Отделившись от разномастных соседей Третьим кольцом, уголовное и прочее население взялось выяснять отношения на новом месте. Тем более что место было "козырное", с бывшим видом на звезды Кремля. Учитывая, что в первые дни количество уголовников на квадратный метр зашкаливало, можно лишь удивляться, как в кровавой каше озверевшие люди не перебили друг друга полностью. Потом пошли эшелоны с политическими идиотами и любителями говорить громко вне теплой кухни, и пополнение чуть-чуть разбавило армию убийц и насильников. А так же гоп-стопщиков, кидал, домушников и прочих специалистов криминального промысла.
После огненной бомбардировки и череды бунтов Замоскворечье сохранилось в относительно терпимой кондиции. От парка Горького остались пеньки, это правда: народ предпочитал дрова рубить, не выбираясь в чужие опасные районы. Но вот застроенный центр между Садовнической набережной и Садовым — остался почти целым. Выбитые стекла заменили, золотари выливали собранное за утро "добро" в Водоотводный канал, а вставший стометровой стеной Периметр пропускал грязную воду дальше, разрушая любые биологические составляющие при фильтрации. Вонь рядом с набережными в "северных" кварталах стояла неимоверная, но и жили там в дикой скученности лишь "бычье и лохи позорные", а серьезные люди обосновались на куске бывшего Садового. Поговаривали, что некий профессор, придумавший и отладивший систему выживания в разрушенном городе, даже сумел выбраться наружу, пока еще на контрольных пунктах инопланетяне не трогали сновавших муравьями людей. Но был ли профессор, удрал ли он за Периметр или умер в какой-нибудь подворотне с пробитым черепом — история мутная. На виду лишь осталась худо-бедно организованная санитария и правила проживания людей в гигантской "коммуналке". Благодаря принятым законам эпидемии пока еще гуляли мимо, успев выкосить несколько десятков тысяч в других анклавах, где о вывозе говна и минимальном управлении водными ресурсами задумались в последнюю очередь.
Фермер, сидевший рядом с хозяином района, лишь усмехнулся в ответ на заданный вопрос и громко захрустел огурцом. Весь привезенный товар скупили прямо с машины, разгрузив потрепанный пикап в одном из закрытых двориков. Сколько на свежих овощах и ягодах заработает Стилет — такие глупые вопросы хозяина теплицы не интересовали. Главное, он получил несколько ящиков дефицитной тушенки, новые крепкие ботинки, одежду про запас и желанный "мобберг" без приклада с внушительной коробкой патронов к ружью. Конечно, старый обрез был удобнее, но прагматичный торговец решил временно вооружить зубастого скама. На время. На месяц-другой. Потому как два ствола в предстоящем забеге за ядерными боеголовками были куда как лучше, чем один. Ржавое копье Мамбы Фермер не учитывал.
На бывшей Октябрьской площади гудел-звенел голосами рынок. Сначала он был стихийным, потом передел захваченных территорий закончился, и теперь за право менять барахло, продавать рабов, торговать собой или просто дышать — нужно было платить двум хозяевам, вырвавшим это право у других криминальных авторитетов. И если Стилет отличался умением просчитывать комбинации на тысячи ходов вперед, организовав свою новую империю благодаря мозгам и многолетнему опыту управления криминальным сообществом, то второй хозяин Октябряшки выгрыз место под солнцем другим способом.
Чоха был беспредельщиком. Если подумать и сформулировать правильно — беспредельщиком среди беспредельщиков. Там, где другие использовали обман, шантаж и рэкет, он проповедовал садизм, предательство и пролитую без счета кровь. Успев повоевать на куче войн, искромсавших окраины бывшего могучего государства, Чоха оставил за собой трупы дагестанцев и чеченцев, русских и украинцев, белых и желтых. Он убивал так же естественно, как другие чистят зубы по утрам. Просто в силу привычки и извращенного чувства удовольствия. Но при этом обладал невероятным звериным чутьем на опасности и умел делиться захваченной добычей с набранной стаей. Если ты исполнял приказы и беспрекословно подчинялся вожаку, то имел шансы вырасти до десятника, а то и сотника. Пока бритый налысо зверь не всаживал нож в спину со словами: "он стал смотреть на мое место".
Стилет и Чоха успели пару раз померяться силами во времена тотального беспредела, но потом один раз объединили усилия в борьбе с конкурентами, второй. И так и остались двумя хозяевами под боком у якиманской, ордынской и павелецкой братвы. Вдвоем контролировали территории, втихую тягая лакомые куски с чужого стола, и копили силы, чтобы рано или поздно удушить соратника-конкурента.
