Светлана Славная, Анна Тамбовцева
Три девицы под окном...
Посвящается Галине Волковой и ее светлой любви к А. С. Пушкину
Иван Птенчиков бежал по пустынному парку, окутанному осенней дремотой. Потревоженные листья возмущенно шуршали под ногами.
— Ишь, «очей очарованье»! — усмехался Иван. — Надо думать, на дереве вам было веселей, чем на сыром асфальте.
В отличие от Пушкина Птенчиков осень не любил. «Краса» красой, но много ли ее увидишь, сидя целый день в душном помещении? Иное дело летом. Свобода! КАНИКУЛЫ!
Только не подумайте, что речь идет о юном пареньке, замученном образованием. Иван Иванович Птенчиков был взрослым, вполне состоявшимся человеком. Просто он работал в школе, преподавал русский язык и литературу. Вот и сейчас, пересекая трусцой безлюдный парк, он размышлял, как бы поубедительнее рассказать ученикам о благородном герое Владимире Дубровском, который при всей положительности своего характера в разбойники пошел, а любимую девушку из беды так и не выручил.
Птенчиков приготовился к рывку с ускорением. На сегодня он наметил интервальную тренировку с периодическим увеличением интенсивности до максимума, а затем комплекс дыхательных упражнений и медитацию у раскидистого дуба. К древнему великану Иван относился с благоговейным почтением. Почему-то он был уверен, что именно этому дубу Ученый Кот «говорил» когда-то свои сказки, и в моменты единения с мировой гармонией даже начинал слышать отголоски чудесных историй.
Дуб, наблюдающий за Птенчиковым изо дня в день, тоже мог бы поведать о нем немало любопытного. К примеру, он, единственный во всём мире, догадывался о том, что Иван больше всего на свете любит читать детективы, тщательно скрывая свое пристрастие от окружающих. Еще бы, разве пристало учителю литературы увлекаться подобным чтивом? А что сказали бы на педагогическом совете, если б узнали, с каким удовольствием он смотрит боевики, мечтая хоть в чем-то, хоть самую малость походить на Жан-Клода Ван Дамма!
Нет, раскрывать свою тайну Иван не собирался. И лишь старый дуб наблюдал, с каким упорством школьный учитель осваивает суровое искусство ушу, кунфу, тай-бо и карате-до.
«А занятно было бы увидеть Дубровского в интерпретации Ван Дамма, — размышлял Птенчиков, стабилизируя пульс после ускорения. — Может, и не пришлось бы бедной Маше горевать с постылым мужем. Эх, да что там говорить…»
Натура у Птенчикова была пылкая, однако героической внешностью он не отличался. Щупленький, угловатый, застенчиво сутулящийся, он долгое время страдал от своего несоответствия высоким стандартам мечты. Все изменилось в тот год, когда он, окончив филологический факультет института, вновь пересту shy;пил порог своей школы. Первое время пришлось туго. Не только выпускники — даже многие восьмиклас shy;сники смотрелись куда внушительнее нового учителя.
Иван попытался отрастить бородку — жидкие кустики неровного оттенка солидности ему не прибавили. Тогда он приобрел очки, но вновь потерпел фиаско: очки ломались, терялись, а несколько раз он даже умудрился на них сесть. А потом Иван услышал кликуху, которой наградили его бескомпромиссные ученики. Хилого Птенчикова называли не иначе как Желторотик.
Невозможно описать бурю, разразившуюся в душе молодого учителя. Замуровавшись в своей квартире, Иван всю ночь смотрел любимые боевики. А поутру нацепил кроссовки и устроил себе жесточайшую тренировку. Первую в жизни. В школу он приполз измочаленный, но счастливый, повторяя, как заклинание, простейший вопрос: зачем отращивать бороду, когда можно нарастить мышцы?
Птенчиков приблизился к подъему в горку и настроился на пятый рывок тренировочной серии.
Однажды, в конце третьей четверти, остроумные ученики «не заметили» сидящего за столом Желторотика и заперли кабинет, готовясь насладиться беспомощными воплями своего учителя. Поняв, что произошло, Иван не стал унижаться. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, он сконцентрировался и резким ударом ноги вышиб дверь к чертовой… словом, быстро и начисто. Разумеется, ремонт пришлось оплатить. Но игра стоила свеч: после того памятного случая Желторотик был незамедлительно переименован в Орла.
Иван улыбнулся воспоминаниям.
Влажные сумерки уже начинали расплываться по парку. Когда-то, листая пособие для спортсменов, он вычитал замечательный лозунг: «Беги навстречу утру!» Красиво сказано. Мощно. К своему стыду, бегать «навстречу утру» он не смог: по утрам нужно идти в школу, на борьбу со слипающимися глазами уходят все душевные силы, и даже завтрак не лезет в рот. Птенчиков пробовал применять формулы аутотренинга: «Правая рука теплая… Мне совсем не хочется спать! Левая рука теплая… Я бодр и полон оптимизма!» Аутотренинг повергал Птенчикова в состояние глубокой расслабленности, и в итоге он лишь начинал опаздывать. Пришлось перенести тренировки на вечернее время.
