– А мне так его даже жалко, – пыхтел Колобок. – Ходит, ходит по свету – ни родных, ни друзей… Сеет, сеет зло, а ничего не всходит…
Они выбежали на каменистую равнину – то есть выбежал богатырь, а Гомункул приехал или прискакал. Впереди высились две похожие между собой горы – гладкие, черные, блестящие, как бы два оплывших книзу столба.
– А вот этого здесь раньше не было… – растерянно сказал Жихарь.
Над головой загрохотало. Все–таки гроза собралась…
– Дай–ка я в сундучок загляну, – потребовал Колобок.
Богатырь остановился, поставил ношу на колено и приоткрыл крышку.
– Ой–ой, – сказал Гомункул. – Время на исходе. Бросаем эту беду и прячемся в складках местности…
Грохот не прекращался, и богатырь вдруг понял, что это никакая не гроза.
Смех доносился сверху – каменный, раскатистый, леденящий душу.
Жихарь посмотрел вверх и понял, что перед ними отнюдь не горы, а ноги в начищенных сапогах. Над сапогами уходила в вышину и остальная туша, а голова различалась уже с трудом.
– Нашли! – с великой радостью воскликнул Жихарь, словно бежал спасать заколдованную царевну. – Никуда он не спрятался, проявил личное мужество, решил с пастью честь… Тьфу, то есть с честью пасть! Эк тебя разнесло, приятель! Куда Святогору!
– Что ты там пищишь, жалкая тварь? – собрались из грохота осмысленные слова. Мироед наклонился, протянул руку…
– Смотри не переломись! Пожалей спину! У меня последние холопы так не кланяются! – крикнул Жихарь.
– Почему один пришел? – сказал Мироед. – Где твои сообщники?
– Испугать тебя боялись кучей–то! – объяснил богатырь. – Решили, что с тобой надо по–честному, один на один…
– А меня как бы и нет, – вздохнул Колобок. Мироед выпрямился и начал, содрогаясь, сокращаться в размерах, пока не сравнялся с Жихарем. Был он, как и в первую их встречу, одет во все черное, только морда стала пошире и от этого утратила свою зловещую мрачность.
– Как брюхо? – участливо спросил Жихарь. – Кидают ведь тебе туда всякую дрянь все, кому не лень…
– Не жалуюсь, – сказал Мироед. – Это ты сейчас начнешь жаловаться и умолять… Э, что это у тебя на шее? Вторая голова?
– Конечно, – ответил богатырь. – Запас карман не тянет. Одну сложу, вторая останется и отомстит…
Мироед захохотал, но уже, конечно, не так грозно получилось. У него даже голос сорвался.
– Ну, с чем пожаловал? Опять за людей просить? Нет им моего прощения на этот раз!
– Да разве ж я тебя когда о чем просил? – удивился Жихарь. – Вот ты просил отозвать петуха Будимира из своего брюха, это было… Только зря я тебя тогда пожалел. Культяпый ведь… Мы–то думали – поймешь, осознаешь, повернешься к людям всей душой… Займешься полезным делом – каналы в земле прогрызать начнешь…
– Время, время, – тихонько подсказал Колобок.
– Ну, наглец, – сказал Мироед. – Знаешь, что Смерти нет, вот и наглеешь…
– Так я насчет этого и пришел! – обрадовался Жихарь. – Если ты, как говорят, Смерть проглотил, кто же тогда у меня в сундучке обретается?
Мироед озабоченно ощупал брюхо.
– Да нет, на месте, – сказал он. – Впрочем, что это я тебя слушаю? Ради чего? Кто ты такой?
– Я вот кто! – воскликнул Жихарь и распахнул плащ. Поверх рубахи у него на груди была приживулена булавками алая пеленка с черной буквой «S» в сплюснутом пятиугольнике.
Мироед даже отступил на шаг.
– А, узнал? – Голос у богатыря загрохотал не хуже, чем у Мироеда в великанском состоянии. – Ты думал, некому рассчитаться с тобой за родимую планету Криптон?
Жихарь сейчас и сам верил в загубленную планету Криптон, чтобы злость и обида придали еще смелости.
– Судить тебя будем! – выкрикнул Колобок. – Велено тебя доставить во Вселенский Трибунал в принудительном порядке!
– Чего несешь? – шепнул Жихарь.
– Вот и ордер на обыск и арест! – с этими словами Гомункул добыл из кафтанчика какую–то бумагу.
Эти слова возымели такое действие, что Мироед втянул голову в плечи и быстро осмотрелся по сторонам.
– Руки на стену, ноги расставить! – поддержал Колобка богатырь.
Мироед чуть было не подчинился, но все–таки опомнился, побагровел, упер руки в бока, наклонился вперед и распахнул свою бездонную пасть.
– Добра–то! – крикнул Колобок. – У меня вон золотые зубы, и то не хвастаюсь… Давай!
