Честно говоря, Моркоу было все равно. Но ему было не все равно, что другим не все равно. Ему было не все равно, что даже самые близкие друзья-коллеги носили теперь в потайном кармашке кусочек серебра — так, на всякий случай. Она-то видела, как он расстраивается. Видела, что напряжение растет, а как решить проблему, он не знает.
Все развивалось именно так, как предсказывал отец. Вервольф человеку не товарищ — лучше сразу прыгнуть в серебряную шахту.
— В следующем году будет большой праздник, и наверняка по этому случаю устроят громадный салют, — сказал вдруг Моркоу. — Люблю салюты.
— Я поражаюсь, и почему Анк-Морпорк так жаждет отметить тот факт, что триста лет назад здесь была гражданская война? — поинтересовалась она, возвращаясь к действительности.
— А почему бы и нет? Мы же победили, — пожал плечами Моркоу.
— Да, но вы также и проиграли.
— Даже в плохом всегда ищи хорошее — вот мой девиз. Ага, мы уже пришли.
Ангва посмотрела на вывеску. Она уже научилась читать гномьи руны.
— Музей гномьего хлеба, — сказала она. — Ух ты! Всегда мечтала тут побывать.
Моркоу счастливо кивнул и толкнул дверь. Внутри стоял запах сухих корок.
— Эй-ей, господин Хопкинсон? — позвал он. Ответа не было.
— Иногда он отлучается, — сказал Моркоу, поворачиваясь.
— Когда уже не в силах совладать с чувствами. Понимаю, — откликнулась Ангва. — Хопкинсон? Что-то не похоже на гномью фамилию.
— Он человек, — пояснил Моркоу, переступая порог. — Но очень известный авторитет. Гномий хлеб — это вся его жизнь. Он опубликовал наиболее полное описание наступательной выпечки. Ну… раз его нет, я сам возьму два билета и оставлю на столе два пенса.
Музей господина Хопкинсона не производил впечатления, что тут бывает много посетителей. На полу и витринах лежала пыль, и целые горки пыли скопились на экспонатах, большинство из которых были классической корово-лепешечной формы, с некими признаками съедобного происхождения, но также встречались ватрушки ближнего боя, смертоносные метательные гренки и огромное множество других запыленных орудий массового и не очень уничтожения. Гномы испокон веков относились к еде как к оружию.
— Ты что там ищешь? — спросила Ангва. Она принюхалась. В воздухе висел знакомый противный резкий запах.
— Сейчас, сейчас… Ты готова?… Я хочу тебе показать… Боевой Хлеб Б'хриана Кровавого Топора! — ответил Моркоу, копаясь в столе на входе.
— Буханку хлеба? Ты привел меня сюда, чтобы показать буханку хлеба?
Она еще раз втянула воздух. Да. Кровь. СВЕЖАЯ кровь.
— Именно, — подтвердил Моркоу. — Его выставляют тут всего две недели. Это тот самый хлеб, которым Б'хриан сражался во время битвы при Кумской долине, когда убил пятьдесят семь троллей! — Впрочем, Моркоу, вспомнив о гражданском уважении, тут же справился с неподобающим восхищением. — Однако это было очень давно, и мы не должны позволять древней истории ослеплять нас и портить отношения в многоэтнической общине века Летучей мыши.
Скрипнула дверь.
— Этот боевой хлеб, — издалека сказала Ангва, — он черный, да? Несколько крупнее обычного?
— Все правильно, — кивнул Моркоу.
— А господин Хопкинсон… Это такой маленький человечек? Невысокий, с белой острой бородкой?
— Он самый.
— И у него проломленный череп?
— Что?
— Я думаю, тебе лучше подойти сюда и посмотреть самому, — сказала Ангва, отступая назад.
Дракон, Король Гербов, сидел один среди свечей.
«Итак, командор Сэмюель Ваймс… — размышлял он. — Глупый человечишка. Не видит дальше своего носа. И такие люди достигают больших высот в нынешние дни. Хотя и от таких людей есть своя польза, надо полагать, поэтому Витинари и выбрал его. Глупец способен на то, о чем умный даже помыслить побоится…»
Вздохнув, Дракон подтянул к себе другую книгу. Она была ненамного толще, чем те, что были разбросаны по комнате, — факт весьма необычный, учитывая ее содержание.
Этой книгой Дракон очень гордился. Самое удивительное — хотя Дракон уже давным-давно ничему не удивлялся, по крайней мере последнюю сотню лет, — так вот, самое удивительное, что некоторые части книги дались очень легко. Ему даже не надо было читать. Он знал книгу наизусть. Фамильные древа были аккуратно посажены там, где нужно, и сопровождались всеми необходимыми комментариями.
