Лицо фламенги кривится.
— Да.
— Я хочу знать почему, — деловито бросает Лариса. — Я не устраняю клиентов вслепую. Если ты сама не решаешься на убийство и подставляешь меня, значит, либо это слишком значительный человек…
— Нет.
— Либо… твой родственник.
— Нет. — Мрачность лица фламенги свидетельствует о том, что она не лжет.
— Тогда мне нужны подробные объяснения. — В голосе Ларисы сквозит усталость стрелы, не достигшей цели и вонзившейся наконечником в траву. — Верь, я помню свои слова о том, что готова сделать для тебя все что угодно. Но… разве так трудно растолковать гранате, почему ты хочешь поразить ею именно эту цель? Притом что сама ты по сравнению с этой несчастной гранатой — водородная бомба.
— Твои требования справедливы. Да, я передоверяю собственный заказ тебе, но не из-за слабости или нежелания. Проблема в том, что я не могу убить этого человека, так как не могу до него добраться. Он практически безвыездно живет в зоне, абсолютно закрытой для меня.
— Что за зона?
— Когда туда попадешь, узнаешь. Нет, не бойся, для тебя эта зона, как и для любого человека, животного, птицы, совершенно безопасна! Но эта зона создана с таким расчетом, чтобы ни один представитель фламенг и близко к ней не подошел.
— Значит, те, кто создавали эту зону, о существовании фламенг знают?!
— Они? О, они знают все! — Лицо ртутной жен-шины исказила нечеловеческая ярость. Впрочем, разве ярость плазмы может быть человеческой?
— А кто они?
— Вот об этом тебе лучше не знать! — резко хлопнула ладонью по столу фламенга. Стол оплавился в месте соприкосновения с ее грозной ладонью — значит, фламенга плохо контролировала свои силы. — Знай одно: для тебя они не опасны. И другое: тот, кого ты должна прикончить, не из них. Идем в кабинет. Там я дам тебе полный инструктаж по клиенту и по продвижению в зону…
Фламенга встала. Лариса осталась сидеть.
— В чем дело? — удивилась ртутная женщина.
— Давай уж соблюдать неписаные законы мира наемных убийц, — грустно усмехнулась Лариса. — Ты ведь еще не получила моего официального согласия и не определилась с оплатой.
— А я уже знаю, что ты согласна. — Фламенга склонилась над Ларисой и засверкала синими кварцами глаз. — Потому что в случае отказа ты не получишь оплаты. Высокой оплаты. В случае отказа ты никогда не получишь возможности родить дочь. Ты, кажется, всегда мечтала назвать ее Леночкой.
Фламенга резко развернулась и пошла к выходу. Обернулась в дверях:
— Поторопись. Нам многое надо обсудить. Когда дверь за фламенгой захлопнулась. Лариса с размаху швырнула бокалом в камин и прошептала:
— Merde![5]
Глава шестая
ПОЧТИ НА ЗАКОННЫХ ОСНОВАНИЯХ
…Всем романтикам давно известно: приключения случаются не в солнечные дни, а во дни серые.
Г. К. Честертон
Если говорить точно, то это путешествие для Ларисы началось ночью. Накануне вечером, уже не обговаривая в сотый раз деталей предстоящего Ларисе мероприятия, они с Фридой спустились в молочно-бирюзовый бассейн, чтобы, по выражению фламенги, надолго сохранить сладость подаренных друг другу минут. Фламенга даже чересчур в этом преуспела — от ее неистовых, неестественных ласк Лариса постепенно утратила связь с окружающим миром, и в конце концов безмолвные слуги пламенной женщины вынесли из бассейна истерзанную огненными поцелуями Ларису в бессознательном состоянии.
Очнулась Лариса от шума мотора, который поначалу приняла за гудение в собственной голове. Нет, голова ни при чем, и все чувствами воспринимается верно: она, Лариса Бесприданницева, едет в машине, кажется “лендровере”, тщательно пристегнутая ремнем безопасности и тщательно (правда, неброско и по-походному) одетая, причем такой одежды в ее гардеробе никогда не имелось. Лариса бросила быстрый взгляд на шофера: выглядит вполне как человек. Во всяком случае, внешне.
Теперь Ларисе были вполне понятны вчерашние (или когдашние?) изощренные и бурные сексуальные старания фламенги, повергавшие ее, человека-партнершу, в полностью отключившую мозги цепную реакцию фейерверкообразных оргазмов: Лариса ясно помнила, как погрузилась последний раз в пенистую воду бассейна, как серебряно-шелковый язык Фриды ласково раздвинул ее безвольные губы, а руки фламенги — с длинными гибкими ртутными пальцами — повелительно и возбуждающе-болезненно впились в напрягшиеся ягодицы партнерши, но после… После были наслаждение и тьма. Причем тьмы оказывалось все больше и больше, и она постепенно вытеснила из Ларисиной плоти и сознания всякую память о “развлечениях”. Именно при помощи тьмы, в которую фламенга погрузила сознание своей партнерши, Лариса так и не узнала никогда, в какой географической точке находился коттедж-сад пламенной убийцы. И какой дорогой она выбиралась из него. …И будет ли дорога, чтоб в него вернуться…
— Который теперь час? — Голос Ларисы прозвучал глухо.
