Волк своими пронзительньши глазами смотрел, как уходит от него олень с перегрызенной глоткой, как трепыхаются на траве остатки недавно пойманного зайца, как деловито взбегает на дерево дочиста обглоданный скелетик бурундука.
Медведь разрывал муравейник, желая полакомиться муравьиными яйцами, но убеждался, что в куче хвоинок и палочек ничего нет, а сами муравьи выстраиваются в полки и дружины и направляются куда–то на восход в надежде найти правильную землю.
Лесные жители мало–помалу отвыкли есть друг друга, хищничали тоже единственно по привычке, и Лешему с Боровым пришлось объявить в своих владениях перемирие, которое бывает лишь во время больших пожаров – чтобы зверье не калечилось понапрасну. И звери в этом оказались умнее и послушнее людей. Они сбивались в стаи и сидели, поджав хвосты, в ожидании. Никто не выл, не ревел, не тявкал и не верещал – только птицы, как заведенные, исполняли свои песни, но веселья это не прибавляло.
Лес перестал жить – он просто существовал.
…В такой лес и вышли лунные странники из Беломоровой землянки.
– Ума не дам – чего они своего собственного сундучка так испугались? – сказал Жихарь и хотел было сесть на этот самый сундучок.
– Не смей! – крикнул Колобок. – Видишь – три черных лепестка в желтом кружочке? Я же говорил – там Смерть.
– Что–то не видел я в нем никакой Смерти. Так, что–то стукает, грюкает, буковки огненные мельтесят…
– А то и мельтесят, – сказал Колобок, – что через три дня этот сундучок ка–ак грохнет! И все вокруг сгорит!
– Так, значит, это всего лишь оружие? – спросил Яр–Тур.
– Не совсем, – сказал Колобок. – Это не простая Смерть, а Ядерная. В каждом самом мелком теле есть ядро, в ядре – сила, и если эту силу враз выпустить…
– О таком оружии повествуют древние книги, – сказал Лю Седьмой. – Оно способно убивать и после удара, на расстоянии.
– Кого теперь убивать… – махнул рукой богатырь, но садиться на сундучок все–таки не стал.
– Какой великой отваги эти рыцари – сэр Алан и сэр Эдгар! – воскликнул король. – Отправиться на Луну, не заручившись магической поддержкой, надеясь лишь на удачу и на крепость металла! Ведь для них не было там ни тепла, ни воздуха. Поэтому на них были такие безобразные доспехи. Надеюсь, что по возвращении они получат заслуженную награду. И я догадываюсь, почему они привезли туда этот таинственный ящик! Значит, он содержит оружие такой силы, что его нельзя применять на земле…
– Еще как применяли, – сказал Колобок. – Помню, качусь это я по степи, ковыли шумят. Потом взлетаю вверх, еле успел свои изюминки закрыть. Уши заложило, правый бок обуглился. А в земле такая дыра, что целый город войдет…
– Что нам с того, – сказал богатырь. – Нет такого врага на свете, против которого… А смешно эти молодчики на Луне разговаривали, словно лягушки:
«фак–фак–фак!»
– Постой–ка, парнище, – сказал Беломор. До тех пор он пребывал в скорбном и повинном молчании, хотя никто его ничем не попрекал. – А ведь есть такой враг.
Жихарь мигом припомнил, как в Адских Вертепах влетел в бездонное чрево Мироеда Красный Петух Будимир, как в темнице Вавилона туда же отправился переменчивый меч Симулякр…
– Точно! – сказал он. – Такого ему не переварить… Только ведь и Смертушка не уцелеет, испепелится!
– Она–то уцелеет, не бойся. Я ее знаю. Она вечная, как и сам Мироед. Ох и задаст она мне, ох и взбутетенит!
– Сам виноват, – сказал Жихарь. – Нечего было тайны разводить. Не люблю, когда меня используют втемную. Только как нам сундучок переправить ему в пасть? Он ведь тоже кое–чего соображает. Тебя ведь перехитрил…
– Ему шея аркан захватить, – предложил Сочиняй–багатур. – Он рота открывать, ты туда бросать…
– Может быть, удивить злонравного сэра Мироеда каким–нибудь чудом, чтобы он разинул пасть?
– Для этого сперва надо найти Мироеда, – сказал Жихарь. – Индрик–зверь во второй раз не повезет нас в Адские Вертепы. Даже если и согласится – где того Индрика найдешь?
– Думаю, что он сам нас найдет в свое время, – сказал Лю Седьмой. – Он не упустит случая поглумиться и позлорадствовать над своими врагами… Так что надо ждать…
– Три дня, – напомнил Колобок. – А потом – вспышка справа! Вспышка слева! И мы носимся над землей в виде облаков пепла!
