— Варя! Варя, ну-ка очнись, — кто-то шлепал меня по щекам.
Я послушно очнулась и недоуменно захлопала глазами. Спиной я лежала на согнутых коленях Кафыка, мы находились на улице все в том же Хольем укрене, рядом толпились друзья.
— Ну, слава богам! — выдохнул Лорг и, подав мне руку, поставил на ноги. — Все живы и здоровы! Ну что, идем в школу? Или есть еще какие-нибудь предложения?
— Не-эт! В школу! — одновременно взвыли мы с Сапнем.
Тамарка без слов подошла и, всхлипнув, обняла сначала меня, а потом Сапня, мы мужественно терпели. Впрочем, на грани сознания мелькала мысль, что сейчас боль еще и алкоголем притуплена, и я вяло ужаснулась, подумав, что же я почувствую завтра, да еще и вместе с похмельем? Нас Сапнем как особо опасных инвалидов взяли под конвой. Впереди шли Лорг и Маркус, а в арьергарде Тамарка, деловито подхватившая под локотки Никаса и Кафыка. Я, чувствуя за собой вину, схватила за руку Сапня и, прижимаясь к нему боком (он меньше болел), заливалась запоздалыми слезами, которые впрочем, тут же высохли, когда я отвлеклась и забыла, о чем говорила до этого. Сапень меня утешал, даже поцеловал в лоб и говорил, что чувствует себя, будто только что провел еще один бомапо (боевой магический поединок). Я выведала все, что хотела, а именно: Сапень не понял, с чего мы вдруг рухнули с чердака, и думал, что я ни при чем, просто не выдержали доски; успокоилась, расслабилась и захотела спать. Полезла к Сапню на руки или, по крайней мере, на спину, Сапень почти поддался моему пьяному напору, но Лорг умудрился все услышать, за побитого друга вступился, и до школы я, сладко спя, ехала на нем.
Пробудилась я поверх своей кровати от назойливого школьного звонка. Я долго ждала, когда он прекратится, но он не прекращался, и я поняла, что уже давно слушаю его эхо, плавающее внутри головы и отталкивающееся от ее стенок. Я попробовала помотать головой, чтобы выкинуть из нее назойливое содержимое, но голова запротестовала и взорвалась такой адской болью, что мне хочешь — не хочешь пришлось замереть и продирать глаза, чтобы осмотреться. Я приоткрыла один глаз, потом разлепила другой, но открыть их полностью почему-то не смогла. В окошко лилось тусклое занимающееся утро. В комнате чем-то воняло, я попробовала пошевелить распухшим и сухим как наждак языком:
— Что у нас сдохло? — принюхалась и поняла, что это старый добрый перегар, причем, кажется, мой собственный. Попробовала встать, тело протестовало против такого насилия и болело так, словно сотня троллей три часа играла им в лапту.
— О-о-о, — проскрипела я, садясь на кровати и хватаясь руками за голову, которую сейчас больше всего хотелось оторвать и положить в шкаф, чтобы болела там себе без меня. Я спала в одежде, видимо, Лорг расщедрился и снял с меня фуфайку и валенки, когда сгружал на кровать. Поднялась, опершись на спинку кровати, и увидела на столе огромную банку с мутным содержимым, больше всего похожим на рассол. Я рванулась к ней, как к родной, и долго и жадно пила. Стало немного лучше, я посмотрела на спящую на соседней кровати в валенках поверх подушки Тамарку, у которой под глазами зеленели размазанные тени, и просипела:
— Ох и страшна ты, подруга, — осторожно пошла по комнате, взглянула в зеркало, резко откачнулась назад, запнулась за коврик и упала, опрокинув стул со стопкой учебников. Тамарка, проснувшись от грохота и со стоном схватившись за голову, завозилась на кровати, похожая на замшелое бревно, которое кто-то решил перекатить с места на место, и перед этим медленно и с натугой раскачивает.
Я тихонечко встала и застыла перед отражением. Под узкими, опухшими глазами залегли огромные круги от размазанной косметики и серой грязи. Моя прическа во время ночных гуляний успела расплестись и вымокнуть. За ночь она высохла, вид у волос был такой, будто их всю ночь с усердием пережевывал табун лошадей, и теперь моя голова казалась странной многогранной формы. Юбка была изорвана и извозюкана похлеще, чем то праздничное платье. Лицо тоже не блистало чистотой, одна губа была разбита. Кофта была целой, и я боялась представить, во что же превратилась верхняя одежда, которая приняла весь удар на себя.
— О-ох, тошненько-то ка-ак! — прохрипела Тамарка.
Я хмуро подала ей банку с рассолом, под которой обнаружились обещанные Сапнем шпаргалки по биомагии:
— Презент от Сапня, — объяснила я, — он, видимо, уже встал и успел принести вместе со шпаргалками.
