Довольно скоро все летающие грузовики были загружены. Выстроившись в ряд на летной площадке, они с гулом взмыли в воздух и улетели в сторону Лагеря Закалки. Я подтолкнул Ске, и мы подъехали к посту командира охраны. Я помахал в воздухе своим удостоверением. Ординарец, стоявший рядом с командиром, взял удостоверение, сделал с него пробный оттиск на своей табличке, и мы прошли сквозь завесу безопасности, остановившись у лестницы, ведущей к люку.
Фактически в качестве начальника отдела № 451 я был здесь старшим. Контроль за прибытием и отлетом всех транспортов полностью входил в мою компетенцию. Но судя по поведению астролетчика, стоявшего на часах у входной двери, этого никак нельзя было сказать. Он явно думал только о том, как бы поскорее смыться отсюда, добраться до города и хорошенько выпить.
Скажи капитану Вальцу, что прибыл офицер Грис, — сказал я.
Сам скажи, — грубо ответил астролетчик. И почему они всегда такие психованные после длительного рейса?
Однако в данной обстановке у меня не было времени и настроения подтягивать в экипаже дисциплину. Я как раз выходил из аэромобиля, когда у выходного люка возникла заварушка. Трое охранников из службы Аппарата, повидимому, специально для этой цели направленные из Замка Мрака, толкали, тянули, одним словом, пытались как-то вытащить из корабля какого-то пассажира, а вернее — одного из его пленников. Ничего необычного в такой сцене не было, и я отступил в сторону, чтобы дать возможность стащить его вниз по лестнице, но тут мой натренированный слух уловил, что выкрикивал этот арестованный.
— Уберите свои (…) руки с моей (…) шеи и снимите эти (…) наручники с моих (…) рук! — Все эти слова он выкрикивал поанглийски. Заметьте — не потурецки, не поарабски. Он кричал на английском языке.
Заключенный являл собой весьма непрезентабельное зрелище — одежда была просто в жутком состоянии, и, похоже, виной тому послужили не только некомфортабельные условия полета. Это был крепкий, приземистый и очень мускулистый мужчина с черными волосами и глазами, да и вообще довольно смуглый. На нем сохранились лохмотья некогда шикарного костюма, явно сшитого у хорошего портного, и остатки голубой сорочки в черную полоску. Но не это поразило меня. На нем были металлические, а не обычные в таких случаях электронные наручники. А колени и вовсе не были скованы. Более того, он пребывал не в коматозном, как следовало ожидать, а в довольно-таки возбужденном состоянии и при этом сохранял способность не только разговаривать, но и ругаться почем зря. Все это было очень странно!
Как только они спустились с лестницы, я сразу же подошел к охраннику, который явно был старшим в тройке.
— Офицер Грис, — отрекомендовался я, чтобы не было недоразумений. — Почему допускаются нарушения установленного порядка? Где ваш приказ? — Я разговаривал с ним строгим официальным тоном. С этими отбросами человечества из Лагеря Закалки просто нельзя вести себя иначе.
Старший тут же принялся копаться в целом ворохе бумаг. Было видно, что арестованный — далеко не единственный на борту судна. Наконец он нашел нужную бумагу.
— Тут сказано, что его следует привезти в неприкосновенности и сразу доставить на самый верх для допроса. — «В неприкосновенности» означало, что давление на заключенного допускается лишь минимальное и что он не должен быть под наркозом. Весьма рискованная практика.
И кто же подписал такой приказ? — потребовал я объяснений. Старший группы поглядел на текст приказа, а потом снова на меня.
Да вы же и подписали, офицер Грис.
Так, понятно, это, должно быть, как раз один из тех приказов, которые приходится иногда тысячами проштамповывать своим удостоверением. Я повнимательнее пригляделся к документу. Приказ исходил от одного из личных клерков Ломбара, того, что руководит персоналом, проводящим допросы. У меня по спине прошел холодок. Будем надеяться, что они доставили сюда нужного человека.
Ломбар совершенно не выносит путаницы в таких делах. Я еще раз прочел имя задержанного.
Вас зовут Гансальмо Сильва? — для верности спросил я у него. Обратился я к нему на английском языке.
Американец, да? — ответил он вопросом на вопрос. — Так. (…)! Ты хоть говоришь почеловечески! Где я (…)? Что это за (…) дыра? И вообще, (…), что они о себе воображают? Что это за (…) место? И какого (…) они сунули меня в этот (…) сарай, полный летающих тарелок?
Послушайте, — сказал я очень терпеливо. — Скажите, пожалуйста, ваше имя Гансальмо Сильва?
