– Чтобы такое энтакое сделать, чтобы папаня меня сильно не драл? – лапоть пятидесятого размера лихо сбил красную шляпку мухомора и отправил ее в полет.
Иван Дурак шел по лесу мучительно размышляя. Дело это было для него очень трудное и непривычное.
– Во! – осенило его, – наберу пару лукошек грибов и ягод. Малинки, земляники…
То, что малина и земляника в одно время не растут, ему было невдомек. Ваня рьяно принялся за дело. Первое что попалось ему на глаза – куча поганок облепивших трухлявый пень.
– А ить я и впрямь везучий! −обрадовался он, – недаром дядя Михей говорил: Ване завсегда везет!
Сбору даров леса помешало отсутствие тары. Лукошек у него с собой не было. Да и откуда им было взяться, если из деревни он улепетывал, преследуемый целой толпой разъяренных мужиков?
– Я ж не виноват, что корова психованная оказалась, – начал оправдываться в пространство Иван Дурак. Воспоминания о событиях этого дня наполнили его печалью.
Вообще-то, все началось еще накануне, когда отец взял его с собой в столицу на ярмарку, опасаясь оставлять великовозрастное чадо без присмотра. За счет Буренки держалась вся их небольшая семья. И хворая мать, и старик отец и сыночек их Иванушка. Сметана, творожок, маслице всегда охотно раскупались в городе. Молоко Буренка давал отменное. У них были постоянные покупатели, которым Иван помогал донести покупки до дому, а по дороге, конечно, любовался на чудеса столичные. Особенно ему нравились балаганы и бродячие артисты. Как лихо медведи отплясывали камаринскую, как пели цыгане! Но последнее шоу, завезенное из дальних стран, сразило его наповал. Оно стоило очень дорого – по целому пятаку с носа, но ради такого зрелища даже пятака отдать было не жаль! Как красиво мужик в черном плаще и того же колера берете с пером, тряс красной тряпкой перед носом быка! Как лихо от рогов уворачивался, а потом раз! И проткнул его шпагой насквозь!
Иван Дурак, увлеченный воспоминаниями, повторил этот жест, поскользнулся на траве и сел в муравьиную кучу.
– Не, а кулаком все-таки сподручнее, – почесал затылок детинушка, поднялся и продолжил свой путь.
Тут он не погрешил против истины: кулаком с быками ему действительно было легче разбираться. После всего виденного, он, естественно, решил выпендиться перед деревней, и порадовать их таким же представлением. А потому, с утра пораньше спрятался на огороде, чтобы папенька его не нашел, и один уехал в город торговать. Убедившись, что телега с отцом скрылась за горизонтом, будущая звезда корриды пошел подыскивать для представления походящего быка, вооружившись старой мамкиной юбкой, давно уже использовавшейся в качестве половой тряпки, но в ней до сих пор еще угадывался красный цвет. Шпагой тореадору послужила сломанная на прошлой неделе кузнецом Вакулой пополам оглобля. Сломанная, между прочим, об голову Ивана в отместку за то, что деревенский дурачок на спор с местным забулдыгой приколистом Фомичом погнул наковальню кузнеца собственной головой, за что и получил тот самый пятак, который позволил ему полюбоваться корридой. Деньги Ванюше папа с мамой никогда не доверяли и правильно делали.
Найти достойного противника Ванюше труда не составляло. Самым мощным в деревне был бык производитель Вася, принадлежавший старосте Михею. Иван смело зашел в загон и начал трясти половой тряпкой перед носом офигевшего от такой наглости быка. Он даже оторвался от стожка сена, перестал жевать, и соизволил обнюхать подношение. Потом похлопал глазами, лизнул не первой свежести тряпку, вырвал ее из рук Ивана и даже пару раз жевнул.
– Вася, ну какой ты тупой, – укорил его Ваня, и чтоб заставить артиста работать, огрел его «шпагой» меж рогов, заставив оглоблю укоротиться еще в два раза. «Артист» его понял правильно и начал гонять тореадора по всему загону. Оставшийся без оружия Вася не сразу сообразил, что шпагу вполне может заменить и кулак. Лучше б он совсем ничего не соображал! У Вакулы удар кувалдой был слабее, чем у Ванюши удар кулака. После этого бык не то что му, он даже ме уже не мог говорить, и как Иван не пытался его поставить на ноги, копытца Васи разъезжались в разные стороны, и он грузно оседал обратно на землю.
