Сергий откусил стебель, пожевал его, задумчиво сплюнул и вытер рот тыльной стороной ладони.
— Дрянь. Много не съешь. Если только от смерти…
— Роза? — решил помочь советом и делом Шарад.
— Сам ешь, — отбросил Волк ароматный, но мгновенно сморщившийся в атмосфере доменной печи цветок.
— Из него варенье варят, — стал оправдываться джин и даже отщипнул несколько лепестков.
Серый напряг воображение, стараясь придумать какой-нибудь цветок, лопающийся от содержащейся в нем воды, но кроме водяной лилии на вяленый ум ничего идти не хотело.
Водяная лилия была не такой уж и водянистой, и отдавала болотиной.
— Арбузный стебель вкуснее, — с видом знатока изрек Волк, изящно сплевывая в угол.
— Пеон!..
— Магнолия!..
— Тюльпан!..
— Молочай!..
Джин осторожно вытряхнул подальше сухой древовидный стебель с зловещими трехсантиметровыми колючками, убедился в отсутствии молока на дне вазы, и они продолжили:
— Нарцисс!..
— Гладиолус!..
— Петуния!..
— Герань!..
— Водяная лилия вкуснее…
— Фиалка!..
— Анемон!..
— Дельфиниум!..
— Ирис!..
— Ирис?..
— Ирис!.. Где ирис?
Серый заглянул в вазу, перевернул ее, и на Масдая высыпалась маленькая горка липких коричневых кубиков.
— Уберите эту гадость! — возмутился ковер.
— Что это? — не понял Шарад.
Волк взял один кубик и осторожно лизнул.
— Ирис.
— Но ирис — это цветок!
— И ириска — тоже ирис. Попробуй, Кроссворд!
— Я не Кроссворд, я Шарад!..
Джин с подозрением покрутил в моментально ставших липкими пальцах другой коричневый кубик и с опаской лизнул, в ожидании подвоха.
Потом еще раз, и еще, и, наконец, затолкав конфету в рот, со счастливым удивлением признался:
— Никогда не слышал о такой сладости! Я знал, что есть цветок ирис, но что существует… — Шарад замолчал, как будто какая-то важная идея посетила его лысую голову, потом поднял вверх указательный палец и усиленно зачмокал конфеткой.
— Я понял! — провозгласил он, проделав все это еще пару раз. — Я понял!
— Что ты понял?
— Почему ирис. Я не знал, что существует такая сладость. А ваза могла не знать, что существует такой цветок! Или как он выглядит! Или на что похож! Или…
— Или что?
Джин хитро улыбнулся.
— Или это была небольшая шутка того, кто эту вазу создавал.
— Хм-м?.. — Волк на мгновение задумался, произнес «Ноготки!» и потер уже начинающий блестеть бочок вазы.
Снова как будто ничего не случилось, но, перевернув сосуд вверх дном, он получил на ковре изрядную кучку стриженых ногтей.
— Уберите с меня вашу пакость! — чуть не передернуло Масдая. — Я уже начинаю жалеть, что подсказал вам эту дурацкую идею!..
Брезгливо смахнув на песок пустым бурдюком полученный результат, воодушевленный Серый посверлил взглядом потолок, в поисках вдохновения, и продолжил:
— Золотой шар!
Прикарманив полученное, он обратился к джину:
— Ну, придумал что-нибудь?
— Анютины глазки!..
По гроб жизни Волк был благодарен сам себе, что успел выдернуть из-под рук Шарада вазу до того, как он потер ее.
Вторая попытка джина принесла путешественникам фунт табака, который и был ровным слоем рассыпан по Масдаю по его же просьбе — «От моли хорошо».
Более, даже совместно, ничего они придумать не смогли, кроме калов, и то — держа при этом руки за спиной — на всякий случай.
К вечеру буря все еще не утихла. Перетащив Масдая в соседний зал от всепроникающего и всёзабивающего песка, путники расположились в дальнем углу и зажгли лампу.
Волк посолил лимон, отхлебнул из кружки и выплюнул.
— Г-х-ха!.. Ну и гадость!!!..
— Конечно! Ведь ты опять все п-перепутал!
— Что я опять перепутал? Врешь ты все, Кроссворд…
— Я не К-кроссворд, я Ш… Шарад!!!..
— …ЭТО как ни пей, все равно гадостью была, гадостью и останется!
— Ну, я п-признаюсь, вкус несколько сиписи… писифи… сипсифичен… — не слишком послушным языком пробормотал джин, — но от этого еще никто… не умирал. Если, к-конечно, в напиток не подмешивали ккой-нибудь… хроший… яд.
— Судя по запаху…
— Это ее есесьтвенный аромат… Пей, пей.
Серый бросил в рот щепоть соли, лизнул лимон и еще раз глотнул из кружки.
— Тьфу-у!!!.. Все равно дрянь!!!.. Ты уверен на счет яда?