— Два пополуночи. — Шофер даже не глянул в сторону своей попутчицы.
— Сколько времени мы уже в дороге?
Лариса еще не совсем пришла в себя, но уже решила схитрить: выяснить, как далеко они отъехали от поместья Фриды, а по глухой черноте за лобовым стеклом попытаться определить их теперешнее местонахождение. Однако шофер промолчал. Ларису это почему-то взбесило донельзя.
— Хорошо, — едва сдерживая в голосе рычание, проговорила она, — о чем вам разрешено со мной разговаривать?
— О погоде и природе, — хмыкнул шофер. — И об искусстве прерафаэлитов.
— Спасибо! — с чувством поблагодарила Лариса и вперилась в темноту за окнами.
Минут через двадцать, когда глаза у нее уже начали слезиться, она услышала снисходительный голос:
— Да зря вы так напрягаетесь! Все равно ничего толком не разглядите. И места эти глухие, и до рассвета еще далеко. К тому же на сегодня обещали густой туман… Ах ты, черт!
“Лендровер” ощутимо тряхнуло. Потом еще и еще. Наконец тряска сменилась относительным покоем.
— Дороги здесь тоже… — досадливо поморщился водитель. — Все на свете проклянешь, пока доедешь. Кстати, если хотите выпить или подкрепиться, прямо рядом с вашими замечательными коленками встроенный бар, только на кнопку нажать. Чай, кофе, соки, вермут… Бутерброды, конечно, всякие… С осетринкой там, с ветчинкой, икоркой…
— Спасибо, не хочется.
— А ежели насчет санитарной стоянки, то велено по первому требованию все вам предоставлять. Только я здесь стоянку устраивать поостерегся бы — места паршивые, от дороги пару метров — и бурелом да болота такие, не приведи господи.
— После вашего предупреждения я лучше буду терпеть, сколько возможно, — хмыкнула Лариса. Увязнуть в неизвестном болоте не входило в ее планы.
— Это как пожелаете, — хмыкнул и шофер.
— Но сказать хотя бы, по какой дороге мы едем, вам не запрещено?
— Нет. По хреновой дороге, красавица!
Словно подтверждая определение шофера, “лендровер” рыскнул вправо-влево, а потом с десяток метров ехал, трясясь как припадочный.
— Скотина! — рявкнула Лариса шоферу, едва машина оттряслась и покатила нормально. — Я же тебя по-хорошему спрашиваю! Хочешь, чтоб я тебе с одного удара селезенку в глотку впечатала?!
— Не пугай, пуганый я, — только дернул плечом шофер. — Ох, психованная ты девка, недаром предупреждала меня хозяйка. Не лютуй. Я ж только шут-кануть хотел, дочка.
— С доярками шуткуй… папаша. Что за дорога?
— Местные, кто по этой дороге почаще нас мотаются, эту дорогу Раздолбаевкой кличут. А то и вовсе по-непечатному.
— А на картах как она называется?
— А на картах, красавица, ты этой дороги не найдешь. Карты такие еще не нарисованы.
— Понятно, — холодно сказала Лариса и до рассвета молчала, глядя в боковое стекло.
Поздний выморочный рассвет тоже не принес особых топографических впечатлений. Разве что оказалось, что из леса дорога вышла и запетляла меж полей и низин, укрытых плотно спрессованным ноябрьским туманом. Туман где-то вдалеке сливался с посконного вида небом и вызывал стойкое ощущение сезонной депрессии.
Да, в поместье фламенги была совсем другая осень…
Слишком много золотого, алого и зеркального. Не людского.
…Среди слоев тумана высверкнуло и исчезло нечто похожее на обернутую грязной холстиной гигантскую косу.
— Река? — определила Лариса.
— Да. Окалиной прозывается.
— Окалина?! Ч-черт. ну и дебри! Так мы, дядя, уж не по Олегсинскому району ли едем?
— По нему, родимому.
— Ну и в дыру же я попала! Ну угораздило!
— Дыра не дыра, а места, конечно, глухоманные. Хоть и здешний я выходец, а хвалить родимых пен… пеньев не стану…
— Может, пенатов? — решила внести ясность Лариса.
— Во-во, их самых, ети их за ногу! От, помню, я еще на шоферских курсах учился, пацаном был бесштанным, так занадобилось мне на летнюю практику из райцентра в какую-то гребаную деревеньку добираться. То ли в Упущино, то ли в Запершино… И стою я возле автостанции — халупы такой, вроде нужника деревенского. Третий час рейсового автобуса жду. Со мной еще куча придурков таких же торчит, только они еще пытают диспетчершу. когда же автобус будет, а она из нужника-диспетчерской иногда высовывается и орет на народ таким матом, что у всех настроение сразу повышается. И в то, что автобус нужный придет-таки, верится… Ох, а еще вонь там кругом стояла такая, что хоть гвозди забивай и ботинки вешай! Потому как никаких отхожих мест культурного вида не имелось и каждый делал дело, где приспичило…