К счастью для Ивана его дебют остался незамеченным односельчанами, и наш герой двинулся на поиски более толкового артиста. Он вспомнил, как матушка ласково поглаживала их Буренку. «Какая ж ты у нас умница, – приговаривала при этом она, – кормилица ты наша». Ему нужен был умный партнер, понимающий душу истинного артиста с полуслова, однако Буренка, как перед этим и Вася, флегматично жевала траву на выгоне, не обращая внимания на приплясывающего перед ней с красной тряпкой Ванюшу. На него обратил внимание пастушок Егорка, который, забросив кнут, ухахатывался над дурачком. Солнце всходило все выше, уже стало изрядно припекать, а Буренка, игнорируя трясущуюся перед носом тряпку, продолжала жевать и сбивать с боков мух да слепней хвостом. И тут Ванюшу в очередной раз осенило. Хоть и был он деревенским дурачком, но мыслил порой нестандартно, с размахом. Идею подсказал ему размах хвоста Буренки, к которому он тут же, не откладывая дело в долгий ящик, привязал колючку, и дело сразу пошло на лад.
Ванюша слишком поздно сообразил, что если он благословит Буренку точно так же как перед этим быка Васю, папа с мамой ему спасибо не скажут, а когда сообразил, понял, что оставалось только одно средство спасения: бегство. А куда бегут обычно испуганные детишки? Разумеется к мамке. Разум Ивана Дурака, не смотря на его не полные двадцать лет, был на уровне восьмилетнего ребенка. И он припустил обратно в родную деревню Недалекое, преследуемый взбесившейся Буренкой. А в деревне уже вовсю кипели страсти. Староста Михей пытался выяснить, кто, как и чем приголубил его любимого быка Васю, оставив внушительную вмятину меж рогов. Вопрос был снят, как только на горизонте нарисовался Ивашка, преследуемый Буренкой. Народ прыснул в разные стороны, староста Михей увернуться не успел. Да и где ж ему было увернуться, ежели одет он был в красные шаровары, в красную расписную рубаху, да еще и подпоясан был красным кушаком. Шансов у него, практически, не было, так как главный мучитель Буренки перед этим долго тряс красной тряпкой перед ее носом. Короче, староста пострадал первым. Поддетый рогом он улетел на крышу собственного дома, обнялся с трубой и заорал оттуда благим матом. Буренка еще долго бесчинствовала в деревне, пока не нарвалась на Вакулу, который, как и Иван, силушкой был не обижен. Он с ней обошелся, в отличие от деревенского дурачка по-божески, схватив за рога и опрокинув на землю. Тут уж навалился и остальной народ. Буренку скрутили, освободили хвост от колючки, а затем, вывернув из плетней колья, зачем-то побежали за Ванюшей…
Охваченный воспоминаниями, Иван не заметил, как углубился довольно далеко в лес, и идет уже по местам незнакомым, в которых ни разу еще не бывал. Ослабленное кронами деревьев солнышко уже не так припекало, щебет птиц настраивал на минорный лад, и Ваня постепенно успокаивался. Что-то серое шевельнулось у корней кряжистого могучего дуба, юноша перевел на это что-то свой доверчивый взгляд, и… от испуга он непроизвольно испортил воздух, ножки, обутые в лапти пятидесятого размера подогнулись, он сел на пятую точку и заорал благим матом.
– Помогите-е-е!!!
Под дубом сидел мощный, матерый волк, и мрачно смотрел на вопящего во всю глотку Ивана. Нет, Ванюша был не трус. Он легко мог разобраться с любой живностью… домашней. А про лесных, неприрученных тварей, мама с папой в детстве ему столько страстей рассказывали, дабы чадо любимое не рисковало далеко в лес убегать, что он, так и не повзрослев, решил, что настал его смертный час.
Волк брезгливо зажал нос лапой.
– Тебя как зовут?
– Иван, – автоматически ответил Ванюша и завопил еще громче.
– Слышь, Вань, не порть больше воздух, а то глаза ведь режет.
– А ты меня есть не будешь? – настороженно спросил Иван Дурак, прекратив верещать.
– Да сдался ты мне, – презрительно фыркнул волк, пролив бальзам на сердце Ванюши.
Иван Дурак был очень доверчивый, а потому поверил сразу и безоговорочно, поднялся с земли, и подошел ближе. Правая передняя лапа волка была зажата в серебряном капкане, на блестящей поверхности которого чернела странная гравировка: Растрепанная метла с размаху бьющая по свиному рылу. Тут уж Иванушка не только осмелел, а прямо-таки обнаглел, сел рядом с волком, чуть не в обнимку, и начал мечтать.
– Теперь я в Недалеком первым человеком буду. Батяня говорил за шкуру волка рупь серебром дают, – он перевел взгляд на зажатую в капкане лапу собеседника, тяжко вздохнул, – за непорченую. Но ты не расстраивайся. Подлечим, и возьмем цену сполна.
– А ты моего согласия спросил? – мрачно поинтересовался волк.
– Да ты не бойся, выручку разделим пополам. А ежели и капкан продать Вакуле, то еще пару медяков наварим. Это ж какие деньги!
