Я устало опустился на стул. Должен признаться, что я к тому времени все еще не оправился от встречи с вдовой Тейл. Так что сел я вполне естественно. Эффект же это возымело, прямо скажем, неожиданный, так как стул подо мной чуть ле развалился. И я, забыв о конспирации, бодро вскочил.
Юный доктор Бителсфендер вскочил тоже. Это был очень высокий молодой человек, узкокостный и, что было видно с первого взгляда, довольно застенчивый. Его удивительно светлые волосы торчали во все стороны, словно пучки соломы. А яркозеленые широко распахнутые глаза выражали энтузиазм и страсть к науке. Женщины могли бы счесть его даже привлекательным, если бы не изможденный, ну просто изголодавшийся вид. Подозрительно чистый белый хирургический халат, в котором он предстал передо мной, явно украденный в какой-то больнице, где он проходил практику, был, пожалуй, единственной его одеждой, если судить по отсутствию других предметов туалета в единственной его комнате. Хорошо! Просто отлично! Ситуация мне нравилась все больше и больше. Похоже, полоса везения, в которую я вступил, продолжалась.
Игнорируя чисто профессиональные слова приветствия доктора, явно отрепетированные заранее, я обратился к нему дрожащим старческим голосом:
— Молодой человек, боюсь, что вы, ваше поколение, никогда обо мне не слышали. Я — профессор Джайрент Слахб.
Эффект был поразительным. У парня глаза вылезли из орбит. Он только что не стал по стойке «смирно» и не отдал мне честь. Я вытащил фальшивое удостоверение личности и дрожащей рукой протянул ему.
— Поскольку мы с вами не знакомы, прошу свериться с документом для полной уверенности.
Даже не глянув на удостоверение, юный доктор попытался вы молвить, заикаясь:
— Нно… но… Пппрофессор! Тттакая честь! Я… я… я и клеточную хирургию ппполюбил, тттолько пппрочтя вашу ккнигу. Я… я… Ох!
Он опрометью бросился к письменному столу и вытащил два баллончика с бульоном. Потом он кинулся к термостату для подогрева культуры и попытался найти пустую чашку. Роясь у прибора, он уронил баллончики, а подымая их, свалил на пол две чашки, которые, естественно, разбились вдребезги.
— Я приехал к вам, — произнес я дребезжащим голосом, — чтобы попытаться определить, насколько вы компетентны в своей профессии.
Доктор тут же забыл про бульон. Он помчался в другой конец комнаты и с грохотом принялся выдвигать какие-то ящики. Он извлек откудато целую пачку бумаг, тут же обнаружил, что это не те бумаги, бросил их, наконец отыскал нужные и кинулся ко мне, рискуя проломить шаткие половицы. Все эти бумаги он положил мне на колени.
— Я… я… я не всегда такой, — сказал он. — Вы, вы просто застали меня врасплох. Я… видите ли… я не ел уже два дня!
О, мне явно продолжало везти. Но дело не только в слепом везении. Я отлично знал методику оперативной работы. Именно такими и бывают недавние выпускники. После десяти лет обучения и пяти лет работы в клиниках, где им поручают работу, которую обязаны выполнять опытные врачи, они вынуждены голодать, греясь одновременно в лучах полнейшей личной, административной и финансовой независимости. А вот к этому, оказывается, они совсем не готовились — не проходили такого курса. Кому из практикующих солидных специалистов в области клеточной инженерии и хирургии нужна конкуренция? И все же ежегодно выпускаются все новые и новые тысячи специалистов в этой области.
Я мельком глянул на поданные бумаги. Это был официально заверенный список сложнейших операций с приложенными к нему статистическими выкладками результатов. Девяносто девять и пять десятых процента проведенных им операций признаны успешными! Это очень высокий показатель! Средним результатом считается тридцать процентов операций, признанных успешными. Ничего удивительного, что специалисты старшего возраста не испытывают к нему особой любви! Однако экзаменаторы из клиник, где он проходил практику, не скупились на восторженные отзывы и восклицательные знаки. По бумагам получалось, что они готовы рекомендовать его в качестве клеточного хирурга чуть ли не самому императору! Им было проведено около пятидесяти операций, при которых в нервные ткани специально вводились посторонние предметы, с тем чтобы улучшить зрение или слух.