Жихарь метнулся вперед, держа сундучок на вытянутых руках. Он чуть было сам не улетел в разверзшуюся бездну, но Мироед успел–таки сократить глотку, и сундучок застрял у него в пасти. Мироед замычал, задергался и стал знаками просить Жихаря вынуть стальную затычку. И насулил ему на пальцах множество благ земных, а Колобку – зубы из самоцветов.
– А теперь – даем деру! – сказал Колобок и замолотил по Жихаревой груди ручками и ножками. – Скорей–скорей–скорей! Тебе моя жизнь доверена!
– В большой семье народов зевлом не щелкай! – подарил на прощание Культяпого добрым советом Жихарь и помчался без оглядки. Мироед выл и, судя по звуку, колотился головой о камень, чтобы выплюнуть страшный подарок.
– Ямку, ямку ищи! – кричал Колобок. – Обидно будет сгореть в час победы!
– Эта годится?
– Самое то! Теперь падай ногами к Мироеду, закрой глаза и спрячь меня к себе под живот! Таких, как ты, бабы еще миллион нарожают, а я неповторимый…
И больше ничего не сказал Колобок, потому что вес у Жихаря был немалый.
Как рванул гостинец с Луны, богатырь не слышал – почувствовал только, как застучали по спине мелкие камни, а потом прилетели и очень даже крупные…
…«Болит, – подумал Жихарь. – Опять болит. Ой, да ведь все болит! Давно я никакой боли не слышал, а ведь за это время и ударялся, и мозголомку пил ковшами, и прошел вон сколько…»
Он попробовал приподняться на руках. Гранитная плита соскользнула со спины и краем шарахнула по мизинцу. Богатырь заорал и потащил пришибленный палец в рот. Во рту стало солоно.
– Вот скотина человеческая, неуклюжая! – проскулил внизу Колобок. – Тебе спасать меня велено, а не давить! Вся корочка потрескалась, чуть не переломился!
– Кровь течет! – не слышал его Жихарь. – Бежит по жилам! Жрать охота! Пить охота! Жить охота!
– Значит, Смерть пришла, – рассудил Колобок и выбрался из–под обломков. – Кафтанчик новый сошьете, – сварливо добавил он. – Из рытого бархата. За ваш счет.
– Шел в поход, а разоделся как на гулянку! – сказал Жихарь, вытащил ноги, ощупал их и застонал. Потом посмотрел на Гомункула и расхохотался: тот походил сейчас на пресловутый первый блин.
– Ну что, герои? – раздался веселый звонкий голос. – Ходить можете?
На краю ямы стояла девчонка в пестром сарафане.
Жихарь протер глаза от каменной пыли.
Девчонка была хорошенькая, тоненькая, белозубая. Цветы на сарафане все время менялись: только что были ромашки, а теперь уже анютины глазки, а теперь цвет шиповника…
– Здорово, – сказал Жихарь. – Ты, что ли, Смерть будешь?
– Нет, – засмеялась девчонка. – Смерть вот какая…
И сразу же превратилась в высокую старуху с белым лицом в сером балахоне.
Все зубы у старухи были наружу.
– Вот я какая, – сказала Смерть хрипло. – Признали?
Жихарь погрустнел.
– Не убереглись мы, значит, – сказал он. – Ну, веди – вот тебе рука.
Он ухватился за протянутую голую кость, и под его пальцами кость снова обросла молодой крепкой плотью.
– Признали? – снова спросила девчонка.
– Так ты, значит…
– Да! – крикнула девчонка и закружилась вокруг него. – И она – это я, и сама я – это я! Как же ты до сих пор не понял?
Она достала из–за спины ту самую бесполезную покупку – серп на цветущей ветви.
Потом подскочила к богатырю и поцеловала так, что стихла всякая боль, сгинула усталость, расправились плечи и загорелись очи.
– А меня! А меня! – подпрыгивал плоский Колобок.
Девчонка опечалилась.
– Второй раз по–другому поцелую, – предупредила она.
– Знаю. Понял, – кивнул Жихарь.
– А хочешь – совсем за тобой не приду?
– Раньше бы обязательно сказал – хочу… Но я же не Кощей.
– Умница, – сказала она. – А Кощея мне так жалко стало – больно уж он пригожий!
– Только ты смотри, – сказал Жихарь. – Предупреди как–нибудь!
– Чтобы мыши одежду изгрызли? – засмеялась девчонка. – Ладно, будет тебе знак…
– А я–то! А я–то! – надрывался Колобок. Она подняла Гомункула и звонко чмокнула промеж изюминок.
Колобок немедля округлился, зарумянился и начал пыхать жаром, словно только что из печки.
– И еще, – сказал Жихарь. – Яр–Тур… С ним как теперь будет?
Перед ним снова возникло безносое белое лицо.
– Я его забрать не могу, – сказала Смерть. И вздохнула – уже девчонкой.