Кроме того, в силу чудесных свойств расписного яйца, поляна оказалась на ничейной земле, непонятным образом раздвинув рубежи многоборских и прочих владений. Стало быть, никакому князю ничего платить не надо – ни даней, ни пошлин. Такие места по стародавнему обычаю именовали почему–то «обжорными зонами». Сам Полелюй объявлять себя князем благоразумно не стал, а согласился принять звание ярмарочного старосты, да вдруг и повел дело с таким размахом, что ярмарка его имени скоро прославилась во всех окрестных землях, не прекращаясь ни на день – кроме самых заповедных праздников…
Выходит, правильно колдун Орлыга не учил его чародейным делам, способности у Полелюя были к другому, а до известного торгового заклинания «Товар идет – деньги ведет, деньги идут – товар ведут», он и сам природным путем додумался. Еще до того, как седая бородища выросла…
– На ярмарку… – Жихарь задумался. – Ну… Я как–то и не собирался даже…
И жену не предупредил… Мошна, опять же, пустая…
– Подарок привезешь – простит, – заверил его Мутило. – И народ там всякий собирается – может, и узнаешь чего про свое родословие… Что же касается денег – будут тебе и деньги, коли исполу со мной торговать согласишься…
– Да хоть лягушек бонжурцам продавать. Только надо бы вернуться, свиту мою оповестить, – сказал Жихарь. – А то подумают еще, что утопился я в Гремучем Виру с горя и безденежья… Я ведь из дому в больших сердцах уезжал…
– Князь во князьях, – с вреднейшей отравой в голосе сказал Мутило. Он вышел на мостки и заорал: – Эй, господа караси! Изволите ли меня, владыку подводного, на ярмарку отпустить? Согласия вашего спрашиваю!
Тотчас же поверхность озера покрылась множеством пятнышек: то были открытые рыбьи ротики.
– Чего? – водяной приложил лапу к ушной дырке. – Не слышу! Молчат – стало быть, согласны. Ну и человек с вами. Утоплый, за меня остаешься на хозяйстве…
– Постой, – сказал посрамленный князь. – Полелюева Ярмарка – не ближний свет. Если бы нам туда еще затемно выйти… А то явимся к шапочному разбору.
С этими словами богатырь повернулся лицом к лесу, приложил ко рту ладони и крикнул:
– Калечина–Малечина, сколько часов до вечера?!
– Целая дюжина! – откликнулся из чащи визгливый голос.
(В тех краях, где Калечина–Малечина не водится, люди вынуждены узнавать время с помощью всяких мудрых устройств, водяных капель и мелкого песка.)
– Всего–то? – огорчился Жихарь.
– Не гунди, не пешком пойдем, – дерзко утешил его Мутило. – Решил я тебе полное доверие оказать…
Водяник, несмотря на перепонки, засунул два пальца в рот и оглушительно свистнул.
Чуть не в каждой галерее
Есть картина, где герой
Порываясь в бой скорее,
Поднял меч над головой.
Генрих Гейне
Кони любят, когда человек их купает, зато плавать не ахти горазды. Конечно, при нужде конная дружина реку пересечет – особенно если известны броды. А вот когда река очень широкая, или если это не река даже, а море, тут и самый дорогой и выносливый жеребец не сгодится. Попадет ему вода в уши – и все, дальше пешком иди, коли сам, конечно, выплывешь.
Но в воде кроме рыб, раков и водяников с русалками водятся и свои водяные кони. Есть они и в реках, и в морях, и земным лошадям с ними не равняться ни в красоте, ни в резвости, ни в своенравии. Принц Яр–Тур в свое время немало порассказал Жихарю про чудеса своей страны на Туманном Острове. Там идет путник мимо реки и видит, что пасется на берегу конь королевских статей. Если путник молод и смел, он, конечно, попытается на это чудо вскочить, обратать и дальше двигаться верхом. Вскочить на себя водяной конь позволит, зато уж потом! Будет носить бедолагу долго–долго по лесным дебрям, покуда всего не растреплет о ветки да сучья, а коли не растреплет, то бросится вместе с всадником в ту же реку. Только и видали всадника!
Водяной же конь будет ржать от злого веселья.
Зовут этих злодеев в той стране по–разному – келпи, ракушники, аванки, брэгги, кабилл–ушти и даже эх–ушки. А в Многоборье их совсем никак не зовут – не водятся они ни в реках, ни в озерах, без них жителей хватает. И несчастий тоже.
…Жихарь даже дыхание где–то потерял, глядя на чудо, вышедшее из озера.
Хорошо еще, что не было с ним в товарищах Сочиняй–хана! Степняки любят лошадей до беспамятства, и певец непременно окочурился бы от восхищения.
