Юлия Фирсанова - Родиться надо богиней

В одном далеком-далеком королевстве жил могущественный король, и были у него прелестная, как роза, юная дочь и красивые, умные сыновья… Правда, принцесса отличалась своевольным, стервозным характером и крайней самоуверенностью, а братья ее, скажем прямо, были под стать сестрице, преизрядными сволочами. Но и такой бросовый товар Великий Творец и Силы умудряются использовать в своих играх с пользой для Мироздания. Как? Да это уж как придется…

P.S. Кстати, в этом романе нет ни одного положительного героя.

P.S.S. Блюстителям нравственности читать не рекомендуется.

Небольшая и невзрачная, если бы не кокетливый белоснежный хохолок, черная птичка встречала рассвет летнего дня на узком карнизе прекрасного замка, стоящего на высокой скале. Внимательные, наполненные совершенно не птичьим интеллектом серые глазки скользили по неприступным крепостным стенам, утопающим в густом многоцветье знаменитых садов. О, в Садах Всех Миров Лоуленда были собраны удивительные, редчайшие растения из множества ближних и дальних уголков Вселенной, но странная птичка, не задерживая на них взгляда, посмотрела ниже, туда, где к берегу моря сбегали террасы, на которых раскинулся большой город.

Заспанное солнце не спеша выбралось из-за горизонта, улыбнулось и бросило тяжелые гроздья янтаря в холодный свинец вод. Море на востоке начало переливаться всеми оттенками красного и золотого. В итоге оно остановило свой выбор на глубоком синем цвете, и солнечные зайчики радостно запрыгали по поверхности воды.

Вспыхнули и засияли серебром стройные шпили замка. Белоснежные стены замерцали всеми цветами радуги. Потоки света ринулись вниз, окрашивая в цвет утра и свежести особняки знати, дома, проспекты, улицы, парки, сады, порты. И казалось, само светило в это время приостановило свой путь по небу, чтобы полюбоваться на необычную красоту столицы Лоуленда, величественного города Узла Мироздания.

Пичуге быстро наскучило созерцание местности, и, фальшиво чирикнув для поддержания пернатого имиджа, она осторожно перепорхнула поближе к окну королевской спальни, притаилась и стала ждать.

В великолепной комнате размером со стадион средней величины на огромнейшей роскошной кровати класса «драконодром», занимающей большую часть комнаты, в окружении шести красоток мирно почивал король Лимбер, сильный красивый брюнет в самом расцвете сил, как говаривал Карлсон, лет этак тридцати пяти на вид. Лицо его даже во сне хранило отпечаток суровой властности. Обнаженные дамочки, похожие между собой, словно клоны или цыплята из инкубатора, тоже безмятежно посапывали, прижавшись, кому хватило места, к мускулистому телу монарха.

Вот восходящее солнце робко заглянуло в покои сквозь щелку в тяжелой темно-синей бархатной портьере. Его узкий лучик игриво прикоснулся к плечу короля, скользнул выше и отразился искрами в мгновенно распахнувшихся зеленых глазах Лимбера. О, эти глаза не были глазами человека среднего возраста! Сразу становилось ясно, что мужчине не тридцать пять и даже не сорок лет, а гораздо, гораздо больше. Лишь тот, кто встречал рассветы не одного тысячелетия, мог смотреть на мир такими глубокими, старыми, как Вселенная, мудрыми, как тысяча змей, насквозь циничными, властными и горящими, как зеленое колдовское пламя, глазами.

Выпутавшись из цепких объятий дремлющих девиц, сладко потянувшись, так что заиграли тренированные мышцы длинных рук и широкой груди, его величество неторопливо сел, спустил ноги с кровати и… истошно приветствовал восход:

— Какая…! Чтоб…!..!

Корчась от боли и потирая окровавленную пятку, словно пронзенную разом полудюжиной спиц, король попытался отыскать источник неприятностей. В дорогом сине-зеленом изуарском ковре с густым ворсом, покрывающем пол спальни, Лимбер обнаружил около десятка крупных карисских ежей с тонкими и острыми, как стилеты, иглами. Животные с перепугу свернулись в клубки, практически сливающиеся по цвету с ковром, и теперь слабо подергивались, оглушенные ударной звуковой волной царственных воплей.