Первая страница носила следующее заглавие: «Потомки Короля Моркоу I, Волею Богов Правителя Анк-Морпорка». Длинное и сложное фамильное древо занимало следующую дюжину страниц, пока не достигало слов: «Женат на…» Дальнейшее было вписано карандашом.
— На Дельфине Ангве фон Убервальд, — прочитал Дракон вслух. — Отец — и, ах-ха, сир — барон Гай фон Убервальд, также известный как Сереброхвост; мать — госпожа Серафина Сокс-Блунберг, также известная как Желтоклык, происходящая родом из Орлеи…
Эта часть была большим достижением. Он предполагал, что у его агентов будут серьезные трудности с прослеживанием волчьей стороны в происхождении Ангвы, но оказалось, вопросам родословной горные волки уделяют внимания не меньше, чем люди. Предки Ангвы явно происходили из вожаков стаи.
Дракон, Король Гербов, ухмыльнулся. Ну а к какому виду ты принадлежишь — это уже не так важно. Главное — чтоб щенята вышли породистыми.
Впрочем, ладно. Это было будущее, которое только МОГЛО случиться.
Он отодвинул книгу в сторону. Долгая, очень долгая жизнь дает многое. К примеру, ты постигаешь, насколько изменчивым бывает будущее. Люди говорили что-то типа: «Наши времена мирные» или «Эта империя будет жить тысячу лет», и меньше чем через полпоколения никто даже не помнил тех, кто такое сказал. Не помнили, что именно они сказали и где толпа похоронила их останки. Историю меняют мелочи. Достаточно самого обычного росчерка пера.
Дракон взял другую книгу. На обложке было написано: «Потомки короля…». Интересно, как этот человек себя назовет? Такое предсказать практически невозможно. Ну а пока…
Дракон взял карандаш и вписал некое слово. Получилось: «Потомки короля Шноббса».
После чего Дракон улыбнулся свету свечей.
Люди продолжают говорить об истинном короле Анк-Морпорка, об истинных наследниках престола, но история учит еще одному жестокому уроку. Который гласит — зачастую словами, написанными кровью: настоящий король тот, кого короновали.
Книги заполняли и эту комнату. Таково было первое впечатление: нудная и угнетающая книжность.
Отец Трубчек лежал прямо на развалившейся куче книг. Несомненно, он был мертв. Никто бы не выжил после такой потери крови. И никто не смог бы долго оставаться живым с головой, похожей на спущенный футбольный мяч. Как будто кто-то стукнул по ней булавой.
— Отсюда с диким криком выбежала старушка, — отдавая честь, отрапортовал констебль Посети. — Я вошел и застал все в таком вот виде, сэр.
— Именно в таком, констебль Посети?
— Так точно, сэр. И меня зовут Посети-Неверующего-С-Разъяснительной-Брошюрой, сэр.
— А кто была та старушка?
— Она назвалась госпожой Канаки, сэр. Сказала, что всегда приносит ему еду и обслуживает его.
— Обслуживает?
— Ну, вы понимаете, сэр. Убирает и подметает. На полу и правда валялся поднос с разбитым кувшином и рассыпанной кашей. Старушка, которая обслуживала старика, наверняка была потрясена до глубины души, обнаружив, что кто-то обслужил ее клиента раньше.
— Она трогала его?
— Говорит, что нет, сэр.
Это означало, что старый священник умер самой аккуратной смертью, какую Ваймс когда-либо видел. Руки его были сложены на груди. Глаза закрыты.
И что-то похожее на скрученную бумажку было воткнуто в его рот, придавая трупу неуместно развязный вид, как если бы он решил выкурить последнюю самокрутку, перед тем как умереть. Ваймс осторожно вытащил бумажку и развернул ее. Она была покрыта четко выведенными, но незнакомыми буквами. Единственная полезная информация, которую можно было извлечь, состояла в том, что автор этих строк использовал единственную доступную в избытке жидкость, разлитую по комнате.
— Фу, — поморщился Ваймс. — Кровь вместо чернил. Кто-нибудь может понять, что здесь написано?
— Сэр!
Ваймс закатил глаза.
— Да, констебль Посети?
— Посети-Неверующего-С-Разъяснительной-Брошюрой, сэр, — обиженно поправил констебль Посети.
— …Неверующего-С-Разъяснительной-Брошюрой[55]. Я как раз хотел договорить, констебль, — кивнул Ваймс. — Ну?
— Это древний клатчский, — сказал констебль Посети. — Наречие одного из племен, живущих в пустыне и называющихся кенотинами, сэр. У них древняя, но впавшая в фундаментальное заблуждение религия и…
