Черный шар исторг столб пламени, взлетел в воздух, просвистел рядом с лицом Детрита, оставляя черный дымный след, и, разбив окно, умчался прочь. Зеленый шар оставался на месте, но бешено крутился. Остальные шары метались взад-вперед по комнате, периодически вспыхивая и отскакивая от стен.
Один из красных шаров попал Детриту между глаз, отлетел на стол, залетел в среднюю лузу и взорвался.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь приступами кашля. Из маслянистого дыма появился Зильберкит и дымящимся концом кия перевел счет на табло. Руки у алхимика подрагивали.
– Один, – сказал он. – Ладно, вернемся к тиглям. Эй, кто-нибудь, закажите новый бильярдный стол…
– Прошу прощения! – Дуббинс ткнул его под коленку.
– Кто здесь?
– Эй! Я тут, внизу!
Зильберкит опустил глаза.
– Ты – гном?
Взгляд Дуббинса ничего не выражал.
– А ты – великан? – спросил он.
– Я? Конечно нет.
– Ага. Значит, я – гном. А это – тролль. – Он указал на Детрита, который попытался принять нечто напоминающее стойку «смирно».
– Мы пришли узнать, не могли бы вы помочь нам разобраться, что написано на этой бумаге, – продолжал Дуббинс.
– Гы! – выразился Детрит.
Зильберкит посмотрел на листок.
– О, да, разумеется, – сказал он. – Это записки старого Леонарда. И что дальше?
– Леонарда? – переспросил Дуббинс и сердито посмотрел на Детрита. – Запиши.
– Леонарда Щеботанского, – добавил алхимик.
Дуббинс по-прежнему ничего не понимал.
– Никогда о нем не слышали? – удивился Зильберкит.
– Можно сказать и так.
– Я-то думал, все знают Леонарда Щеботанского. Он был несколько не в своем уме. Но невероятно гениален.
– Он был алхимиком?
«Запиши, запиши…» Детрит отчаянно озирался в поисках какой-нибудь обгоревшей палки и подходящей стены.
– Леонард? О нет, он ни в какой Гильдии не состоял. Или же состоял во всех Гильдиях сразу. Это как посмотреть. Он многое успел. Он халтурил, если понимаешь, что я имею в виду.
– Не понимаю.
– Немного писал картины, возился с механизмами. Занимался всем подряд.
«Был бы у меня хотя б молоток с зубилом», – думал Детрит.
– А это, – махнул рукой Зильберкит, – формула… впрочем, тебе я могу сказать, она уже не является тайной… Это формула, как мы его называем, порошка №1. Сера, селитра и уголь. Используется в фейерверках. Любой дурак может сделать. Правда, выглядит она как-то странно. Написана задом наперед.
– А вот это очень важно, – прошипел Дуббинс троллю.
– О нет, вспомнил, – тут же поправился Зильберкит. – Он же всегда так писал. Странный был человек, но очень, очень талантливый. Ты видел портрет Моны Ягг его кисти?
– По-моему, нет.
Зильберкит вернул листок Детриту, который с умным видом вперился в таинственные закорючки. «Может, тут записать?» – подумал он.
– Ее зубы буквально следуют за тобой по всему залу. Поразительно. На самом деле некоторые утверждают, будто бы эти зубы преследовали их до самого дома.
– Наверное, нам стоит обратиться к самому господину Щеботанскому, – предположил Дуббинс.
– О, несомненно, вы можете это сделать! – воскликнул Зильберкит. – Правда, сомневаюсь, что он вас услышит. Пару лет назад он исчез.
«…А когда я наконец найду, на чем все это записать, – думал Детрит, – останется только найти того, кто научит меня писать».
– Исчез? Как? – удивился Дуббинс.
– Мы полагаем, – Зильберкит наклонился к Дуббинсу, – что он открыл секрет невидимости.
– Правда?
– Потому что, – Зильберкит заговорщицки подмигнул, – никто его больше не видел.
– А, – сказал Дуббинс. – Э-э… Я, конечно, прошу прощения, это первая догадка, пришедшая на ум, но разве он не мог просто уехать куда-нибудь?
– О нет, старый Леонард не способен был на такое. Он не мог просто взять и куда-нибудь скрыться. Но мог исчезнуть.
– О.
– Он был слегка… чокнутым, понимаешь? Слишком много мозгов в голове. Ха! Помню, однажды ему в голову пришла мысль добывать молнии из лимонов! Эй, Слухомодус, помнишь Леонарда и его молниеносные лимоны?
Слухомодус покрутил пальцем у виска.
– Кто ж их не помнит?! Втыкаешь в лимон медный и цинковый стержни – бац! – и получаешь дрессированную молнию. Он был полным идиотом!
