— Ты ее забыл! — обвиняющее повернулась к нему лицом Рябинка.
— Нет, что ты! Я ее прекрасно помню.
«Вот только не знаю, какие сказки у вас тут сказки», — мысленно добавил он.
Но времени на размышление не оставалось — девочка уже снова закрыла глазища, сморщила нос и набрала полный ствол воздуха.
— Ну, значит, слушай. Посадил дед… Дуб… репку. Выросла репка большая — пребольшая. Стал Дуб репку из земли тащить…
— Зачем?
— Н-ну… Чтобы она на поверхности жила… Как они…
— А-а…
— Вот… Тянет-потянет — а вытянуть не может. Позвал Дуб Липу. Липа — за Дуб, Дуб — за Репку — тянут-потянут — вытянуть не могут. Позвала Липа… Малину. Малина — за Липу, Липа — за Дуба…
Рябинка с интересом дослушала до того места, когда при решающем усилии Крапивы Репка все-таки увидела белый свет, но когда Иванушка сделал попытку произнести «Тут и сказке конец», нижняя губа снова многообещающе оттопырилась.
— А дальше?
— Дальше?..
— Да, дальше. Что было дальше?
Иван задумался.
А, в самом деле, что же могло быть дальше?..
— А дальше Дуб вымыл Репку и положил на… на… на камушек… сушиться. Полежала-полежала на камушке Репка, да надоело ей. Соскочила она на землю и покатилась. Катится она этак по дороге — катится, а навстречу ей… навстречу ей… — Иван панически оглянулся по сторонам и увидел бабочку.
— …А навстречу ей — бабочка. И говорит Бабочка: «Репка-Репка, я тебя съем!» А она ей: «Не ешь меня, бабулечка, я тебе песенку спою». И запела: «Я ядрена Репка, уродилась крепкой, полежала, посушилась, и по лесу покатилась. Я от Дуба ушла, и от Липы ушла, и от Малины ушла, и от Шиповника ушла…» — покатилось вместе с шаловливой репкой повествование Иванушки по более-менее знакомой колее.
Рябинка слушала, восхищенно раскрыв рот.
Последним, как самый опасный противник Репок, был извлечен на свет…
— …червяк. И только раскрыла Репка рот, как он — а-ам! — и проглотил ее…
— А-а-а-а-а-а-а!!!..
Иванушка даже подскочил.
— Ты чего? Ты чего ревешь опять?!..
— Ре-е-епку жа-а-а-алко-о-а-а-а-а-а!!!..
Сердце царевича, непривычное к такому количеству детей и слез, не выдержало, екнуло, пропустило удар, и призналось, что реп… то есть, Колобка, всегда было жалко и ему, и каждый раз, когда он читал эту сказку, оно упорно надеялось, что уж в этот-то раз конец точно будет счастливым, и подлая Лисица понесет наказание за свое коварство или, по меньшей мере, останется без обеда. И вот теперь Иванушке представился уникальный шанс восстановить попранную безжалостными авторами сказки справедливость, и он понимал, что если не воспользоваться им сейчас, то сотни поколений детей всех галактик ему этого никогда не простят.
— Но это еще не все, — произнес Иванушка таким воодушевленно-заговорщицким голосом, что девчушка моментально плакать перестала, проглотила последние, еще не успевшие найти выход слезы, и вытаращила на него огромные круглые глазища.
— В это самое время, не за морем — за горами, а на грядке с сорняками жил-был царь Горох. И было у него три сына — старший — Чеснок Горохович, средний — Укроп Горохович, и младший — Лук Горохович. И настало им время жениться. И сказал им царь: «Сыны мои любезные. Сделайте-ка себе из бузины трубочки, да выстрелите горошинами на все четыре стороны. Куда ваша горошина упадет — там и ищите себе невесту». Выстрелил первым старший сын Чеснок-царевич — попала его горошина… — Иванушка сделал театральную паузу, не подавая вида, что лихорадочно пытается вспомнить, что же еще растет на грядках. Картофель и моркофель?.. Нет. Картошка и моркошка!.. Нет, тоже не так… Морковь и картовь?.. Да нет же!.. Да как же ее там!!!..
Девчушка затаила дыхание, и не отрывала от лица царевича заворожено-влюбленного взгляда, и Иван, скорее почувствовав, чем поняв, что сегодня его сельскохозяйственное бескультурье не может стать помехой триумфу всемирной справедливости, вдохновенно продолжил:
— …попала его горошина в темницу, где сидела красная девица — боярышня Моркова! И освободил ее, и привел на двор к отцу. Выстрелил средний сын Укроп-царевич — и попал в высокую башню, где томилась царица полей — Кукуруза, и спас ее оттуда, и привел к отцу. А младший сын попал своей горошиной прямо в лоб отвратительному Червяку. Охнул Червяк, и издох. А Лук-царевич распорол ему брюхо, и вышла оттуда жива-здоровехонька, весела-веселехонька, Репка. И привел ее Лук на двор отцу — царю Гороху, и радости тут-то было, и тут же все веселым пирком — да за свадебку. И я там был, водицу пил, по коре текло — в рот не попало.
