Теодор Стэрджон
Дом с привидениями
Это была шутка, только и всего. Ничего больше, я готов поклясться. Черт возьми, мы здорово это придумали, Томми и я. Томми был радиотехником, и, кстати, весьма приличным, а я знал все его изобретения, вплоть до последнего диода замаскированного радио. Нужно еще добавить, что Томми был чудак: знаете, из тех недотеп, что приходят на работу в разных ботинках — один коричневый, другой черный. Или в столовой бросают чек в кофе, а официантке подают пончик. Однако дело свое он знал, аппаратура у него была, и моя идея его вдохновила. Это понятно: кого угодно могла соблазнить мысль испугать такую бесстрашную гордячку как Мириам Йенсен.
Железные нервы — отнюдь не единственное, что ее выделяло. Она была… как бы точнее сказать… гибкой. Гибкость проявлялась в том, как она выглядела, говорила, двигалась. Высокая брюнетка с лебединой шеей, тонкие черты лица — ну и главное, конечно, рост. Увидишь ее — и в нокауте. Голова у нее работала дай Бог. Однако ничто не могло заставить ее сердце биться учащенно — разве что физические упражнения. Когда я сделал ей предложение, она и бровью не повела, лишь рассмеялась в ответ. Представляете? Даже не потрудилась сообщить, что будет мне сестрой. Не сказала мягко, что мы не подходим друг другу. Даже «нет» не произнесла. Знаете, что она сообщила?
— Ты прелесть, Билл. Тебе об этом не говорили?
И хихикнула.
Я стоял, открыв рот, и не мог вымолвить ни слова — только наблюдал, как она удаляется. Вот тогда я и дал себе страшную клятву: «Я собью с тебя спесь! Меня ничто не остановит!»
Притащившись домой — я снимал крохотную квартирку, — я увидел у дверей Томми, позвал его к себе, поставил выпивку и почти час рыдал в жилетку. А он сидел, ероша свои не очень чистые волосы, и изучал дно стакана.
— Ч-ч-что ты собираешься делать? — спросил он.
— Сбить спесь. Но если бы я знал, как это сделать!.. Видимо, нужно, чтобы она оказалась в опасности и перепугалась до смерти. А я бы ее спас.
Или показал, что сам ничего такого не боюсь. А лучше всего — и то, и другое. У тебя есть идеи?
— А ч-ч-ч-чего она боится?
— Насколько мне известно — ничего. — Пару минут я шагал из угла в угол, пытаясь найти ответ. — Она может нырнуть в бассейн с вышки, объездить лошадь, промчаться в гоночной машине. Все это возбудит ее не больше, чем быстрый танец.
— Б-б-бьюсь об заклад, она суеверна.
— В каком смысле? Боится духов? Х-м. Может быть, но…
— Все оч-ч-чень просто. — Томми поставил пустой стакан прямо на пол. — Она увидит парочку привидений. И ты ее спасешь.
— Прекрасно. Нарисуем на полу магические квадраты и поставим горшок с дьявольским зельем?
— Н-н-нет. Берем мотки провода, мою систему радиовещания, несколько цветных фонарей и пр-р-р-рочих штук. Населяем дом привидениями. Т-т-ты привозишь туда свою недотрогу. Дальше — положись на меня.
Уходя, Томми направился в ванную. Вытащив его оттуда, я поставил приятеля лицом к двери.
Никогда еще не видел более рассеянного парня.
* * *
За неделю Томми выбрал дом, оборудовал его и повез меня на место будущего действа. Я увидел небольшой особняк, лет ему было сто, а может, и больше. Живая изгородь перед его фасадом превратилась в непроходимые заросли; стены, когда-то зеленые, стали грязно-серыми. За полусгнившими ставнями тускло мерцали венецианские окна. Не знаю, как Томми завладел особняком, но оборудовал его на славу.
— Учти, — сказал он, — у дома есть ис-с-с-тория. Здесь было четыре убийства и три самоубийства. Последнего владельца уморили голодом в подвале.
С этими словами он пошел в обход дома, через бурьян.
— А зачем нам черный ход? — спросил я.
— П-п-пускай пыль в холле выглядит так, будто туда лет двадцать никто не заглядывал, — сказал он, открывая окно в подвал. — Д-д-давай лезь сюда.
Я влез в подвал, Томми за мной. Пробираясь между грудами всякого хлама, он подошел к перегородке, открыл дверь, и мы оказались в комнатке, где был установлен настоящий пульт управления.
— В-в-в-видишь? — сказал Томми, показывая пульт. — В каждую дверь вставлен фотоэлемент. Когда кто-то входит в комнату, я тут же это вижу по номеру лампочки. Здесь — микрофон и проигрыватель: стоны, крики, вопли. Они несутся по трубам, их слышно во всем доме. К-к-к-концерт получается — блеск!
— Представляю. — Я расплылся в улыбке. — А зачем тебе знать, в какую комнату мы входим?