– Почем ты знаешь, хвастливая горбушка?
– Так буковки–то красные! Верней, цифирки! Которые пляшут и меняются!
– И о чем они говорят, сэр Гомункул?
– Это такое устройство – вроде нашей Калечины–Малечины, они определяют время. Но Калечина–Малечина отсчитывает только часы, да и то приблизительно, а тут всякое мгновение на учете. Вот по цифрам и выходит – три дня с небольшим… Иначе надо этот сундучок уносить как можно дальше, в нежилые каменные места, и бежать от него сломя голову…
– Никуда я бежать не буду, – сказал Жихарь. – Лучше наоборот, собрать всех людей на свете вокруг смертоносного сундучка, да всем и пойти на распыл, чтобы не мучиться.
– И времени на то нет, и люди своей волей не соберутся, – сказал Беломор. – Многие, пожалуй, еще и не поняли, что произошло…
– Увы, это так, – сказал Лю Седьмой, отпил из своего жбана персиковой настойки и пустил посудину по кругу. – Жизнь человека между Небом и Землей – как прыжок скакуна через расщелину: в одно мгновение она промелькнет и исчезнет бесследно. Сами собой, неведомо как, вещи приходят оттуда. Сами по себе, неприметно, уходят туда. Одно превращение – и вот она. Жизнь. Еще одно превращение – и вот она. Смерть, Все живое об этом печалится, род людской об этом горюет. Но то лишь разрывается данный нам Небом чехол, падают наземь ножны Небес. Наши светлые и темные души улетают куда–то, и тело влечется за ними. Вот когда наступает для нас Великое Возвращение! Это исчезновение формы в бесформенном и придание бесформенному формы известно всем людям, но человек, устремленный к Пути, о том не заботится. Все люди о том судят, а человек. Путь постигший, не судит. А если судит – значит, Путь не постиг. Так было всегда, но ныне Путь прервался, и мудрец приравнялся к невежде…
– Слушай, тогда, получается, Мироед против всех законов попер? – сказал Жихарь. – Что он один в пустоте делать–то думает? Песни петь и пляски плясать?
– Чем выше возможности, тем мельче душа, – ответил Бедный Монах. – При возможностях неограниченных душа вовсе сходит на нет. Видимо, некогда этот Мяо Ен был великим воином и выдающимся ученым. Достигая совершенства, он забыл о равновесии, решил быть Светом без Тьмы или Тьмой без Света. Вздумал поглотить всю Вселенную с тем, чтобы потом породить новую. Высокий замысел, низкая натура! Сейчас он просто разбойник и пакостник, подобный испорченному мальчишке, бросившему жарким полднем горшок с дрожжами в отхожее место. Впрочем, скоро даже таких низменных стремлений в нем не останется. Вселенная, конечно, возродится, но уже без нас, и жить она будет по каким–то другим, невообразимым законам…
– Спасибо, утешил! – сказал Жихарь. – Значит, если я тебя правильно понял.
Мироед становится все глупее и глупее?
– Не совсем так, – сказал Лю. – Просто он себя считает все умнее и умнее.
– Так на так и выходит! – обрадовался богатырь. – Только бы нам до него добраться…
Затрещали ветки. Никто даже не шелохнулся – такие после хождения на Луну все сделались бесстрашные.
К землянке выбрел Леший – весь какой–то согбенный, замученный, в рваном зипуне и бывших когда–то красными штанах.
– Вы… это… того! – прогудел он, тыча пальцем в сторону сундучка.
– Здороваться надо! – обернулся Жихарь. Леший ему, конечно, был не подчиненный, но должен же мохноногий к местной власти почтение иметь!
– Здорово, кого не видел! – поправился лесной хозяин. – Только вы это…
того… уберите! Оно плохое! Нельзя! Далеко унесите, значит! А то не выйдете из лесу!
– Нас с Яр–Туром один твой собрат тоже водил, – напомнил Жихарь. – Да мы все же вышли…
О том, как пришлось унижаться перед тем Лешим, богатырь умолчал.
Но при этом воспоминании в голове у него что–то произошло, и все, что в богатырской жизни приключилось, все обрывки и осколки воспоминаний сложились в одно целое…
Даже и те воспоминания вернулись, которые забрал в свое время Мироед…
Дымное ущелье…
Полуденная Роса…
Колючая проволока…
– Лесной, а лесной, – сказал он. – А ты, когда человека по лесу кружишь, в любое место можешь его завести или как получится?
Леший выпучил бельма и задумался, и думал до тех пор, пока Бедный Монах не догадался угостить его из жбанчика.
– Ну, – сказал он. – Только лучше вдвоем. Я вожу вдоль, а Боровой – поперек. Или наоборот. Я по широте, он по долготе… А эту гадость ты того… из лесу вон!
