выстроившейся под нами пирамиды.
И в следующее мгновенье отчитывать рогатого камикадзе времени у меня не осталось от слова совсем. Сотворенные в лихорадочной спешке друг за дружкой стойки Стального вепря, Крыла бабочки и Изумрудного берса, соответственно, возвели вокруг тела воздушный защитный доспех, многократно ускорили пополнение маной Резерва, и направили материализовавшийся в руке топор на бешенной скорости вращаться вокруг тела, десятками за мах сбивая навалившихся со всех сторон насекомых.
В ожесточенно клацающих хитиновыми жвалами паразитах, примерно с мой мизинец величиной, я далеко не сразу распознал саранчу. «Секаторы» этих мутантов были на порядок мощнее, чем у их земных родственников. И глядя на свирепые сокращения пред лицом десятков жвал, которыми с головой облепившая меня живым ковром плотоядная саранча пыталась прогрызть хоть одну брешь в прозрачном слое защитной техники, я без слов получил вполне исчерпывающий ответ: куда подевались местные зомби-селяне с домашней живностью, скотом, полями и огородами, и почему от их изб остались лишь развалюхи с обгрызенными бревнами.
Мой замелькавший повсюду топор разрубал насекомых направо и налево, по нескольку десятков в секунду. Но вокруг плотоядной саранчи клубилось еще бессчетные тысячи, и уничтоженных системным оружием насекомых тут же сменяли другие, не ведающие страха смерти собратья… Меж тем испытывающая по всему периметру колоссальное давление извне броня Стального вепря начинала постепенно источаться, и уже через примерно минуту боя я почувствовал первые болезненные укусы добравшихся-таки до живой плоти кровожадных ублюдков.
Заразу же укусы саранчи, облепившей его огромную тушу не менее плотно, чем мою защиту, не страшили от слова совсем. Прогрызть роговую броню панцирных пластин и чешуи зверя стадии динозавр было практически невозможно даже усиленными хитиновыми челюстями насекомых-мутантов. На уязвимых же для жвал насекомых крыльях питомца саранча не успевала зафиксироваться из-за непрерывного движения гигантских кожаных полотнищ — относительно мелких насекомых банально сносило в сторону создаваемыми резкими махами завихрениями. Потому грома-бык, спокойно зависнув на одном месте среди полчища плотоядной саранчи, спокойно набивал себе пузо, ежесекундно слизывая огромным языком с боков сугробы налипших паразитов, и тут же заглатывая всю эту хитиновую биомассу, практически не жуя.
— Меня жрут, бро! Валим! — отчаянно взвыл я, пытаясь докричаться до пита сквозь оглушительный треск сотен жвал вокруг.
К счастью, Зараза услышал меня с первого раза.
Однако отреагировал питомец снова по-своему, вопиющим образом положив на распоряжение хозяина.
— Муууу!.. — могучий ответный рев снизу потребовал, с какого-то перепуга, плотно закупорить рот и не дышать тридцать секунд.
— Ды фе фадуфал, фредидель фогадый! — взвыл я возмущенно, но не разборчиво, потому как нос пальцами, на всякий пожарный, все-таки зажал.
Вместо ответного мычания Зараза в очередной раз протяжно испортил воздух. Вот только, вместо обычного зловонья и навозных бомб, из-под хвоста рогатого на сей раз выстрелила под мощным напором впечатляющая струя знакомого белого тумана, который, мгновенно разбежавшись по округе, укутал нас с питомцем многометровым белым облаком.
С появлением тумана вся клубящаяся вокруг нас и ползающая по нашим телам саранча тут же осыпалась вниз мертвой кучей пепельного мусора. А сунувшуюся следом на освободившиеся просторы возле лакомый добычи новую волну насекомых из стаи тут же постигла та же незавидная учесть…
Таких волн далее я насчитал еще три. Но, в итоге, даже до неразумной саранчи дошло, что белый туман вокруг «вкусняшек» — это мгновенная стопроцентная смерть для них. И вторую половину обещанной питомцем полминуты неспешного рассеивания защитного облака никто снаружи нас, внутри него, не пытался больше беспокоить.