Все табуны свои отдал бы Сочиняй–хан за этого жеребца, и все равно остался бы ханом…
Масти конь был вороной, но сзелена, и временами солнце сверкало на его боках ярко, как на глади полуденного озера. Только по этой примете можно отличить водяного коня от обычного. Ну и по стати, ясное дело.
– Ты его… это… где? – еле собрал слова Жихарь.
– В кости выиграл, – потупился Мутило. – После твоих рук кости совсем стали счастливые. Что ж ты думал, мы дурней вас живем? У нас тоже свои ярмарки есть и прочее…
– Он меня к себе и не подпустит, – усомнился богатырь.
– На, – водяник сунул ему в руку мокрые ветхие ремни. – Наденешь – твой навеки.
Жихарь, не веря нежданной удаче, подошел к водяному коню (тот лишь повел зеленым глазом) и осторожно, бережно взнуздал.
– Признал, – хмыкнул Мутило. – Вот на нем и поедем. Ты впереди, а я за тебя уцеплюсь.
Жихарь крепко держал уздечку, ожидая, что чудо–жеребец в любой миг может кинуться назад в озеро.
– Неловко в княжьем–то плаще, – сказал он наконец. – Да и тебе, брат, знаешь… Зелененькому–то…
– Сам ты зелененький, – обиделся Мутило, трижды обернулся на беспятой лапе и перекинулся в невысокого старичка в долгополом кафтане болотного цвета.
Запахнут кафтан был на бабью сторону, а с левой полы на траву помаленьку капало.
Водяные действительно любят побродить по торговым рядам в базарный день, а уж на ярмарках бывают непременно – на любой хоть одного да отыщешь по сырому следу. Иначе откуда бы они так хорошо знали людскую жизнь?
– Добро, – сказал Жихарь. – Только как же мы туда без денег–то явимся? У меня с собой казны – две полушки…
– Коня продадим и с деньгами будем, – зевнул Мутило.
– То есть как продадим? – закричал Жихарь. – Этакую красоту продадим? У тебя, видать, все мозги водой разбавило!
Он еще сильнее вцепился в уздечку. В кои–то веки попался подлинно богатырский конь – и сразу с ним расстаться!
– Мы ж его без уздечки продадим, – спокойно сказал Мутило. – Потому что без уздечки не считается…
– Значит, он, Мара, уже в Окаянии не царствует? – ахнул Жихарь.
– Цыгана и на престоле не удержишь, – гордо ответил Мутило, словно и сам принадлежал к бродячему племени. И человек, и водяник прикованы бывают к месту жительства, поэтому они равно завидуют цыганской свободе: живет же хоть кто–то на свете по вольной волюшке! – Цепи он потихоньку перегрыз и снова теперь по лошадиной части подвизается…
– Ну, Стрибог ему в помощь, – великодушно разрешил князь. – Только как же мы его обманем, когда он сам всех обманывает?
– Ты, главное, уздечку снять не забудь… Жихарь вспомнил, как коварный цыган увел у них с Яр–Туром коней на полном скаку, и ожесточился. Так ему, Маре, и надо будет!
– Все равно же только к вечеру поспеем… – сказал он.
– Да маленько пораньше, – ответил Мутило. – Без седла удержишься?
Богатырь побагровел и не стал отвечать на дурацкий вопрос.
Хоть Мутило и перекинулся человеком, нос его все–таки напоминал щучье рыло.
Этим рылом он повел по воздуху.
– Непогода идет, – вдруг сказал он, хотя солнце палило вовсю. – И не просто непогода, а что–то похуже…
– Может, обгоним грозу, потягаемся с Перуновыми конями? – предложил богатырь.
– Да какая гроза, – с неожиданной тоской сказал Мутило. – Человек его побери, все–таки он своего добивается… Эх, ладно, уводи, князь, коня, кличь его Налимом, а я тут попробую отбиться…
– От кого?
– Уезжай, говорю, тут не про людей спор… Вот и съездил на ярмарку…
– Да в чем дело–то?
Вместо ответа водяник как–то жалко хлюпнул.
– Тебе бы озеро проиграл – не жалко, – сказал он. – А ему – так даром отдай! Он же тут все до песка высосет, а потом всю мою живность где–нибудь над горами рассыплет, где и рыбы живой не видели…
– Кто – он? – не унимался Жихарь.
– Ты еще здесь? Скачи, хоть коня спасешь…
– Ну уж нет, – сказал богатырь. – Тут моя земля, и я на ней всякого обязан защитить – человек ли, нет ли…
– И далось вам всем мое озеро, – заныл Мутило. – Мало ли на свете иных озер… У рыб самый икромет…
Стало трудно дышать даже князю, а водяник вовсе хватал воздух человеческим ртом. Зашумели вековые сосны. Послышался гул и треск.
