«Знаешь, Колян, ты неплохой вроде бы парень, – беседовал с собой рядовой. – Веселый такой, смышленый. Но ты не гребец получаешься, а щепка. Вот несет тебя куда-то, бросает на волнах, ты плывешь не спеша по течению… А ведь так нельзя все время-то. Бывают моменты, когда надо упереться и поплыть против. Или в сторону. Или чуть задержаться на месте. А ты пролетаешь мимо таких моментов! Так вот, для начала пора менять правила игры, иначе этот боров задушит тебя своими издевками. Арестовывает на ходу, по воде гоняет, жратвы лишает… В каком уставе такое написано? А может, и написано… Зря ты в „учебке“ не уделял должного внимания главным документам, зря…»
Лавочкин улыбнулся, вспомнив замполита: худой, кожа да кости, мужичок с орлиным взором каждое занятие начинал с классической фразы:
– Устав ты должен был выучить так, чтобы если ночью пыльным мешком из-за угла разбудить, он от зубов отскакивал!
– Мешок? – не выдержал однажды Коля.
– Дурак, – ответил замполит и объявил ему три наряда вне очереди.
Солдат вернулся к раздумьям: «К шутам гороховым все уставы! Мы не в полку. И Болванычу об этом следует напомнить. Шмотки таскает, здорово. Автомат-то не поролоновый. Только низка цена за унижения. Ситуацию необходимо менять…»
Мысль оборвалась. Парень разомлел от жары, пива и созерцания быстрых легких облаков на нестерпимо голубом небе. Как ни обидно признавать, но здесь цвет неба был насыщеннее и чище, чем в нашем мире.
Зато там дом. Подстроившись под ритмичный храп прапорщика, Лавочкин тихо замурлыкал самую главную солдатскую песню:
Покидают родные края
Дембеля, дембеля, дембеля,
И куда ни взгляни,
В эти майские дни
Всюду пьяные бродят они…
До приказа было больше года и целая пропасть между мирами.
Коля чуть-чуть пожалел себя и вновь вернулся к мыслям о главном: «Можно просто взбунтоваться и поставить ультиматум. А Болваныч матом… Можно найти знамя, тогда ему нечем будет крыть. Но как захватить инициативу в поиске? Дубовых ведь ни с хрена ее не отдаст. А сбежать? Нетушки, тут он получит полное право по возвращении предать меня трибуналу, и не отмажусь ведь!.. Можно заручиться поддержкой мага. Обязательно мага. Желательно передать-таки письмо Тиллю Всезнайгелю. Он бы сильно выручил. Значит, первое из осуществимого: отыскать любого волшебника и упросить его связаться с моим вальденрайхским другом. Деньги у меня есть, заплачу…»
Через пять домов в глубине улицы началось подозрительное движение. Парень встал, вглядываясь в просвет между ветвей яблонь, росших вдоль забора.
«Тотальная осень, – отметил Лавочкин. – Листья уже чуть желтые. А яблоки-то какие!»
Солдат сфокусировался на движении. Вдалеке собралась кучка людей. Участники сходки прихватили с собой рогатины, косы и дубье. Вряд ли у них намечалась вечеринка. Более вероятно, что Гюнтер и Петероника поднимали соседей на борьбу с нечистью…
– Ага, пора будить великого полководца, – постановил Коля.
Он зашел в дом. Палваныч не храпел, а часто сопел и дергал пальцами рук.
– Оливье, еще оливье… – пробормотал Дубовых. – И селедочки… Ну, вздрогнули.
«Что за гигант мысли! – умилился солдат. – Даже во сне бухать умудряется!»
– Товарищ прапорщик… Товарищ прапорщик… Подъем…
Палваныч не реагировал. Лавочкин крикнул:
– Подъем!
– А? Я! – Вояка подскочил на четвереньки и снова плюхнулся на одеяло.
Поморгал. Зло посмотрел на рядового.
– Если ты разбудил меня без веских причин, то…
– Похоже, нас сейчас придут изгонять. Хозяева позвали подмогу.
– Тогда хватит дурака валять, пора бы и ерундой заняться! – выдал сонный прапорщик.
Звучало парадоксально, но окрыляющее.
Парень вернулся к двери.
– Топают!
– Уболтаем, – пообещал Дубовых.
Селяне мялись напротив крыльца.
Палваныч спокойно, по-чапаевски вышел к народу.
– Вот он! – заверещал Гюнтер. – И малый с ним.
Петероника поддакнула. Толпа ощерилась садово-огородным инвентарем.
– Об чем забота, граждане? На субботник собрались? – громко спросил прапорщик, изо всех сил показывая, что его не пугают косы, вилы и дубье.
– Ты злой дух! – выкрикнул хозяин дома трусливым фальцетом.
– С чего ты взял?
– Ты наколдовал пищу! Она появилась прямо из воздуха. А такое волшебство доступно только нечистым.
– Опаньки, – сник Палваныч. – Аргумент непрошибаемый…
– Разрешите, я, товарищ прапорщик? – шепнул Коля.