Девчушка радостно всплеснула своими ручками-веточками, разулыбалась, быстро обняла Ивана, вскочила и побежала от него прочь.
— Эй, постой, ты куда? — оторопел от такой развязки Иванушка.
— Брату сказку рассказыва-а-ать!.. Спаси-и-и-иба-а-а-а!.. — донесся до него удаляющийся деревцын голосок.
Тут царевич разулыбался сам, не зная чему, кряхтя поднялся и, покачиваясь и спотыкаясь всеми своими корнями, на двух из которых, к тому же, нелепо болтались поношенные сапоги из кожи заменителя, направился к горному источнику, высоко выбрасывающему свои хрустальные воды из-под земли посредине широкой и глубокой естественной гранитной чаше метрах в десяти от него.
Интересно, куда попадет он теперь?..
Частью какой истории ему предстоит стать?..
Снова промелькнуть, и оставив едва заметный след, нестись сквозь пустоту дальше?..
Появились ли обитатели в городе джинов?..
Что сталось с кланами обиженных невест?..
Вернет ли брат мамино ожерелье Рябинке?..
Справилась ли Вахуна со спасением Панта со племянники?..
Интересно было бы узнать…
И Иван шагнул в мечущую на солнце искры воду.
* * *
— Помогите!.. Помогите!.. Помогите!..
Потеряв всякую надежду развязаться самому и в конец выведенный из себя видом двух скрюченных трупов своих недавних мучителей, Виктор решил попробовать позвать на помощь.
Вообще-то, памятуя слова магов о коконе молчания, или сфере тишины, или как они там его называли, он не очень-то рассчитывал, что его вопли кто-нибудь услышит, и поэтому топот множества ног по коридору и ворвавшиеся в комнату хозяин и прислуга с разнообразной кухонной и хозяйственной утварью различной степени тяжести явились для него приятным сюрпризом.
— Помогите!.. — еще раз повторил он, и для пущей убедительности безуспешно поизвивался на полу и пожал плечами. — Развяжите меня!..
Но Толстый Мансур почему-то не торопился.
— Что эти двое делают у тебя в комнате? Вы знакомы? — подозрительно прищурился он и взял лопату наизготовку.
— Нет! Что вы, уважаемый хозяин!.. Я впервые их вижу!.. Как только я вошел в эту комнату и закрыл за собой дверь, они ворвались в нее, связали меня, и стали пытать!..
— А где кровь?
— Я имею в виду, допытываться, где их кувшин!..
— Так вы все-таки встречались раньше! — с торжеством императора, раскрывающего заговор против своей персоны, воскликнул Мансур.
— Нет, нет!.. Что вы!.. Не приведи Сулейман!.. Я впервые увидел их, когда они на меня набросились!
— Ну, хорошо. А зачем тогда ты их убил?
— Я не убивал их! Они сами вернулись в мою комнату и умерли. Они отравились, я полагаю. Они хотели отравить моего друга Сергия Путешественника, а вместо этого отравились сами!..
— Они идиоты, да?.. Или ты нас принимаешь за идиотов? — яростно подбоченился хозяин. — Где ты видел черных колдунов, которые даже человека отравить не могут по-человечески, а? Признавайся, кто их убил!
— Н-не знаю… Да развяжите же вы меня!.. У меня руки затекли, и ноги, и вообще — кроме языка я ничего не чувствую!.. — не выдержал Виктор. — Или позовите Сергия Путешественника!
— Позовите… — передразнил его Мансур. — Позовем, позовем, не бойся! Городскую стражу — вот кого мы позовем. Мехмет, — обратился он к молодому мужчине в фартуке, стоявшем с большущим половником наготове справа от него, — бегом за господином начальником стражи, скажи, Мансур, хозяин кофейни на улице Жестянщиков, передает ему поклон и почтение и просит прислать отряд солдат — мы задержали убийц, лишивших жизни двоих гостей. Очень опасных. Пусть поторопится. Понял?
— Понял, Мансур-ага, все понял, — поклонился повар. — Только не понял, зачем мы выдаем этих людей страже — ведь покойники, да гореть им в вечном пламени, были черными магами, злодеями, они напали на нашего Саида, выбили нашу дверь, значит, так им и надо?..
— Мехмет, — снисходительно объяснил хозяин. — Извини меня, но ты… не очень умный юноша. Да, эти двое были колдунами при жизни. Но теперь-то они трупы! И ты хочешь, чтобы эти уважаемые путешественники уехали, и оставили нас с двумя трупами на руках? Что ты стал бы с ними делать, о Мехмет?
— Я… Не знаю… — захлопал пушистыми ресницами повар.