— Н-ну, я же пил это вмес-се с тобой, о н-недоверчивый отрок, — обиделся джин. — И ты с-снова нрушил… послед… последно… послед-довательность принятия этого н-напитка, и поэтому не с-смог во всем б-богатстве ощутить его гамму вкусов и послес… поскле… послевкусий. В-вот, с-смотри, как я это делаю!.. — и он, несмотря на несколько неустойчивое состояние, ловко лизнул тыльную часть ладони, посыпал ее солью, отпил чуть не половину кружки, слизнул соль и откусил лимон.
— Ну, давай т-теперь ты. К-кстати, к-кактусовый сок, приготовленный таким образом, оч-чень полезен для зд-доровья.
И старик осушил кружку до дна.
Волк, старательно наморщив лоб и мучительно вспоминая, что следует за чем в этом нелепом ритуале, откусил лимон, посолил напиток, понюхал его и вылил.
— По-моему, этот твой сок следует пить именно так, — подытожил он кисло.
Подумав немного, он затолкал остатки лимона в рот.
— И теперь я понял, зачем эти кацеки морочат людям головы с солью и лимонами. Потому, что после их текилы соль кажется просто сладкой, а лимон — приторным!
— М-мог б-бы и не вылив-вать… А мне от-дать… — Шарад укоризненно погрозил Серому дрожащим от усердной дегустации особого кактусового сока, полученного по весьма кстати вспомненному старинному кацтекскому рецепту, пальцем. — Ес-сли учесть, что это была п-пследняя вода в радиусе трехсот к-километров…
— Уж лучше стебли арбуза, — отрезал хмуро Волк.
— Ах, вода, вода… — вздохнул под ними Масдай. — А ведь не всегда это было таким больным вопросом в этом славном городе, если б я еще смог припомнить его название… Полноводная река текла под землей через пустыню четыре сотни лет тому назад, и это место было настоящим оазисом!.. Вода из местных колодцев славилась на много десятков километров вокруг… Впрочем, как любая вода в пустыне, наверное… А на каждой городской площади — а, поверьте мне, здесь их было не менее тридцати! — стоял большой фонтан, где в хорошую погоду купались дети…
— Ты имеешь в виду, когда было жарко?
— Я имею в виду, когда было прохладно. В жару заботливые родители носу не давали высунуть своим детишкам на улицу из тени дома. А во дворце правителя города, вот как раз в этом зале — он тогда относился к внутренним покоям, и в него было не попасть так просто, через провал в крыше, как сейчас — был потайной ход в подземный край родников, питающих…
— ЧТО-О-О?! — взревели в один голос лукоморец и джин. — И ты молчал?!..
— Ну, во-первых, это было столетия назад, еще до того, как вода ушла из города, — смущенно стал оправдываться ковер. — Во-вторых, сейчас пол весь засыпан песком, а я точно не помню, где находился этот люк…
— Вспомни неточно!
— Неточно… Неточно… Не помню. Но, кажется, посредине зала. Круглый такой люк с большим медным кольцом…
После часа раскопок, интенсивности которых могли бы позавидовать и самые торопливые археологи, вооруженные экскаваторами и динамитом, круглый люк с большим медным кольцом обнаружился в дальнем углу зала, в небольшом закутке, сооруженном когда-то из шелковых ширм, лежавших теперь неопрятной грудой рваной ткани, рассыпавшейся при первом прикосновении, и бамбуковых палок.
— «В центре зала, в центре зала…», — ворчливо передразнил Масдая Волк. — Следопыт…
— Ну, я же говорил, что помню не совсем точно, — слегка сконфуженно напомнил ковер. — Да и было это более четырехсот лет назад… А мы ведь моложе не становимся… Сырость и моль делают свое разрушительное дело…
— Да, ладно, уж… — великодушно взмахнул рукой Серый. — Главное, что нашли. Вот, сейчас и посмотрим, что там осталось от знаменитых родников за четыреста лет… Может, хоть болотце какое-нибудь… Хоть лужи… Ну, Ребус, давай — раз-два — взяли!..
— Я не Ребус, я Кросс… То есть, Шарад!..
И джин, ухватившись за зеленое от времени кольцо, сделал вид, что напряг все свои старческие силы.
Крышка люка подалась на удивление легко, и они едва успели отскочить, когда она с мягким стуком откинулась на теплый песок.
В лицо им пахнуло спертым воздухом.
И, похоже было, что сперли его откуда-то из склепа.
Джин, ухватившись за сердце и поясницу одновременно и сославшись на внезапный приступ головокружения и тошноты («Пить меньше надо», — грубо прокомментировал Волк), спускаться отказался, а вместо этого завалился на Масдая и тут же захрапел, и лукоморец, как самый страждущий и физически подготовленный одновременно, вынужден был, прихватив бурдюк, вазу и лампу, начать долгий спуск по высеченным в камне стоптанным ступеням винтовой лестницы.