— Для световых эф-ф-фектов. — Томми показал мне реостат и уйму рубильников. — Здесь есть ультрафиолетовые лучи. Я направляю их на стену, покрытую ф-ф-ф-ф-люоресцирующей краской. Ты в-видишь изображение, потом нацеливаешь на него фонарь — оно исчезает. Кое-что сделано фотовспышкой. Это будет мировой спектакль!
— Еще какой! — воскликнул я.
— Договорились, — сказал я, хлопнув друга по плечу. Очки его слетели на пол и разбились. Томми невозмутимо вынул из кармана запасные.
— Думаю, — сказал я, — она немного оттает.
Томми провел меня по всему дому, давая кое-какие инструкции. Потом я отправился домой зубрить текст, напечатанный на машинке. Это неплохая идея, думал я. Без сомнений.
* * *
Через два дня я на одной из вечеринок, что называется, прижал Мириам к стенке. Подойдя сзади, я задал ей вопрос в самое ухо:
— Пойдешь за меня замуж?
— Привет, Билл, — ответила она, не обернувшись.
— Мириам, — прошипел я, — кажется, я кое-что спросил.
— А я ответила «Привет, Билл», — сказала она, сверкнув улыбкой.
Я сжал зубы, но притворился спокойным.
— Тебе нравятся привидения? — неожиданно спросил я.
— Не знаю. Меня с ними еще ни разу не знакомили.
Я кивнул в сторону одного из кресел, на которых можно уместиться вдвоем, и мы стали пробираться к нему сквозь толпу. Это была одна из тех вечеринок, которые Регги Джонс устраивает для совершенно незнакомых людей. Точнее говоря, он приглашает дюжину знакомых, а приходит полсотни.
— Так вот, — начал я торжественно, когда мы уселись. — В 1853 году некий Йоахим Грант был задушен неизвестным лицом в одной из комнат на первом этаже своего особняка, расположенного на Лесной улице. Поползли слухи, что эту комнату посещают привидения. Это так сбило цену на дом и участок, что внучатый племянник Йоахима, Гаррисон Грант, решил переночевать в комнате и доказать, что никаких привидений нет. Его друг Гарри Фортунато нашел Гаррисона на следующее утро: тот был задушен тем же способом, что и его предок. Фортунато был так потрясен, что пулей вылетел из дома и, сбегая с крыльца, сломал себе шею.
— Поразительно, — заметила Мириам, — но тебе обязательно надо рассказывать это именно тогда, когда все танцуют?
— После смерти Фортунато случилось еще два убийства и два предполагаемых самоубийства, и каждый раз человека либо душили, либо он ломал себе шею. Теперь все поверили, что в доме есть привидения. Говорят, их можно увидеть, ну а стонов, вздохов и стуков там хоть отбавляй. Кстати, я знаю адрес дома…
— Да? И какое это имеет отношение ко мне?
— Я слышал, ты не боишься ничего на свете. Ну, а как насчет привидений?
— Не будь ребенком, Билл. Они мерещатся лишь трусливым дурачкам.
— Только не эти.
— Уж не видел ли ты их сам? — Она смотрела на меня, забавляясь.
Я кивнул.
— Ну что ж, это лишь подтверждает мои слова. Давай лучше танцевать.
Она приподнялась с кресла, но я схватил ее за руку и усадил обратно. Вряд ли ей это понравилось.
— Неужели ты боишься поехать туда, железная леди?
— А кто мне это предлагал?
— Я предлагал — минуту назад!
Мириам перестала нетерпеливо косить взглядом на танцующих и уселась поудобнее.
— Ах, вот оно что! Значит, мы с тобой едем среди ночи в пустой дом, стоящий на отшибе, чтобы поймать привидение. Верно? — Ее приподнятая бровь говорила: «Разыгрываешь?»
— Нет, — ответил я поспешно. — Не разыгрываю.
— Настоящие привидения, — сказала Мириам ядовито. — Билл, если ты шутишь…
— С вами, леди, я никогда не шучу, — ответил я, и это была чистая правда.
Выбравшись из кресла, Мириам сказала:
— Подожди, я скажу Регги, что мы уезжаем.
Пока она прощалась с хозяином, я довольно ухмылялся. Все шло, как по маслу. Если мне удастся напугать Мириам, можно будет затащить ее в семейное счастье. И тут я увидел, что Мириам ждет меня у двери.
В тот вечер на ней было платье, обтягивающее, как перчатка, и в то же время какое-то… летящее. Сверху она набросила черный плащ, трепетавший как крылья, когда она шла. Боже, какая девушка! И я останусь с ней наедине. Я вздохнул от зависти к самому себе.
Мы влезли в мой старый, но довольно энергичный драндулет и отъехали от обочины.
— А где этот дом? — спросила Мириам.
— Я уже говорил: на Лесной улице, на вершине Жабьего холма, против мусорной свалки.