— Далее: мы собираемся прыгнуть в надпространство для путешествия к звезде Барнарда. По прибытии мы простоим в доках семьдесят два часа для дозагрузки, и в это время никто не должен покидать корабль. Повторяю: все увольнительные на планету отменены. У меня только что была несчастная любовь, поэтому не вижу, с какой стати команда должна приятно проводить время. Конец сообщения.
Шум прекратился.
К своему смущению, Артур обнаружил, что лежит на полу, тесно свернувшись калачиком и обхватив руками голову. Он слабо улыбнулся.
— Очаровательный мужчина. Хотел бы я иметь дочь, чтобы запретить ей выйти за этого…
— Не понадобилось бы запрещать. У них столько же шарма, сколько у дорожного происшествия. Нет, не двигайся, — добавил Форд, когда Артур попробовал развернуться, — тебе лучше быть готовым к прыжку в надпространство. Это неприятно напоминает опьянение.
— Что неприятного в опьянении?
— Изнемогаешь от жажды.
Артур подумал над ответом.
— Форд, — позвал он.
— Да?
— Что та рыба делает в моем ухе?
— Она тебе переводит. Это вавилонская рыба. Посмотри в книге, если хочешь.
Форд перебросил Артуру путеводитель «Автостопом по Млечному пути» и сам свернулся в клубок, готовясь к прыжку.
В эту секунду у артуровых мозгов отвалилось дно. Глаза повернулись внутрь. Ступни начали вытекать из макушки.
Комната вокруг сплющилась, став плоской, завертелась и выпала из существования, оставив Артура соскальзывать в собственный пупок.
Они проходили через надпространство.
— Вавилонская рыба, — тихо сказал путеводитель, — маленькая, желтая, похожа на пиявку. Вероятно, она является одним из древнейших созданий во Вселенной. Рыба питается энергией биотоков мозга, но получает ее не от своего носителя, а извне. Чтобы прокормиться, рыба впитывает все непонятные своему носителю частоты внешних биотоков, а затем испражняет в мозг хозяина телепатическую матрицу, составленную из частот сознательных мыслей и нервных сигналов речевого центра мозга. Практическое применение заключается в том, что, вставив вавилонскую рыбу в свое ухо, можно верно понять все сказанное на любом языке. Звуки, воспринимаемые хозяином, расшифровывают мозговолновую матрицу, выделенную в мозг рыбой.
— В настоящее время представляется странным и невероятным, чтобы такая головокружительно полезная вещь могла появиться по чистой случайности. Это мнение некоторые мыслители считают окончательным и неоспоримым доказательством не существования Бога.
— Их аргументация звучит примерно так: «Я не желаю доказывать, что я существую, — сказал Бог, — поскольку доказанное не требует веры, а без веры я — ничто».
— «Но, — возразил ему Человек, — вавилонская рыба является неоспоримой уликой, не так ли? Она не могла появиться случайно. Это доказывает, что ты существуешь. А, следовательно, согласно твоему собственному заявлению, тебя нет. Что и требовалось доказать».
— «О господи, — ответил Бог, — об этом я и не подумал». И его сразу сдуло порывом логики.
— «Ну, это было несложно», — сказал Человек, и на бис принялся доказывать, что черное есть белое (и нашел свой конец на ближайшем переходе-зебре).
— Большинство ведущих богословов сочли данную аргументацию кучей собачьего дерьма, что не помешало Оолону Коллафиду продолжать сколачивать состояние, используя ее в качестве центральной темы очередного бестселлера «Ну-с, вот как мы покончим с Богом».
— Между тем, несчастная вавилонская рыба напрочь разрушила все барьеры для общения между различными расами и культурами, а это вызвало в истории творения больше ожесточенных и кровавых войн, чем, что бы то ни было.
Артур испустил низкий стон. Он ужаснулся, обнаружив, что пинок через надпространство не убил его. Теперь он находился в шести световых годах от места, где была бы Земля, если бы еще существовала.
Земля.
Видения болезненно плыли перед мысленным взором рассудка, изнемогающего от тошноты. Воображение не находило способа вместить представление об исчезновении целой Земли: она была слишком велика для этого. Артур пришпорил свои чувства мыслями о том, что его родителей и сестры больше нет. Никакой реакции. Артур подумал обо всех людях, с которыми был близок. Никакой реакции. Потом вспомнил о совершенно чужом человеке, позади которого стоял в очереди в универсаме два дня назад. И его пронзила острая боль: универсама нет, и всего, что там было, — нет. Обелиска Нельсону нет! Обелиска Нельсону нет, и он не будет оплакан, потому что не осталось никого, чтобы оплакивать. С этого мига памятник Нельсону существовал только в его сознании. Сознании, закованным в этот промозглый вонючий звездолет со стальными стенами. Волна клаустрофобии накрыла Артура.