Иван одолел подъем и снизил темп, восстанавливая дыхание.
По соседней аллее навстречу бегущему мирно катила карета, запряженная вороным жеребцом. Жеребец пофыркивал, вскидывая голову, карета поскрипывала, вихляя несмазанными колесами.
«Ишь, коммерсанты, — подумал Птенчиков, с уважением разглядывая изяшную резьбу. — В такой карете впору настоящих принцесс возить, а не галдящих ребятишек с озабоченными мамашами». Впрочем, сейчас ребятишек в сыром парке не было.
Внезапно чинную тишину нарушил негромкий хлопок, и на месте кареты непостижимым образом возник огромный воздушный шар с надписью «Кока-Кола». В плетеной корзине озабоченно копошился недавний возница, перебирая какие-то веревки.
Иван икнул от неожиданности и замер на месте. Как это понимать? Галлюцинации? Последствия умственного переутомления? Или репетиция рекламного трюка, подготовка к шоу, свидетелем которой он случайно стал? Птенчиков раздвинул влажные кусты и по буреющей траве выбрался на соседнюю аллею. Неприлично таращить глаза, но до чего хочется понять, что здесь происходит!
Он пустился легкой трусцой, приближаясь к воздушному шару. Тут снова хлопнуло, и коварный шар рванул с места по аллее, на ходу превращаясь в красный автомобиль. Иван споткнулся и с размаху грохнулся оземь. Взвизгнули тормоза. Незадачливый спортсмен приподнял голову. Автомобиль медленно и осторожно приближался к нему задним ходом. Распахнулась дверца, и бывший возница в неописуемом волнении бросился на помощь упавшему.
— Какой ужас! Неужели я вас задел?
— Нет, что вы, всё в порядке, — поспешил заверить его Птенчиков, поднимаясь на ноги… и вскрикнул от резкой боли в лодыжке.
— О, вы подвернули ногу, — констатировал незнакомец. — Садитесь в машину, подвезу. Заодно подскажете, как выбраться из этого парка; видимо, автомобиль здесь не совсем уместен.
— А… кхм, — закашлялся Птенчиков, едва не спросив: «А во что может превратиться ваш автомобиль еще через пять минут?»
— Олег, — протянул руку для знакомства таинственный возница.
— Иван, — ответил рукопожатием Птенчиков.
Он доковылял до машины и с опаской водрузился на мягком сиденье, гадая, не превратится ли оно, к примеру, в волчий капкан. Повезло: не превратилось. Автомобиль выглядел стареньким, но ухоженным. «Жигули» как «жигули». Шестая модель. Птенчиков, стесняясь открыто крутить головой по сторонам, искоса разглядывал приборы на панельной доске.
Стоп. Вот оно! Азарт соприкосновения с тайной мурашками пробежал между лопаток. Рядом со спидометром красовались две необычные клавиши. На одной красными буквами было выведено «SOS», на другой «2-я панель». Что бы это значило? Может, как раз на второй панели и расположены приборы, превращающие машину в воздушный шар? Или… в летающую тарелку?
Птенчиков вытер вспотевшие ладони о штаны.
Олег невозмутимо катил по узкой аллее.
«Интересно, а сам Олег всегда ли пребывает в человеческом облике?» — пришла в голову неожиданная мысль. Птенчиков представил, как с его симпатичного соседа начинает оползать кожа, стекаясь к ботинкам, и на его месте материализуется ухмыляющееся мохнатое чудовище о десяти щупальцах…
Олег пересек глубокую лужу, обдав грязными брызгами «прибрежные» кусты.
— «Унылая пора! » — продекламировал он с затаенным восторгом.
— «Очей очарованье», — машинально продолжил Птенчиков.
— О, вы тоже знаете Пушкина! — обрадовался Олег. «Кто ж не знает Пушкина?» — хотел ответить Иван, но поперхнулся: с воротника новенькой курточки его собеседника свешивалась бирка ценника.
— Да, да, Пушкин, великий русский поэт, — пробормотал Птенчиков, отворачиваясь к окну. «Мохнатое чудовище», не замечая его смятения, принялось увлеченно рассуждать о литературе.
«Инопланетянин. Как пить дать — инопланетянин! — думал Птенчиков. — Сейчас он выдвинет свою „вторую панель“, и унесусь я знакомиться с внеземными цивилизациями!» Ему вдруг стало весело. Иван представил, как позавидовали бы ему ученики. «А вам еще рановато, уважаемые! — мысленно поддразнил их Птенчиков. — Все ли из вас, к примеру, знают, кто таков Владимир Дубровский?»