— Сделала, — кивнула Напа. — Как ты и велела — ошейник из нюртанга, и повесила его на шею моему Котику. Только, кажется, он не слишком доволен.
— Так чего ж ты стоишь?! — притворно рассердилась алхимичка. — Срочно иди, чеши ему загривок! А я велю подать устриц, чтоб наш Котинька почувствовал себя счастливым! Чтоб ему этими устрицами подавиться, — добавила она, когда Напа бросилась выполнять поручение. — Фактор, понимаете ли, воплощенного Хаоса! На вскрытие его, на вскрытие!.. А мне, помимо ловли антимонархического заговорщика, теперь придется и феминисток нейтрализовывать…
Теперь в Башне, и так мало приспособленной к потребностям среднестатистического человека, повсюду летали пробующие крылышки воронята, а примирившиеся после долгих споров дон и мэтр шумно праздновали единение душ. С целью выпытать возможный заговор капрал Брык возложил на алтарь служения Кавладору свою печень. К вечеру он шумно храпел в углу, мешая застольной беседе мага и вора. Принц добросовестно выполнял полученное от мэтрессы Далии домашнее задание. Наблюдая, как его высочество азартно разбирает завалы волшебных безделушек, скопившихся у забывчивого мэтра, Клеорн дал себе слово попенять алхимичке за то, как вольно она распоряжается потенциально опасными предметами. Правда, вот уже третий час мальчик заинтересовался действием Тройного Оракула и, вооружившись гномьей отверткой, пытался узнать, какой секрет хранят внутри себя нефритовые крокодильчики. Оракул вырывался, пытался убежать, но тщетно — любопытство юности преследовало его с настырностью гончего пса.
Единственными обитателями Башни, кто продолжал трудиться, как ни в чем не бывало, были еноты, белки и секретарь мага, господин Фриолар. Возведя вокруг себя стену из словарей, он уточнял написание магических терминов, которых в монументальном труде мэтра Вига было употреблено достаточно, и правил текст. Иногда — отвлекаясь на разговоры с таинственной госпожой Касси, предположительно призраком. Учитывая, что во всех прочих делах, не касавшихся монографии и привидений, мэтр Фриолар был на редкость адекватен, Клеорн волей-неволей пришел к выводу, что Касси, скорее всего, не выдумка, а реально существующая девушка.
Вернее, реально существовавшая — пока ее не убили.
Очевидно, было за что, — догадывался сыщик, — энергии девицы достаточно, чтоб устроить цунами в Великом Западном Океане. Морали и высоких принципов за ней не замечено, вполне могла пойти по дурной дорожке. Дело житейское, — как понимал Клеорн. В конце концов, даже он сам, если бы не был так одурманен идей служить Короне, в молодости рисковал свернуть на путь неправедный.
И, чтобы избежать риска узнать о лишних преступлениях, совершенных теперь уже мертвой ответчицей, Клеорн делал вид, что полностью поглощен чтением. Он в который раз изучал записи, вновь и вновь классифицируя собранные материалы относительно Убийцы со Стилетом.
Вот группа преступлений, в которых вероятным мотивом является выгода. Самая большая стопка записок.
Убийства, совершенные явно впопыхах, практически на глазах свидетелей. Включая смерть Лека-Притворщика, четыре казуса. Хмм… что примечательно, две жертвы из четырех — маги со способностями к Магии Разума, и один хиромант, прославившийся умением предсказывать судьбу.
В третью группу Клеорн, после долгих колебаний, отнес преступления, имевшие первопричиной любовные отношений. Ну, мало ли. Хотя… Может быть, магэсс из Чумовой Четверки убили вовсе не потому, что они были прекрасными женщинами? И, если подумать, обстоятельства смерти господина Ломаса тоже достаточно двусмысленны, мало вероятно, чтобы истинной целью убийства была дама, которая в тот злополучный день сопровождала министра. Но…
Ладно. Перекинем убийство Лаэнмифь и Ранцуэльмарэ в стопку преступлений ради выгоды, и тогда смерть Эйло Ломаса остается в одиночестве.
Если вспомнить, что господин министр лично занимался поисками Убийцы со Стилетом, то вырисовывается весьма интригующий мотив — самозащиты и запутывания следствия. А значит, Ломас знал, или, как минимум, подозревал кого-то конкретного. Эх, была бы у Клеорна возможность изучить все материалы дела! Увы, за три с лишним века оно наверняка сгинуло, растворилось в желудках архивных мышей.
Впрочем… в расследовании частенько приходится действовать наугад. Очень редко преступники настолько любезны, что запирают себя вместе с потенциальными жертвами в труднодоступных местах, нет, они сбегают с места преступлений, и хорошо, если пешком, любезно оставляя отпечатки сапог или лоскуты одежды. Конечно, приятно, что часть преступлений совершают дилетанты — Клеорн, признаться, весьма любил милые семейные забавы в виде отравлений, вовремя падающих с лестницы тяжелых тупых предметов или престарелых родственников, «случайных» выстрелов или «откуда-то появившихся оборотней». Но есть и наемники. Когда в преступлении появляется «звено-посредник», как и случилось с мэтром Фотисом, вывести на чистую воду злоумышленника чрезвычайно сложно. Надо ловить одновременно и исполнителя, и заказчика. Кинуть приманку и осторожно, затаив дыхание, ждать, кто на нее клюнет.