Нет, это уж ты послушай ()! Я требую, чтобы вы сейчас-же связались с (…) консулом (…) Соединенных Штатов, слышите? Я отлично знаю свои (…) права! Так что, парень, тащи сюда консула, да поживее, пока я не стал поджаривать тебе (…)!
Чувствовалось, что пленник не склонен отвечать на вопросы. Я сделал охраннику знак отвести его к закрытой машине, поджидающей поодаль. В конце концов, он ведь не отрицал, что именно он и есть Гансальмо Сильва. Его поволокли к машине, но он все еще продолжал кричать что-то в мою сторону.
— Я напишу об этом моему конгрессмену! — донеслось до меня.
«Валяй, валяй, — подумал я. — Вот только купить почтовые марки в камере для допросов Замка Мрака тебе будет, пожалуй, трудновато». Новые задержанные не появлялись, и я прошел в люк в надежде поговорить с капитаном.
Капитана Больца я нашел в его каюте. Это был очень крупный мужчина, старый закаленный космический волк, испытанный на прочность доброй сотней лет бродяжничества по звездным трассам. Сняв мундир, он предавался законному короткому отдыху после посадки. Видна была голая грудь, густо покрытая волосами. Судя по сутулым плечам и отвисающей челюсти, он родился на планете Бинтон. Увидев меня, он указал рукой на подвешенный на шарнирах стул.
— Прошу садиться, офицер Грис. — Мне уже доводилось разок другой встречаться с Больцем, и я был рад, что случай свел сейчас меня именно с ним. — А я как раз собираюсь опрокинуть стаканчик другой, перед тем как ступить на твердую почву. Не присоединитесь ли ко мне?
Нагнувшись, он пошарил в ящике стола. Я заранее знал, что это будет — «Джонни Уокер. Черная наклейка». Виски с Земли! Не могу понять, почему капитаны, работающие на этом маршруте, так к нему привязаны. Это питье способно разнести голову на части. Я позволил налить себе на дно стакана несколько капель не для того, чтобы пить, а просто чтобы поддержать дружескую атмосферу.
Больц, как это принято, посетовал на прошедший рейс. Обычные жалобы. То они чуть было не врезались в тучу космического мусора, то попали в жестокую электромагнитную бурю, то у них там конвертор главного двигателя сел, а двух членов экипажа вдобавок пришлось посадить в карцер за кражу припасов, и все такое прочее.
Но скоро он переключился на главное, и это вселило в меня уверенность, что моя полоса везения все еще продолжается. Мне вдруг стало понятным столь дружеское отношение Больца ко мне. Он подошел к двери, чтобы удостовериться, что нас не подслушивают, потом наклонился ко мне, обдавая меня парами виски, и шепотом изложил свою проблему:
— Грис, у меня в тайничке лежат двадцать ящиков шотландского виски. Мне нужен пропуск, чтобы пронести их мимо охраны, а потом доставить одному дружку в Городе Радости. Как ты думаешь?
Я расхохотался от удовольствия и протянул руку. Он подал мне бланк. А я-то думал, что задуманное мной влетит в копеечку!
Больц просто сиял от радости. Ведь он спокойно мог толкнуть виски по полсотни кредиток за бутылку. Некоторое время он поглядывал на меня, прищурившись и прикидывая что-то в уме.
— Знаешь, так получилось, что я по случаю приобрел там еще и чернокожую девицу. На них огромный спрос в местных борделях. Ты не будешь возражать, если я и ее впишу в пропуск?
Дальше — больше.
— Валяй, вписывай, — великодушно разрешил я. Больц сделал общеизвестный знак пальцами:
— И сколько с меня? — Я рассмеялся:
Больц, мы с тобой старые друзья. Деньги — это вообще чепуха. У меня, например, сейчас нет ничего нелегального, что мне нужно было бы переслать на БлитоПЗ.
Ну, значит, в случае чего можешь на меня рассчитывать, — сказал он.
Свои люди, сочтемся, — заверил я его. — А теперь, если не возражаешь, перейдем к делу.
Выпитое виски и перспектива близкой наживы настроили Больца на самый благодушный лад.
Я весь внимание, офицер Грис.
Когда вы отправляетесь в обратный рейс?
Может быть, просидим здесь дней десять. Мне все же придется заменить конвертор. Вот я и думаю, что дней за десять управлюсь. В конце концов, так сказано в приказе, офицер Грис.
Ну что ж, десять дней — отличный срок. Но тут есть кое-какие вещицы, которые нужно будет погрузить на борт перед отлетом. Вопервых, молодой человек по имени Туола.