— О-о! — пробулькала Тома, — Я не хочу на экзамен, и без него жить не хочется!
Я тоже попила из банки, смочила водой из кувшина платок и стала вытирать лицо.
— О, нет! — ужаснулась я.
— Что? — просипела Томка, поднимаясь и тоже подходя к зеркалу. Я молча развернулась, под глазом у меня был здоровый синячище.
— Ничего, сходишь в знахцентр и..., — и тут она увидела себя в зеркале, — О нет!
— Сколько времени до завтрака? — спросила я, прикладывая вату с крепкой чайной заваркой к глазам.
— Пятнадцать минут, — Томка покосилась в окно, — может, не пойдем? Меня сейчас от еды воротит.
— Меня тоже, — вздохнула я, — но меня так шатает от слабости, что нужно что-нибудь в себя запихнуть, а то я, наверное, не удержусь на ногах.
— В знахцентр после завтрака пойдем? — спросила Тамарка, тоже ложась на кровать с компрессами.
— Если успеем, хотя нет, — размышляла я, — не знаю, сколько они меня продержат, у меня же, наверное, не один синяк. Лучше после экзамена.
Через десять минут я тоскливо оглядела себя в зеркале.
— Ну, по крайней мере, лицо уже не опухшее, — расчесала и собрала мятые волосы в высокий конский хвост и пошла к шкафу. Я сняла с себя кофту и то, что было раньше юбкой. Тамарка хмыкнула:
— С этими гулянками мы скоро совсем голыми будем ходить.
Ее одежда тоже была грязной как из преисподней, но, по крайней мере, целой.
— А ты думаешь, чего парни добиваются? — угрюмо спросила я. — Им только этого и надо. Это всеобщий мужской заговор — постепенно лишить всех женщин мира одежды.
Я поворошила одежную кучу, потом выбрала висящее на плечиках коричневое плиссированное платье длиной до середины голени. Оно было экзаменационным, с хитрыми карманами и приспособлениями, чтобы в них вдевать замаскированные под ткань платья шпаргалки. Я влезла в закрытые ученические туфельки на широком толстом каблуке. Покрутилась перед зеркалом, поправила белый воротничок и удовлетворенно произнесла:
— Ну вот, если не замечать фингала, разбитой губы и запаха перегара, которым разит за версту, то я просто пай-девочка.
Тамарка захохотала, малюя что-то на своем лице. Я подсела к ней на кровать и вгрызлась в груду косметики в поисках чего-нибудь от синяков.
— Это что? — отвлекала я подругу.
— Тени, — красила глаз Тамарка.
— Это что? — я вертела очередной пузырек.
— Это тебе не надо, — не отрываясь от своего занятия, комментировала Тамарка.
— А это что? — крутила я очередной предмет.
— Это вообще карандаш, дай, — отвлеклась на меня Томка и быстро извлекла из кучи какую-то коробочку, — вот пудра. На.
— Спасибо, — я чмокнула подругу в лоб.
— Фу, — сморщилась она, — надо что-то сделать с перегаром, а то представь, как мы будем на экзамене с Иваном Карпычем разговаривать?
— Ничего, быстрее сдадим, — отмахнулась я, штукатуря лицо перед большим зеркалом. Пудра вокруг стояла коромыслом. — Апчхи!
Но мои усилия пропали зря, фонарь все так же жизнерадостно светил под глазом, как ясное солнышко.
— Ничего не помогло, — расстроилась я. — Томка, что делать?
Бухнул гонг на завтрак.
— На завтрак идти, — приподнялась подруга, закончив наводить марафет. Волосы она заплела в косу, а платье надела похожее на мое, только с темно-синей оторочкой по подолу.
— Ну Тома, что мне делать? — ныла я, имея в виду нежелание ходить с битым лицом.
— Ладно, горе ты мое луковое, иди сюда! — вздохнула Тамарка.
Я почти радостно подошла. Тамарка в одну минуту заретушировала мои губы и чуть подкрасила их помадой, правда в битве с синяком она так ничего поделать не смогла. Я посмотрела на кроваво-красные губы и состроила своему отражению хищнический оскал.
— Пойдем? — спросила она.
— Пойдем! — согласилась я, на всякий случай схватила с собой шпаргалки (кто знает этих учителей, может, опять раньше времени начнут) развернулась к двери и замерла. — Ой, Тамар, а кто у нас замок выломал?
— Не знаю, — удивленно отозвалась и подошла подруга, — меня вчера спящую сюда заносили. Наверное, парни не смогли найти ключи, — пожала она плечами.
— Такие неаккуратные, — покачала я головой.
— Ага, скорее пьяные и сильные, — хихикнула подруга и постановила. — Надо будет сказать плотнику.
— Ладно, — вздохнула я, — потом, все потом.
Мы вышли и притворили за собой дверь.