Ага… Осененный идеей Клеорн лихим росчерком пера набросал в блокноте стилет, пронзающий слово «Кража». Инспектор наконец-то понял, как должен действовать.
Золото. Или другие эквивалентные ценности. Преступник неоднократно убивал ради обладания большой суммой, и просто не удержится, если предоставить ему подобную возможность. Вопрос: где раздобыть сокровище, достаточное, чтобы соблазнить хитрую, изворотливую и наверняка осторожную бестию? Хмм… Будем думать.
Снова и снова Клеорн возвращался к описанию убийцы Чумовой Четверки, к своим воспоминаниям о смерти Шилы, к записям о кончине мэтрессы Луизы. Три с половиной века… Ключевой вопрос: как смог преступник прожить три с половиной века? А если убивали разные люди — то почему обстоятельства смерти жертв так похожи? В чем же секрет?
Финал попыткам Клеорна разобраться в деле Убийцы со Стилетом был положен оглушительными воплями, нарушившими покой обитателей Башни. Вернее, сначала долетающие до Клеорна и прочих господ звуки были совершенно невнятными, еле слышимыми, но их все-таки различил Оракул-чуткое-ухо.
— Слышу!!! — закричал он, уползая от отвертки Ардена. — Слышу глас пробирающегося через заснеженные кущи! К нам идет, весть несет!
— Дыханье страсти затаив, бредет гонец неугомонный; раздумьям вечность посвятив, храпит мудрец за той колонной… — взвыл второй крокодильчик, отчаянно вырываясь из детской ручонки.
— Сонет «Радости жизни», автор неизвестен, предположительно первая треть Кленового Века, — автоматически уточнил Фриолар.
— Эльфы? — приоткрыв глаз, уточнил дон Текило. Мэтр Виг, всхрапнув, оживился, застрекотал, что «я не сплю, не сплю», и послал эльфов подальше. Эльфийки гораздо лучше. — Верно, — причмокнул иберрец. — Они гораздо красивее. Кстати, я рассказывал, как однажды пытался грабануть священный кристалл из ихней рощи, а меня тамошние девки-охранницы поймали? Нет? Сейчас расскажу, веселуха будет. Значит, только я руку протянул, гляжу — с кроны святилища спускается одна, дозорная…
Дон Текило нарисовал руками нечто изящное.
— Вся такая зелёненькая и глазастенькая. Глаз этак полсотни, ей-ей, не вру! На лице-то всего две штуки, а остальные — здесь, здесь, здесь, — рассказчик принялся обхлопывать себя по рукам, ногам и туловищу. И все глазки блестят, на меня смотрят, строго так. Я перепугался — думаю, как же я соблазнять ее буду, от такого наблюдения стеснение пополам со смущением образуется… И не заметил, что следом за первой еще дюжина эльфок появилась, все с луками, и все в меня целятся! — сочно захохотал иберрец. — Вот умора!
Громкий голос дона заполонил всю гостиную. Клеорн поморщился, а Арден тут же спросил.
— И как же вы спаслись, господин Альтиста?
— Как? — дон Текило почесал начинающее лысеть темечко. — Пришлось согласиться, что они меня поймали, ведут по очкам, и вообще эльфы — самые крутые ребята, даже когда в некоторых местах девчонки. Уговорились, что завтра с утра они дают мне два часа форы, а потом начинают охоту — всё по-настоящему, боевые стрелы, каждое попадание засчитывается, а если мое тело в итоге окажется бездыханным, то потом может использоваться учениками целителей в качестве подсобного материала. Только — чистая охота, без всяких там магических штучек.
— И что же? — оживился принц. Он отставил крокодильчика в сторонку, и Тройной Оракул, пользуясь шансом на спасение, в двенадцать лап пополз прочь.
— На ночь они меня в клетку посадили, а сами вокруг клетки свои луки-колчаны развесили и спать легли. Сторожили в пол-глаза, типа, уверены, что не сбегу. Я, не будь дураком, достаю пузырёчек — его мой друг Лео у кого-то из гномов стащил, да мне в карты проиграл. Из пузырёчка капаю в колчаны, на луки — главное, тихо, чтоб никого не разбудить. А потом настало утро. Меня, значит, вывели на бережок, демонстративно отвернулись, кое-кто даже уши заткнул, чтоб, значит, от охоты себе удовольствие не портить. Я в речку — раз; под водой проплыл, ну, в тине побарахтаться пришлось, конечно… И выплываю опять к священному древу. Там, разумеется, охраны уже никакой, все по берегу озера стоят, собираются смотреть, как меня из луков расстреливать будут. Я кристалл — хоп! И дёру! Они, конечно, потом сообразили, погнались, луки натягивают, а они — крак! Ломаются! Ой, и повеселился я! — дон Текило вытер выступившие от смеха слезы. — Потом, разумеется, добежал до дупла, где спрятал телепортирующее колечко, да и смотался. Вот и всё.