– Нет-нет, кем угодно, но не идиотом, – возразил Зильберкит, взяв в руку бильярдный шар, чудесным образом уцелевший после взрыва. – Видишь ли, ум его был настолько острым, что он сам постоянно резался о него, как говаривала моя бабушка. Молниеносные лимоны! Какой в них смысл? Такой же, как и в его машине «голос-с-небес». Я же говорил ему: «Леонард, зачем тогда волшебники, а? Есть же нормальная магия. Молниеносные лимоны! А потом ты изобретешь человека с крыльями!» И знаешь, что он мне ответил? Знаешь? Он спросил: «А как ты догадался?»… Бедолага.
Даже Дуббинс рассмеялся.
– А ты пробовал? – спросил он чуть погодя.
– Пробовал что? – не понял Зильберкит.
– Ха, ха, ха, – как всегда с задержкой засмеялся Детрит.
– Воткнуть металлические стержни в лимон?
– Не валяй дурака.
– А что значит эта буква? – осведомился Детрит, указав пальцем на лист бумаги.
Все опустили глаза.
– О, это совсем не буква, – поправил его Зильберкит. – У старика Леонарда была дурацкая привычка ставить на полях всякие бессмысленные закорючки. Закорючки, закорючки, закорючки… Я ему даже советовал сменить имя. Стал бы господином Закорючкой.
– А я думал, это какая-то алхимическая руна, – удивился Дуббинс. – Очень похоже на арбалет без лука. И это слово «еижур»… Что оно значит?
– Понятия не имею. Звучит как-то по-варварски. Что ж, офицер, если мы закончили с вопросами… нам еще предстоят серьезные исследования, – сказал Зильберкит, подбросив бильярдный шар из поддельной слоновой кости и ловко поймав его. – В отличие от бедняги Леонарда мы не фантазиями тут занимаемся.
– Иежур, – прочитал Дуббинс и перевернул лист. – Р-у-ж-и-е.
На этот раз Зильберкит не поймал шар. Дуббинс едва успел спрятаться за Детрита.
– Я уже бывал тут, – сообщил сержант Колон капралу Шнобби, когда они подходили к Гильдии Шутовских Дел и Баламутства. – Когда постучу, прижмись к стене, понял?
Молоток был сделан в виде искусственной женской груди – такие молотки очень нравятся регбистам и другим людям, чье чувство юмора было удалено хирургическим путем. Колон пару раз стукнул и отскочил на безопасное расстояние.
Раздался чей-то радостный вопль, засвистела пищалка, потом послышалась мелодия, которая кому-то могла показаться очень веселой, открылась небольшая дверка над молотком, и на деревянной руке медленно выехал торт с заварным кремом. Рука выпрямилась, и торт расползся бесформенной массой у ног сержанта Колона.
– Не смешно, – покачал головой Шнобби. – Торт жалко.
Дверь как-то неуверенно приоткрылась, и они увидели маленького клоуна.
– Так-так-так, – сказал клоун. – Кто стучится в дверь моя?
– В мою, – машинально поправил Колон. – В мою дверь.
Они недоуменно уставились друг на друга. Шутка застряла на первой же фразе.
– Видишь, дома нет никто… – обиженно произнес клоун. Голос у него был унылый и безнадежный.
Сержант Колон поспешил вернуться в мир здравомыслия.
– Сержант Колон, Ночная Стража, – отрапортовал он. – А это – капрал Шноббс. Мы пришли поговорить о человеке, которого… выловили из реки.
– О. Да. Бедный Бино. Наверное, вам следует войти. – Маленький клоун отступил назад.
Шнобби уже собрался было распахнуть дверь, но сержант Колон остановил его и многозначительно указал вверх.
– По-моему, – сказал он, – там стоит ведро с побелкой.
– Правда? – удивился клоун.
Он был очень маленьким, в огромных башмаках, по которым словно бы проехалась телега. Лицо клоуна покрывал толстый слой грима телесного цвета, на котором нарисовали другое лицо, очень хмурое. Выкрашенные в рыжий цвет волосы были сделаны из пары швабр. Особо полным клоун не был, но вставленный в штаны обруч, видимо, должен был придавать ему вид смешного толстяка. Резиновые подтяжки, заставляющие штаны опускаться и подниматься при ходьбе, служили последним штрихом, создающим образ полного и абсолютного идиота.
– Да, – кивнул Колон.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
– Прошу прощения, – извинился клоун. – Знаю, глупая шутка, но такова традиция. Подожди минутку.
Они услышали, как он подтащил к двери стремянку, потом что-то звякнуло и послышалась ругань.
– Все в порядке, входите.
Клоун провел их через сторожку. Тишину нарушало только шлепанье шутовских башмаков по булыжникам. Потом клоун словно что-то вспомнил.
– Знаю, шансов на успех мало, но, господа, никто из вас не желает понюхать мой цветок в петлице?