«Англии больше не существует». Он понял это, — каким-то образом сумел понять. Попробовал еще: «Америки нет». Этого он не мог охватить. Решил еще раз начать с малого. «Нью-Йорка нет». Никакой реакции. Честно говоря, Артур и раньше всерьез не верил в его существование. «Курс доллара упал навеки». Легкий трепет. «Стерт каждый фильм Богарта», — подумал он и ощутил болезненный удар. «Макдональдс! Не будет больше гамбургеров из Макдональдса!»
Артур потерял сознание. Когда он, секундой позже, пришел в себя, то обнаружил, что рыдает по своей матери. Он судорожным усилием встал на ноги.
— Форд!
Форд сидел в своем углу, глядя в потолок и что-то бормоча. Форд всегда считал тяжелым испытанием ту часть космического полета, когда пространство действительно преодолевалось.
— Да?
— Если ты исследователь, и был на Земле, то должен был собирать о ней сведения.
— Ну, конечно, я мог бы расширить посвященную ей статью.
— Дай посмотреть, что сказано о ней в этом издании. Я должен узнать.
— Ладно, держи, — Форд снова протянул книгу.
Артур схватил ее и постарался унять дрожь в руках. Набрал номер соответствующей страницы. Экран замигал, на нем замельтешило, и показался искомый текст. Артур уставился на дисплей.
— Здесь нет статьи! — воскликнул он.
Форд заглянул ему через плечо.
— Есть. Посмотри внизу, как раз под «Эксцентрика Галамбитс, трехгрудая развратница с Эротикона-6».
Артур проследил, куда показывал палец Форда. Секунду он все никак не мог осознать прочитанного, потом взорвался.
— Что? Безвредная? Это все, что можно сказать? Безвредная! Одно слово!
Форд пожал плечами.
— В Галактике сто миллиардов звезд, а книга — только микропроцессор с ограниченной памятью. И, кроме того, никто ведь не знал о Земле большего.
— Ладно! Но, Бога ради, ты ведь собирался это подправить?
— Ну конечно, я ухитрился передать новую статью редактору. Само собою, тому пришлось ее немного урезать, но только с целью улучшения.
— И что теперь там сказано?
— Весьма вредоносная, — признался Форд, смущенно откашлявшись.
— Весьма вредоносная! — возопил Артур.
— Что это был за шум? — прошипел Форд.
— Это я ору! — прокричал Артур.
— Нет! Заткнись! Кажется, у нас неприятности.
— Это ты так думаешь!
За дверью явственно послышался топот марширующих ног.
— Дентрассисы? — прошептал Артур.
— Нет, это подкованные сталью башмаки, — ответил Форд.
Раздался звенящий стук в дверь.
— Так кто же это?
— Ну, если повезет, то всего-навсего вогоны пришли выбросить нас за борт.
— А если не повезет?
— Если не повезет… — зловеще произнес Форд. — Ведь капитан мог всерьез угрожать, что сначала прочтет нам что-нибудь из своих стихов…
1
Вогонская поэзия, бесспорно, третья по счету среди худших во Вселенной. Вторую из худших создали азготты Крайа. Когда их великий поэт Грантзос Плосколен устроил публичную декламацию своей поэмы «Ода комочку зеленой грязи, найденному в подмышке как-то утром в разгаре лета», четверо из слушателей погибли от внутренних кровотечений, а президент галактического Совета Продажных Искусств выжил только благодаря тому, что отгрыз себе ногу. Как сообщалось, Грантзос был «разочарован» тем, как приняли поэму. Он уже собирался приступить к чтению своего двенадцатитомного эпоса, озаглавленного «Мои любимые бульки при купании в ванной», когда его собственный кишечник, во имя спасения жизни и цивилизации, отчаянным усилием ринулся вверх по горлу поэта и вышиб ему мозги.
Самая отвратительная из поэзий погибла вместе со своим творцом, Полой Нэнси Миллстоун Дженнингс из Гринбриджа (Эссекс, Англия), во время разрушения планеты Земля.
2
Улыбка на лице Простетника Вогона Джелтса проявлялась очень медленно не для устрашения. Он просто припоминал нужную последовательность сокращений мускулов. В терапевтических целях он уже обрушил ужасный рев на пленников и теперь, когда почувствовал себя совершенно разрядившимся, был не прочь немного позверствовать.
