— Никитка, ты о чём призадумался-то? — строго вернула меня к реальности Яга. — Куды рот раззявил? Ворон во время экспертизного чародейства ловить? Пиши давай!
Я нервно сглотнул и вновь схватился за карандаш. А ядовитое яблоко повисло над краем стола, словно на невидимой ниточке, и вертелось, как уж на сковороде, вереща препротивнейшим голоском:
— Ничего не знаю, не виноватое я, меня подставили! Нет у вас таких прав, чтоб задержанных пыткам подвергать!
— А разве мы его пытаем? — удивился я.
— Нет, что ты, соколик, — искренне возмутилась бабка. — Тока собираемся…
— В смысле? — Я оторвался от блокнота.
— Да щас его на тёрке натру, с ржаной мукой смешаю, шариков налеплю да и разбросаю по углам в сарае, крыс травить.
— Не посмеете! Я, может, иностранно подданный фрукт, у вас из-за меня международный скандал будет!
— Вася, тёрку подай.
На арену медленно и торжественно, словно палач на церемонии обезглавливания какого-нибудь английского короля, вышел бабкин кот, держа на вытянутых лапках обыкновенную кухонную тёрку.
Яблоко мигом сменило тон.
— Росло на ветке, в церковном саду отца Папуасия, деревня Хмелёвка, что под Охлобыстинкой, три версты не доезжая до Опупеловки, — зачастил наглый фрукт, не дожидаясь наших вопросов. — Сорвано и продано на базаре в Лукошкине вместе с пятью сородичами. Против собственной воли подвержено иглоукалыванию с ядовитым насыщением. Сверху всё из себя расчудесное, тока укуси, а на деле всё нутро гнилое, и гибну само от яда злодейского, как лютик под пятой орды шамаханской!
— Без поэзии можно? — поправил я. — Уточните, кто именно вас купил? Кто начинил вас ядом и было ли дано вам какое-то конкретно-определённое задание по причинению максимального вреда сотруднику милиции, находящемуся при исполнении?
— Я только половину поняло, — после секундного размышления решилось яблоко. — Чтоб мне сухофруктом в компот попасть, огрызком клянусь, что ничего личного супротив милиции не имею! А зачем меня дураку-юродивому в руки сунули, тем паче не ведаю. Нас не по его душу ядом накачивали…
— А по чью? — грозно фыркнула бабка. — Уж не курочки ли мои бедные твоему хозяину бессовестному где дорогу перешли, зёрнышко отняли, в тощий зад клюнули…
— Какие курочки? — на миг запнулось яблоко. — Чё-то я не в теме совсем…
— Хохлаточка, Марфочка, Репка, Соплюшка, Кокетница, Поганка, Софочка…
— Э-э! Бабушка, как вас там, вы что думаете, что, если вы их по именам назовёте, я их в лицо вспомню?! — упёрся болтливый фрукт. — Говорю же вам, ни о каких курах знать ничего не знаю! Нас вон на постояльца твоего фартового готовили. Достал он тут кое-кого…
— И кого же?
— Сказало бы, да имя больно труднопроизносимое. Хозяин загодя предупредил, что ежели только про Коще… — Яблоко поперхнулось, закашлялось и прямо на наших глазах стало вянуть, сжиматься, сохнуть, трескаться, так что меньше чем через минуту на стол упал комок мокрой вонючей слизи, мало чем похожий на бывшего наливного красавца…
— Никитушка, а ты прав был, надо бы нам программу защиты свидетелей как-то сообразить, — задумчиво резюмировала Баба-яга и пошла за тряпкой.
Я же дважды подчеркнул в блокноте последнее слово несчастного. Итак, опять гражданин Бессмертный? Давно не виделись, ещё бы столько не встречаться. Я отложил блокнот и пересел ближе к окну. Мысли крутились вокруг чего-то важного…
Во дворе безмятежно болтали трое дежурных стрельцов, ещё двое стояли на страже у ворот, Еремеева видно не было. Митя, надеюсь, справляется с охраной Гришечки.
Троица женихов пока может быть предоставлена самой себе, им уж никто не угрожает, если только по пьяному делу в кабаке на затрещины не наткнутся.
По идее надо бы обо всём доложиться Гороху, но у меня в голове пока никаким боком не связывались два покушения на мою жизнь, кража меча-кладенца и отпечаток…
О! Надо же, о нём-то я совсем позабыл!
— Бабуль, а что у нас по поводу того отпечатка свиного копыта, что я видел в царском подвале?
— Думаю покуда… — уклончиво ответила моя домохозяйка.
— Ладно. Нам бы ещё надо с государем переговорить. Выяснить, какая сейчас обстановка на его территории. И ещё вы обещали царевну Марьяну нейтрализовать.
— Чего?! — вспыхнула стыдливым румянцем бабка. — Нет… лизо… лизовать я у ей ничего не буду! И по молодости такой срамотой не маялась, а уж в седые годы так подавно не оскоромлюсь!
— Да я не в том смысле…
— Молчи, охальник! Ещё раз такое мне предложишь, я ить не посмотрю, что тебя сам царь сюда квартировать поставил, — такого пинка коленом дам, отсель до дворца шаха персидского лететь будешь, безобразник!
С большим трудом мне удалось успокоить Ягу, сто раз объясняя, что в слове «нейтрализовать» никаких неприличных смыслов нет, по определению не заложено. Хорошо ещё наша эксперт-криминалистка натура вспыльчивая, но отходчивая и почти всегда склонная к примирению сторон. Просто какие-то современные словечки ей приходится по пять раз растолковывать, пока поймёт. Да что там, помню, выразился разок о Горохе, в смысле, что мне «удалось склонить его к компромиссу». Вы не поверите, она нас с ним неделю во всех содомских грехах подозревала! Ладно, проехали…
— Никитушка, соколик, ты б отошёл от окошечка-то. Не дай бог, какая зараза тебя случайно углядит, а?
— Бабуль, вы уж честно скажите, чего боитесь…
— Я боюсь? Кто, я?! Да ты ещё мамкину титьку не бросил, когда я уже с такими-и… с богатырями, царевичами, королевичами один на один выходила! И всех, всех к ногтю ставила! — грудью попёрла на меня Яга, но как-то не очень уверенно.
— Вы боитесь, потому что не знаете, как отравленное яблоко дважды попало в дом. Думаете, в следующий раз отравленным может оказаться что угодно: и щи, и каша?
Бабка замерла с открытым ртом. Я подошёл и молча обнял её за плечи. Ягу била нервная дрожь. Мы оба чувствовали себя полностью беззащитными перед таинственными злодеями, способными легко подсунуть ядовитый фрукт (да что угодно!) в наше тихое отделение.
— Я попрошу Еремеева усилить наряды стрельцов. Может, нам ещё Ваську пустить по крышам ходить ночным дозором?
Последнее было чистой воды попыткой мести предательскому кошаку за завёртывание меня в коврик, но оно сработало…
— Энто хорошая мысль, Васенька помочь не откажется. А вот к стрельцам у меня доверия нет. Раззявы они, только Фому и слушаются, а попроси дровишек наколоть да колодец почистить, сразу службой своей прикрываются.
— Ну вообще-то чистка колодцев не входит в круг их прямых обязанностей, — взвешенно прикинул я. — Вам Митя помогает, он у нас на все руки. Но вернёмся к делу. Понятно, что наш таинственный отравитель не остановится. Значит, будем принимать все меры возможной самозащиты, однако…
— Что, Никитушка?
— Вы так и не ответили — этот отпечаток в гороховских подвалах, он чей? Ну хотя бы чисто гипотетически. Ведь не свинья же там дрессированная разгуливала…
Яга нерешительно опустила взгляд, поджав губки. Сколько знаю бабку, это для неё более чем нехарактерное состояние. Она у нас всегда бодрая, активная, деятельная и очень энергичная старушка. Чтобы хоть чем-то её напугать, это ж о-го-го как постараться надо. А тут молчит и, главное, боится…
— Повторяю свой вопрос, кто…
— Бесы.
— …кто способен проникнуть на территорию отделения, чтобы…
— Бесы.
— …оставить на подоконнике очередной отравленный плод местного садоводства. А следовательно…
Баба-яга молча прикрыла мой словесный поток сухонькой ладошкой и ещё раз, кажется в третий, терпеливо напомнила:
— Бесы, говорю тебе! Тока они, поганцы, на такое и способны.
— Бесы — это вроде чертей или шамаханов?
— К шамаханам ближе, — подумав, подтвердила Яга. — Черти, они твари солидные, где попало не светятся, на всякую ерунду не размениваются.
Могут при кузне жить, могут при мельнице, а есть я такие, что свои поместья держат, во дворцах да теремах княжьих шику-шикотану дают! Ни деньги, ни слава им не интересны, они всё лишь души человеческие скупают. Милей грешной души для чёрта ничего нет!
— А бесы? — напомнил я, потому что бабка явно ударилась в романтические воспоминания.
— Эти рангом помельче будут, хоть внешне и похожи: рога да копыта, хвост, нос пятачком свинячьим. А тока на продажу души человека склонить у беса кишка тонка. Вот и берутся они за всякие мелкие пакости, так что меч скрасть али яблоко отравленное подсунуть — это их работёнка, им оно на раз с левой ноздри через правое колено высморкаться!
— А как же…
— Личины бес менять может, а хвост, рога да копыта не сможет спрятать. Потому ходит в шапке по самые брови, в чёрных сапогах и длиннополой одёжке. Видать, одного такого-то наш юродивый Гришечка в спину и благословил, аж дым пошёл…
