарник нужен, точнее два, один чтоб туда попасть, а другой — чтоб назад воротиться. А с ними-то ведь еще и делиться придется!
Хорошо, что здесь, у реки, место тихое, вокруг народу ни души, а то не ровен час нападут лихие люди, да и эти камни отнимут. Надо бы их припрятать до поры, чтоб не таскать с собою, от греха подальше. А потом найти селение, на ночлег попроситься, да выяснить, какой хоть нынче год на дворе, да что теперь за порядки, да кто нынче царь на Руси. Павел-то, государь, поди, уж помер давно. Алексашка сейчас, али еще кто? Может, самозванец какой власть узурпировал? А еще интересно, что тут за место такое, куда он попал, да что это за река? И далече ли до его родной Мечетной слободы, что в Оренбургской губернии? Село-то должны все хорошо знать, оттудова Емельян Пугачев в свое время путь в цари начинал, войско собирал, уж о нем-то слава была великая. А Фрола тогда еще и на свете не было, он народился аккурат в тот год, когда Емельку-смутьяна четвертовали. А в церкви, где Фрол звонарем стал служить, когда подрос, батюшка Филарет хорошо Емельку-то помнил. Образованнейший человек был этот Филарет, он Фрола учил и латыни, и по-аглицки. Жив ли, интересно? Тоже, поди уж, помер давно. Ведь сколько он на родимой сторонке-то не был! С тех пор, как по пьяни в сухой колодец свалился, невесть сколько годков минуло. Поначалу подумал, что вообще помер. Летел себе по темному коридору, вдруг черт навстречу. Фрол как начал осенять его крестным знамением:
— Сгинь, нечистый!
Того аж передернуло.
— Слушай, Фрол, — говорит, — прекрати! Выведу тебя наружу, уймись только!
И вывел. Да неизвестно куда вывел-то. Другой мир, оказывается — лешие, водяные, русалки… А одна-то была, ой мамочки! На Фрола нахлынули сладкие воспоминания. И не утопила его, более того, открыла секрет нелюдей, как пятьсот лет прожить можно.
Костер запылал жарко, одежда быстро просохла. Надо бы все-таки пойти припрятать камушки. Подальше от реки, да от тропинок, да еще чтоб место было приметное, не искать потом. А то ведь как оно бывает: или кто чужой откопает, или сам забудешь, где клад спрятал и не отыщешь вовек.
Фрол поднялся по крутому склону, тянувшемуся вдоль берега реки. На противоположном берегу виднелась совершенно отвесная, высокая и узкая скала, торчащая вверх острым шпилем, а у вершины ее дождем и ветрами было проделано сквозное отверстие. Этакое гигантское игольное ушко. Надо встать так, чтобы дыра была видна вся на просвет. Это будет первая примета. Теперь нужно найти вторую. Деревья не годятся, их может повалить буря или спилить человек. А что там темнеет в склоне чуть поодаль, в стороне от тропинки? Пещерка? Очень хорошо. Теперь в пещерке надо выкопать ямку, да поглубже. Чем копать-то? Только ножом, руками, да палкой.
Алмазы Фрол упаковал еще там, на берегу. Выудил из кострища обгорелую жестянку — плотогоны оставили. Ишь, какие у них штуки, небось заграничные. А в траве нашел еще какую-то заграничную штучку — мешочек из чего-то прозрачного, как бычий пузырь, но тонкий. Один алмаз, самый маленький, он оставил при себе — какому-нибудь купчишке продать надо бы, чтоб деньги на карманные расходы имелись. Остальные завернул в тряпицу — в кусок холстины от порванного мешка, — потом в пузырь и затолкал в обгорелую жестянку. Осталось положить все это хозяйство в ямку и прикопать.
— Ты чего тут делаешь?!
Фрол резко обернулся. На него смотрели два злобных человечьих глаза и дуло ружья. Два дула одного ружья. Такого он еще и не видал никогда, какое-то новое. Но Фрол не из пугливых.
— Какое тебе дело?! Убирайся!
Эх! Такое хорошее место! Было. Теперь придется подыскивать другое, этот тип наверняка здесь все перекопает. Вон у него и лопатка привязана к поясу.
— Ну-ка покажи, что там у тебя? — мужик указал стволом ружья на обгорелую жестянку.
— Еще чего!
Фрол сидел на корточках Он оперся на руки и резким движением ноги выбил ружье из рук мужика. Прогремел выстрел. Не дав противнику опомниться, зарыватель клада быстро выпрямился и схватил мужика за горло. Но тут же скорчился от боли, получив удар в солнечное сплетение.
— Уй, сволочь! Ну, держись у меня! — Фрол наотмашь засветил мужику в ухо.
Завязалась драка, протекавшая с переменным успехом. Когда оба противника устали и получили примерно равное количество синяков и ссадин, они уселись у входа в пещерку, тяжело восстанавливая дыхание.
— Ты кто? — спросил нападавший на Фрола мужик.
— Какое тебе дело?! Человек!
— А это что?
Незнакомец ловко подхватил валявшуюся обгорелую жестянку, вытряхнул на землю полиэтиленовый пакет с тряпицей.
— Моё! — заорал Фрол, быстро накрыв пакетик ладонями.
Драка возобновилась. Каждый тянул сверток на себя, в конце концов, тонкий полиэтилен порвался, тряпица размоталась, на землю посыпались алмазы.
— Ни фига себе! — произнеся это, противник Фрола на некоторое время онемел и даже остолбенел.
— Моё! — еще раз повторил Фрол, проворно сгребая камни.
— Откуда это?
— Откуда, откуда — оттуда! Места знать надо!
Незнакомец, не вслух, конечно, костерил себя последними словами. Если бы он спрятался и дал Фролу уйти, сейчас бы владел несметным богатством. Ну да ладно, как сказано в писании, не пожелай себе жены ближнего, раба его, осла, вола, чего там еще? — золота, бриллиантов… Кстати, о золоте, ведь он сюда пришел именно за этим.
— Ладно, — немного дружелюбнее произнес незнакомец. — Мир!
— Ну, хорошо, мир! — Фрол обтер о лохмотья вымазанную в крови и земле ладонь, протянул противнику.
— Я-то ведь, собственно, за своим приходил, — продолжал незнакомец. — Я думал, ты меня ограбить собирался.
— Это как?
— Самородок тут у меня припрятан. Если цел еще. Ну-ка, подвинься.