«Демоны Межуровнья побрали бы этих выродков! — едва обретя способность соображать, ласково подумал король об ораве собственных драгоценных отпрысков и племянников. — Как только узнаю, кто подбросил этих тварей, спущу шкуру!»

Угрожающая мысль короля, умышленно направленная в пространство без привычной блокировки, была окрашена столь яркой эмоцией, что птичка без труда уловила ее и на всякий случай перепорхнула немного подальше, чтобы ее нельзя было разглядеть в щелку портьеры.

В том, что «пошутил» кто-то из младших родственников, монарх нисколько не сомневался: во-первых, враг нанес бы удар наверняка, стараясь убить, а во-вторых, магическая защита королевского замка, не говоря уж о святая святых — спальне монарха, была такой, что никакой враг просто не смог бы сюда пробраться и провести подлую диверсию. А вот свои… Время от времени кто-нибудь из детей Лимбера предпринимал подобные попытки «слегка пошалить» в тщетной надежде остаться неопознанным. Уж больно им хотелось опробовать свои силы на одном из самых могущественных богов-магов Лоуленда и других миров, являвшемся по совместительству и отцом. Только последний факт и спасал остроумных принцев от расправы со смертельным исходом.

Как правило, его величество разоблачал интригу и пресекал ее еще в зародыше, но в любом правиле есть исключения. Сегодня кому-то удалось переиграть самого короля.

Пребывая в мрачном настроении по этому поводу, Лимбер заковылял в гардеробную, вытирая драгоценные капли подсыхающей божественной крови о дорогой ковер и неуклюже лавируя между многочисленным поголовьем ежей, пасущихся в ковре.

Перепуганные наложницы, разом пробудившиеся от крика короля, ошалело глядели на повелителя с кровати, полуоткрыв от любопытства чудной формы пухлые губки и хлопая пустыми голубыми глазками, сквозь небесную синь которых ясно просвечивала стенка. Ругаясь сквозь зубы на пятидесяти языках и выстраивая изощренные многоэтажные словесные конструкции (птичка аж замерла в восхищении), Лимбер дернул за резную ручку первого попавшегося шкафа с одеждой и тут же шарахнулся в сторону от полыхнувшей стены огня. Отпрыгнув от шкафа, его величество приземлился едва успевшей зажить пяткой аккурат на очередной весьма крупный экземпляр карисского ежика. Раздался еще один царственный вопль, полный уже не столько боли, сколько ярости и досады. Тем временем пламя погасло, не оставив на драгоценном черном дубе шкафа ни малейшего следа, чего нельзя было сказать о его содержимом. Король, заскрежетав зубами от бешенства, обнаружил, что его гардероб, пошитый у лучших портных, обратился в пепел. В остальных шкафах не нашлось ничего, кроме нескольких горстей того же вещества, годного для удобрения. Сработало цепное заклинание, искусно подвешенное за кончик на ручку двери, которую и открыл, на свою беду, утративший бдительность Лимбер, сочтя, что лимит пакостей на сегодня исчерпан. Это доконало короля. Проклиная ту ночь, когда он зачал своего первого ребенка, мужчина направился в ванную, мимоходом грозно рявкнув все еще пребывающим в ступоре рабыням-наложницам: «Вон!»

Привыкшие к беспрекословному повиновению женщины исчезли из спальни, даже не подобрав разбросанных вечером одеяний. Испытывать на себе королевский гнев, чреватый если не отставкой и продажей, то уж точно отсутствием подарков, дамочкам не хотелось.

Игнорируя комфорт гигантской ванны, страдающей, как и кровать, манией величия в тяжелой форме, Лимбер смыл под сильной струей воды кровь с пятки, мимоходом накладывая простенькое заклинание заживления, ускоряющее и без того интенсивный процесс регенерации. Через некоторое время малость посвежевшее после душа, полностью исцеленное и даже причесавшее густые иссиня-черные волосы величество, одетое в широченный черно-зеленый махровый халат, найденный в ванной (единственную вещь, избежавшую страшной смерти в пламени), вернулось в спальню, чтобы учинить жестокую расправу над ежами.