За эти секунды невольного затишья я успел, без расспросов рогатого виновника происшествия, самостоятельно разобраться в случившемся… Припомнив описание улучшения Собиратель, наделяющего питомца возможностью собирать, хранить и транспортировать болотный газ, я догадался, что сейчас Зараза попросту стравил против летучего гнуса часть запаса ядовитого болотного газа из своего тайника.
Меж тем, плотный белый туман вокруг нас истончился вскоре настолько, что сквозь него стало видно окружающее пространство. И я сильно удивился, не обнаружив вокруг остатков летучей стаи. Да, в белом ядовитом мареве сгинули десятки тысяч насекомых, но саранчи в окружающей нас стае-туче было гораздо-гораздо больше.
Впрочем, причина исчезновения избежавшего гибели большинства вскрылась уже через считанные секунды. Стоило мне начать озираться в поисках пропажи, и клубящийся у земли огромный пепельный рой тут же бросился мне в глаза.
— Муууу!.. — опережая мой вопрос, протрубил снизу Зараза.
— Серьезно? Эти ублюдки не побрезговали захомячить своих сдохших собратьев? — переспросил я (благо туман вокруг уже развеялся полностью, и вновь стало можно разговаривать, без опасения травануться летучим ядом).
— Муууу!.. — подтвердил грома-бык и, задрав хвост, разразился длиннющей серией пахучих «подарков».
На сей раз просыпавшиеся полосой аккурат вдоль центральной части приземленного роя навозные бомбы нанесли врагу просто сокрушительные потери. Огненные всполохи канонады из двух десятков непрерывных разрывов мгновенно спалили добрую половину насекомых, выживших же в огне живчиков, словно опавшую листву, разметало в стороны многократной взрывной волной, снова превратив на какое-то время округу в «серое пепелище» из вяло трепыхающихся ошеломленно-оглушенных насекомых.
Но самым важным для нас с питом стало появление внизу, сразу после рассеивания дымовой завесы, под серым ковром ошеломленной саранчи массивной гранитной плиты, ровные прямоугольные контуры которой отчетливо выделились на фоне изрытой воротками взрывов земли.
Пока узревший одновременно со мной алтарь питомец, сложив крылья, стрелой понесся к обозначившейся цели, я успел свериться с картой аномалии и в очередной раз убедился, что скинувший маскировку алтарь, как было обещано, находится в границах обозначенного на карте пятна.
— Сдается мне: поторопились мы с тобой, бро, в этот раз-то, — проворчал я, наблюдая со стометровой высоты нашего полета на стелющуюся по брюхом пита унылую черноту пустоши, в которую за время изоляции аномалии сгинувшая после очищения алтаря саранча превратила ухоженные крестьянами поля и сады.
— Муууу?.. — не замедлил откликнуться заинтригованный Зараза.
— Да потому что к заработанным шестистам тысячам моей живы и восьмистам — твоей…
— Муууу!..
— Да я просто округлил…
— Муууу!..
— Ладно, ладно, к восьмистам тридцати тысячам твоей живы… Доволен?
— Муууу!..
— Эх и душный ты тип, Зараза.
— Муууу!..
— Я к тому: что к заработанным на саранче призовым мы легко еще по паре-тройке сотен тысяч единиц живы могли добавить. Если б, вместо того, чтоб сразу к раскрывшемуся алтарю кидаться, продолжили уцелевшую саранчу кошмарить.
— Муууу?..
— Да элементарно, бро: выждали б пару минут, пока насекомые от взрывов оправятся, а потом снова вынудили б их подняться всей стаей вверх. Ты б, как в первый раз, нырнул в их серое скопище и еще разок душевно траванул ублюдков болотным газом. Система, соответственно, зачла б нам вдвое больше изведенных в бою противников, и расщедрилась бы на дополнительные премиальные.
— Мм, — хмыкнул питомец.