– Не возражаю.
Дубовых был рад скинуть на рядового ответственность за ведение неудачно начатых переговоров. Провалится – будет очередной повод для разноса. Преуспеет – ну и хорошо.
Лавочкин выступил вперед:
– Давайте разберемся подробнее, господа!
Крестьяне принялись растерянно озираться, ища затесавшихся между ними господ.
– Достославный и радушный Гюнтер заявляет, дескать, мгновенное возникновение предметов есть результат злой магии. О да, существует такая зависимость! Но касается она мгновенного переноса предмета с одного места на другое. Только вот кто поручится, что еда перенеслась? А если она была невидимой? Великий маг и чародей Пауль лишь снял полог невидимости.
– О! – Гюнтер растерянно тискал в руках дубину.
Селяне зашушукались.
В этом раунде самым интеллектуальным игроком оказалась Петероника.
– Звучит гладко, – раздался ее фирменный хрипящий визг. – Но откуда у меня на столе невидимая пища?
– Ну… я принес! – выкрутился Коля.
– Это… Гюнтер, – пробормотал кто-то из крестьян. – Ты бы перед тем, как паниковать, взвесил бы все спокойно, а?
Люди одобрительно загомонили:
– Да, сосед, хватил ты лишку… Перегнул палку… У страха штаны велики… Пойдем по домам, ребята!..
Жители Швахвайзехаузена двинулись, чтобы ретироваться.
Парень облегченно вздохнул. Похоже, дела налаживались. Ловко он отбрехался от разъяренной толпы!
– Минуточку внимания! – вклинился прапорщик.
Солдат рефлекторно скривил недовольную мину: обычно произносящий эту формулу начинает что-либо активно продавать. Но Палваныч решил воспользоваться стихийным митингом не для торговли.
– Граждане! Мы ищем моего сына. Зовут его…
– Шлюпфриг! – Лавочкин уже привычно пришел на помощь начальнику.
– Вот! – подтвердил «покинутый отец». – Паренек такой совсем юный. Рыжеволосый, остроносый, должен при себе иметь красное знамя с золотыми буквами. Вы его не встречали?
– Нет, друг, извини, не было такого. – Люди качали головами, разводили руками и совершали прочие действия, обозначающие отказ.
– Где ж его черти носят? – Дубовых с досадой стукнул кулаком о ладонь.
Перед Палванычем тотчас материализовался Аршкопф.
– Осмелюсь доложить, товарищ прапорщик, ни я, ни другие черти нигде не носим Шлюпфрига! – пропищал он.
Народ, мягко говоря, напрягся.
– А? Что я говорил? – победно завопил Гюнтер.
Его ликование завязло в тишине. Крестьяне боялись. Они, разумеется, вновь схватились за свое сельскохозяйственное оружие, но драться с чертом не спешили.
– Как не вовремя, – прошипел Лавочкин, мысленно ругая спутника.
– Они вам мешают, товарищ прапорщик? – Бес зыркнул через плечо на людей.
Селяне попятились. Блеск маленьких злых глаз и оскал острых зубов не внушали доверия.
– В целом, да, – ответил Палваныч.
Черт развернулся к деревенским ополченцам, развел черные мохнатые руки в стороны, топнул копытом, щелкнул хвостом.
– Пошли во-о-он!!!
Аршкопф завизжал так, что крестьяне мигом бросились прочь, побросав оружие. Неслись они невероятно быстро, умудряясь при этом зажимать ладонями уши.
Коля и сам с глубоким облегчением припустил бы от чертового писка, жаль, положение обязывало пережить пытку звуком до конца. Прапорщику тоже было тяжко слушать ультразвуковые вопли беса. Но опытному вояке-снабженцу приходилось терпеть и не такое. Когда басил разозленный комбат, лопались стаканы, вскрывалась изоляция на проводах и перегорали лампочки.
По всей деревне испуганно ржали лошади, кудахтали куры и орала прочая живность.
– Молодец, – просипел Палваныч, не слыша собственного голоса. – Объявляю благодарность, а также повышаю с рядового до ефрейтора. Лавочкин, бери пример с Аршкопфа и станешь образцовым солдатом!
Парень ухмыльнулся: «И тут Болваныч ухитрился кинуть камень в мой огород! А черта-то от гордости аж распирает. Тупица… Знал бы он, как в армии относятся к ефрейторам…»
– Если вы закончили с торжественной частью, то пора рвать когти. Местная команда наверняка захочет сыграть матч-реванш, – сказал Коля.
– Отставить, – буркнул Палваныч. – Ефрейтор Аршкопф, доложи, где находится Шрульфиг, или кто он там.
– Не имею чести знать, товарищ прапорщик, – отчеканил черт.
– Расшифруй помалу, – напрягся Дубовых.
Он не любил обломов.
– Простите, но Шлюпфриг вне зоны моей чувствительности, – виновато залепетал рогатый. – Есть несколько десятков мест, куда мое чутье не распространяется. Я не засекаю разыскиваемого. Значит, либо он мертв, либо спрятался.