Бителсфендер и не догадывался о том, что ему уготовано. Он стоял и смотрел на меня взглядом изголодавшегося животного, которому собираются бросить кусок мяса. Может быть, он даже слишком хорош для Хеллера. Наверное, я немного перехитрил самого себя. Небольшая послеоперационная инфекция или какая-нибудь не та клетка, которая выделяла бы какую-нибудь не ту жидкость, наверняка оказались бы в самый раз для этого само уверенного Хеллера. Но я зашел уже слишком далеко.
Мне известно, что вы успешно занялись частной практикой, — сказал я, — и вам наверняка не хотелось бы, чтобы вас отрывали от хорошо налаженного дела, от друзей и любимых…
Профессор! Пожалуйста, прошу вас. Я… я должен вам кое в чем признаться. Нет у меня ни друзей, ни любящих или любимых женщин. И если я нужен вам для какой-нибудь работы…
Да, регулярное отсутствие обедов всегда заявляет о себе достаточно громко. Я даже немного пожалел, что проставил такую крупную сумму на бумаге. Но было уже поздно что-либо исправлять. Дрожащими и непослушными старческими руками я вытащил контракт.
— Когда правительство просило меня о рекомендации, я сказал, что не могу с чистой совестью рекомендовать вас, пока сам лично не переговорю с вами. — Я довольно естественно отобразил на лице одолевающие меня сомнения. — Вы показались мне довольно милым молодым человеком, да и, судя по отзывам, вы достаточно квалифицированный специалист… — Я как бы все еще сомневался.
Он застыл передо мною, едва живой от волнения и страха. Именно так с этими молодыми специалистами и следует поступать — они привыкли стоять навытяжку перед экзаменаторами и эти вечные экзамены доводят их в конце концов просто до истерического состояния.
— Видите ли, — сказал я, — не всегда приятно пребывать дли тельное время в чужой обстановке, вдали от дома. Пусть и воздух там окажется прекрасным, и местные женщины привлекательными и любвеобильными, и гравитация отличной, и пиша великолепной и даже полезной, и заработок высоким, хотя, по правде говоря, его там обычно не на что тратить, — и все равно классному специалисту там может скоро наскучить. Единственное спасение — заняться новыми неизведанными проблемами, посвятить себя изучению еще неизученного. Решать сложнейшие проблемы и нести покорно свой крест, надеясь, что вам все же удастся совершить открытие, которое перевернет Вселенную, — вот наш удел.
Он застонал почти в экстазе и, прижав руки к груди, с такой силой втянул в себя воздух, что струей его чуть не вырвало у меня бумагу из рук.
— Существенным недостатком в данном случае может послужить и сама природа того дела, к которому вы будете причастны, поскольку главным условием его является соблюдение строжайшей секретности, — продолжал я. — Одно неверное слово — и последствия могут сказаться на всей Конфедерации. Тут требуется доктор, который мог бы без излишней шумихи свернуть все свои дела, не привлекая к себе буквально никакого внимания. Требуется просто незаметно исчезнуть с этой планеты. Малейшее нарушение режима секретности, естественно, будет воспринято как отказ от предлагаемого поста!
О, что касается секретов, то на него можно положиться! Ведь его специальность в первую очередь предполагает, что во врачебной практике именно этот принцип должен соблюдаться неукоснительно. Бесследно исчезнуть ему удастся без всяких затруднений. Он может просто растаять в воздухе, стоит ему не поесть еще несколько дней.
— А теперь обратимся к самому первому случаю. Вам предстоит экзамен, — продолжал я. — Они сказали, что собираются в дальнейшем устроить вам еще одну проверку, правда, просили не говорить вам об этом. Но мы с вами коллеги, профессионалы, и я просто не могу подвергать вас дополнительному испытанию на лояльность, не поставив вас в известность об этом. Я прямо так им и сказал. С этим они вынуждены были примириться, однако продолжали категорически настаивать на том, что даже малейший намек пациенту или вообще кому бы то ни было о характере операции автоматически прекращает действие контракта.
О, тут для него нет никакой проблемы! Я могу быть уверен!
— А теперь перейдем к делу, — проскрипел я. — Сумеете ли вы ввести инородное тело в систему зрительных и слуховых нервных тканей, не оставив никаких внешних признаков? В этом, собственно, и будет заключаться ваш тест на профессиональную пригодность.
О, тут тоже не может быть никаких проблем. Он сделает это под наркозом!
— Вам, правда, могут не подойти условия контракта, — произнес я дрожащим голосом, решив довести игру до конца.