— Так зачем тебе обезьяна? — не мог успокоиться Стилет, выглядевший в своем кресле-каталке благообразным пенсионером на заслуженном отдыхе. То, что седовласый "старец" легко мог пробежать километр с полной выкладкой, отбиваясь при этом от погони, нигде сильно не афишировалось. Сидит себе дедушка в креслице, пользуясь помощью кряжистых охранников, ну и пусть сидит. Меньше сердиться будет.
— Тачку охранять, — дожевал огурец Фермер. — Тупой, правда. И ленивый. Работать толком не хочет. Сколько палкой по загривку не стучал, лишь продукты переводит. Но зато машина ему нравится, за нее готов глотку порвать, сука. Лучше любой собаки…
Вор недоверчиво покосился на "папуаса" и замолк. В отличие от собеседника, старый криминальный авторитет почти не матерился, предпочитая демонстрировать раздражение другими способами. Но непонятный для него обладатель ожерелья из костей заинтересовал старика.
— И что, в самом деле — людоед?
— Ага. Черножопые из анклава изгнали, пересравшись. Так он на пустыре рядом с Битцей бомжевал. Ну и таскал там помаленьку, кто зазевается. Нацикам остопиздело, решили вздернуть бедолагу. А я выкупил. Прикольно, в самом деле. У тебя братва, стволы, ганжа по случаю и баб целый вагон. А у меня отморозки разные. Что Змей, подрывник ебанутый, что свой каннибал. Первый пока больше намолотил, Кастро-самоучка, бля. Но зато второй — интеллигент. Ножик, вилочка, с живого завтрака шкуру кусками с мясом срезает, и хрумкает… Я его теперь отдельно кормлю, а то заебался блевать от такой картины…
Вздохнув, Стилет лишь головой покачал:
— Не доведет тебя до добра язык, Фермер. Попомни меня, не доведет… Когда с Чохой встречаться будешь? Очень он рассердился, что ты весь товар мне сдал.
— Я к нему с другими подарками, — отмахнулся торговец, вытирая руки о грязные штаны. — Так что пусть не бухтит, садо-мазо охуевшее. А к тебе я через месяц подъеду. Овощей поменьше будет, но зато все свежее… Ладно, оставляю вам своего гурмана, не обижайте его тут. Пусть яйца публике показывает, а я до твоего компаньона прогуляюсь. Когда вы там друг друга валить собрались? Не сегодня, надеюсь?..
И откланявшись, Фермер двинулся сквозь толпу, рассекая сгрудившихся людей подобно острому клинку ножа.
* * *
Висевший на крюке человек уже не мог кричать, лишь надсадно хрипел, когда брошенный нож с коротким лезвием втыкался в тело. Темная кровь сбегала по изуродованным ногам и звонко шлепала в загустевшую массу в тазу.
Приоткрыв дверь, в спертый воздух комнаты ввалился гость, протирая глаза после яркого уличного света. Застывшая у дверей охрана молча посторонилась: мужчину в "стетсоне" здесь хорошо знали, и босс принимал его в любое время.
Подойдя к мокрому от пота хозяину, Фермер громко чихнул и сплюнул на загаженный пол:
— Что у вас за любовь к подвалам и темноте, Чоха? У старого пердуна на складе накурено, как в душегубке, у тебя дерьмом и мочой воняет. Как сам только не загибаешься от этой вони?
— Надо же, огородник в гости пожаловал… Здравствуй, дорогой!
Как человек, проживший большую часть жизни в азиатско-южно-говорящих анклавах, любитель убивать каждую встречу обставлял как возвращение любимого родственника из дальнего похода. Правда, столь же бурное проявление радости могло молниеносно завершиться появлением нового покойника.
Обняв гостя, Чоха протянул ему нож:
— Хочешь? Вот, тренируюсь, а то навыки подрастерял.
— И что за идиот?
— А, за торговлю не заплатил. Раздобыл где-то штаны брезентовые и давай у меня под носом меняться с доходягами. А как долю обычную потребовали, бычить вздумал. Вот и объясняю, в чем правда жизни… На, или свой кидать будешь?
— Вот еще, пачкаться, — Фермер сбросил шляпу за спину, поправив засаленный шнурок на груди. — Я теперь феодал, это само собой, есть кому прибрать дома. Но оружие без дела в крови полоскать, чистить его потом, смазывать…
— Размяк, размяк ты у нас, — хохотнул Чоха и швырнул клинок в жертву. — Зазеваешься, и сожрут.
Торговец зеленью медленно протянул руку к охраннику, застывшему рядом истуканом, мягко вытащил у того из-за пояса пистолет и дважды нажал на курок. Кусок мяса на крюке дернулся, и убитый замолк. Так же спокойно засунув пистолет обратно, гость холодно улыбнулся удивленному вожаку беспредельщиков:
