Юлия Набокова - Осторожно: добрая фея!

Пол застилал пестрый ковер, под ногами хрустела шелуха, спина ныла от напряжения. При тусклом пламени свечи сложно было различать зернышки, приходилось ориентироваться на ощупь.

– Овес, гречка, просо, гречка, просо, овес, овес, просо, – сосредоточенно шептала девочка, осторожно ползая на коленках и разбирая крупинки. Просо – в карман, гречку – в чепчик, овес – в деревянный башмачок. Когда они наполнятся, она ссыплет зерна в большие емкости и начнет по новой.

Просто удивительно, как это нянюшка Рина умудрилась опрокинуть мешок с просом, бочку с гречкой и корыто с овсом – и все это одновременно! Ведь не великан какой-нибудь, а тщедушная старушка, в которой еле жизнь теплится. А злыдня Сюзанна ее еще наказать хотела – Рина такого бы точно не пережила. Хорошо еще, что мачеха кричала так громко, что и папа, с некоторых пор имевший привычку запираться на чердаке и вздыхать на луну (у него это называлось «изучать звезды»), ее бы услышал, если бы с утра не уехал по делам. А уж она-то была всего этажом выше и быстро примчалась на выручку своей старой нянюшке. Сюзанна Рину с первого дня невзлюбила, когда, обходя дом на правах новой хозяйки, положила глаз на комнату падчерицы и вздумала поселить в ней свою собственную дочурку Ядвигу, по вредности не уступающую мамаше. Рина тогда вступилась за воспитанницу и отца на свою сторону перетянула, так что Белинда осталась жить в своей комнате с видом на городскую площадь с фонтаном, а мелкой вреднюге досталась равноценная комната, но с окнами на скотный двор.

С тех пор началась в доме настоящая война. Сюзанна, не решаясь открыто нападать на падчерицу, изводила трудными поручениями старенькую нянюшку, а стоило Рине заикнуться о возрасте и здоровье, как грозилась уволить «никчемную старуху». У отца Белинда поддержки не нашла – тот после женитьбы сделался вялым, безынициативным, во многом слушался Сюзанну и соглашался с ней в том, что Рина уже стара, слаба и к службе не годна, а Белинда достаточно взрослая девочка и не нуждается в услугах няньки. Как было объяснить папе, что с появлением мачехи Рина осталась для нее единственным близким человеком, который искренне о ней заботился и поддерживал? Самого отца и всех остальных слуг Сюзанна как будто околдовала, и те всегда принимали ее сторону. Вот и приходилось помогать нянюшке с работой, которую взваливала на старушку мачеха.

– Вот ведь, – кручинилась Рина, – молодухой была, отродясь полы не мыла и котлы не чистила, только за детишками присматривала и всегда уважением пользовалась. А на старости лет хуже последней чернавки сделалась.

Белинда утешала нянюшку, отбирала швабру и щетки и принималась за самую грязную работу. Благо других занятий у нее теперь не было – Сюзанна разогнала всех ее учителей после того, как они дружно объявили, что Ядвига, которую мачеха всучила им в нагрузку, к учебе не пригодна, а мудрый философ к тому же добавил, что глупость неизлечима. Тогда Сюзанна быстро убедила мужа в том, что науки вредят воспитанию, и образование Белинды на этом закончилось. Девочка тайком продолжала читать книги в свободное время, но его оставалось не так много, учитывая тот объем работ, который взвалила на нянюшку новая хозяйка. Мачеха, конечно, быстро поняла, кто помогает Рине разбираться с делами, и совсем разошлась.

Понятное дело, думала Белинда, разбирая зернышки, что няня здесь ни при чем. Куда уж сухонькой старушке перевернуть тяжелую бочку и опрокинуть полное корыто и мешок, набитый под завязку! На это способна только разъяренная мегера Сюзанна, которая целыми днями палец о палец не ударит: силы копит, чтобы потом окружающим очередную свинью подложить. Но спорить с гневной мачехой – себе дороже. Уж проще разобрать весь этот бедлам по крупинкам. Девочка в изнеможении присела на пол и подвела неутешительные итоги. В чепчике – от силы горсть, в кармане и того нет, а в башмачке…

– Ядрена фига, – с чувством выругалась она, заметив, что овес в башмаке наполовину перемешан с просом. Задумавшись о каверзах мачехи, девочка по рассеянности смешала зерна. Вот почему в кармане их оказалось так мало.

От обиды засвербело в носу. Белинда схватила башмачок и со всей силы швырнула его об стену, рассыпав зернышки, которые с таким трудом собирала по всему полу. Башмак отлетел в угол, где темной грудой были свалены мешки с зерном, и Белинде показалось, что оттуда раздался сдавленный писк. Но сейчас ей некогда было жалеть придавленную мышь. Каждый раз, когда мачеха доводила ее до такого состояния, у девочки начинало щипать в носу, а с кончиков пальцев срывались золотистые искорки. Если в такой момент загадать желание и щелкнуть пальцами, рассыпав в воздухе щепотку искр, то оно обязательно исполнится – правда, с некоторыми погрешностями, но это уже мелочи. Увы, как ни мечтала Белинда превратить мачеху и ее дочку в лягушек или заслать их на край света, этим мечтам не суждено было сбыться; зато, если пожелать что-то доброе, результат не заставлял себя ждать. Вот и сейчас искорки, слетевшие с пальцев, были как нельзя кстати.

Щелчок пальцами – и ниточка зерен проса взлетает вверх, нанизывая на невидимый стерженек все новые и новые зернышки и поднимая их с пола в воздух. Еще щелчок – и крупицы гречки собираются в другую цепочку, свиваясь в коричневую спираль под потолком. От третьего щелчка, последнего, овес, оставшийся на полу, собирается в кучу.

– По местам, – шепчет девочка, и длинная нитка проса змейкой ныряет в большой холщовый мешок, на глазах наполняя его. Не отстает и гречневая цепочка, тонкой струйкой засыпая до верха пузатый деревянный бочонок. Запрыгивает в дощатое корыто овсяный ком и, ударяясь о его бока, рассыпается на отдельные зернышки.

«Мачеха будет довольна», – устало думает Белинда. «Довольна? – язвит в голове тоненький голосок. – Да она лопнет со злости!» «Не лопнет», – возражает девочка. «Не лопнет, – ехидно соглашается голосок, – а придумает новую каверзу, еще более затейливую».

– Ведьма! – злорадно вопит Ядвига, вылезая из-за мешков, сваленных в углу, и, не дав сводной сестре опомниться, уже мчится по лестнице вверх, захлебываясь от восторга и повторяя: – Ведьма, мама, ведьма! Я все видела!

До возвращения отца Белинду продержали под замком в подвале.

– Дорогой, ты же понимаешь, – услышала девочка, когда хмурый слуга привел ее в гостиную, – это просто недопустимо!

Мачеха, стоя к ней спиной, заламывала руки, втолковывая что-то серьезному отцу. Ее густые волосы, свитые жгутами, как черные гадюки змеились по спине.

– Мы не можем жить под одной крышей с ведьмой. – Голос Сюзанны звенел от едва скрываемого злорадства. – А если завтра она вздумает превратить нас в жаб?

– Если бы я могла это, ты давно бы месила тину в ближайшем болоте, – запальчиво бросила Белинда, подходя ближе.

Мачеха, отшатнувшись от нее, бросилась на шею отцу.

– Дорогой, ты слышал, что она сказала? Какие еще доказательства тебе нужны? Твоя дочь – настоящая ведьма!

– Она всего лишь сказала, что будь она ведьмой, то сделала бы это, – с усмешкой поправил ее отец, потирая виски, ставшие седыми после смерти первой жены. На его некогда подвижном и улыбчивом лице словно застыла ледяная маска безучастности и равнодушия. Иногда Белинде казалось, что мачеха заменила горячее сердце отца на ледышку, поэтому он стал таким равнодушным к собственной дочери.

– Я не ведьма, – вспыхнула девочка.

– Я знаю, – мягко улыбнулся отец, и сквозь ледяную маску проступило тепло морщинок в уголках рта и глаз, на мгновение возвращая ему прежний, уже почти позабытый Белиндой облик. – Ты не ведьма. Ты – волшебница…

– Как ни назови, а все равно – ведьма! – встряла мачеха.

– Как и твоя мать, – словно не слыша ее, добавил мужчина с седыми висками.

– Что? – ошеломленно воскликнула Белинда.

– Что?! – завизжала Сюзанна. – Ее мать была ведьмой? И ты молчал?

– Не кричи! – оборвал ее отец. – И не смей называть Эстель ведьмой. Она была величайшей волшебницей. До тех пор пока не стала матерью.

– Но почему я не знала об этом? – пытливо спросила Белинда, не обращая внимания на стенания мачехи («Бедная я, бедная! Попала в гнездо черной магии! Это ведьмино отродье меня до гроба доведет!»).

– Твоя мама отказалась от волшебства после твоего рождения, – поколебавшись, объяснил отец. – Она считала тебя самым большим своим чудом и не хотела подвергать ребенка опасности, с которой часто бывает сопряжено применение магии. Она никогда не демонстрировала при тебе свои способности: не хотела, чтобы ты знала об этом.

– Но почему?

– Она опасалась, что ты захочешь стать волшебницей, как и она, и будешь просить научить тебя магии.