Андрей Белянин - Ржавый меч царя Гороха

- Не спорю, вам виднее, но... Мы что же, будем теперь терпеливо ждать, пока нам не только ябло­ки отравят, но и весь колодец, например?

- Надобно ложку серебряную в воду опустить да и посмотреть: ежели за час почернеет - значит, есть в ней яд!

- Бабуль, вы сейчас издеваетесь, да?! Мы что, теперь во всё что можно будем серебряные ложки на час втыкать? А если мне элементарно умыться надо или зубы почистить? А если я...

- Да тьфу на тебя, привереда! Вот не можешь часок потерпеть, да?

- Могу. Но на всё про всё у нас никакого сереб­ра не хватит, - уверенно добил я, развивая на­ступление. - Всё это однозначно не вариант! Я не намерен ждать, пока какие-то козлоногие недо­мерки на фиг потравят нам всё отделение. Мы -милиция! Орган охраны правопорядка, нас ува­жать должны. Иногда кое-кто - даже побаивать­ся. Подчёркиваю, не все! Но нарушители обязаны.

- Ты к чему энто, соколик, на банальности пе­решёл?

- К тому, что не мы от бесов серебром защища­ться должны, а они от нас прятаться. Иначе арест, суд, каторга и рогами лес на Сахалине валить, пока пятнадцатилетний срок не отмотаешь. Так яснее?

Бабка надулась. Не потому что я был неправ. Просто, как я понимаю, ей сложно было найти нужное средство для защиты всех служащих на­шего отделения. Не только меня и Мити, а ещё и еремеевской сотни. Как бы Яга ни выёживалась, надевая греческую маску холодного равнодушия, но она чисто по-матерински переживала за всех нас, и это доказательств не требовало...

- Бесу промеж ног нашей охраны прошмыг­нуть - раз плюнуть, - сдалась наконец она, утомлённо растирая виски. - Вася их чует, ровно мышей, когда не спит, но ить на него одного тоже надежды мало. Может быть...

- Что? - с надеждой вскинулся я.

- На водку бесы падки. Вот думаю: прокрадись бес в твою горницу, чтоб третье яблоко подложить, да и увидь, что ты весь как есть пьян в стельку... Нешто удержится от того, чтобы тебе горло не по­рвать да алкогольной кровушки не хлебнуть, а?

Мне стало дурно. У меня вообще богатое вообра­жение, в милиции такое не приветствуется. Про­сто насмотрелся в своё время голливудских ужастиков, снимать они их научились, поэтому и яркие предположения бабки насчёт бесовского интереса к пьяному мне доброжелательного отклика на по­пробовать не вызвали. Уж извините...

- А ежели б ты не пьян был, Никитушка? Еже­ли б притворился? Да мы б, поди, беса энтого зааре­стовать сумели. Раз-два, а вот она, пропажа цар­ская, заветный меч-кладенец! Тут и царевну Марьянку замуж бы выдали, и сами зажили без проб­лем, в тиши да на законных лаврах почиваючи, ась?

- Ваши предложения представляются мне не­сколько непродуманными, - скрипнув зубом, со­гласился я.  - Но можем рискнуть. В конце кон­цов, пора кончать с этой опасной неопределённо­стью. Третье отравленное яблоко я заставлю со­жрать с семечками того, кто его мне на подоконник притаранит. План действий?

Яга одарила меня заговорщицким взглядом и зашептала на ухо. Сохраню интригу. Тем более что пока и сам не знаю, увенчается ли наше предприя­тие успехом. Ну, в том плане, что ведь нет никаких гарантий, что и сегодняшней ночью мелкий бес на свиных копытцах припрётся к нам со свежеотрав­ленным фруктом...

- Да, кстати, а что насчёт Кощея? Как я понял из допроса яблока, бесов нанял именно он...

- Погоди судить, сокол ты наш участковый, - попридержала меня Яга, хотя именно она высту­пала первой главной обвинительницей граждани­на Бессмертного во всех грехах. - А ты в окон­це-то глянь, никак опять Митеньку привели, а?

Я осторожно сунулся к окну и тут же дал задний ход. Нашего младшего сотрудника доставили бого­мольцы. Если точнее, то восемнадцать разновозра­стных старушек от семидесяти и выше, все в чёрных платочках, видимо, вдовы, с иконками на груди и горящими взорами.

- Юродивого обидел! Сильничать хотел! На Гришечкину честь позарился, содомец милицей­ский!

Ну да, припомнил я свою учёбу в школе мили­ции, тоже верно, как нас только не называли ли­хие водители и подвыпившие хулиганы! Однако интересно, что же такого Митя с Гришей учудили, чтоб спровоцировать такую бучу? Стрельцы при­вычно приняли с рук на руки исцарапанного, как кот в марте, Митеньку, а богомолыциц вежливо попросили за ворота.

Бабульки, конечно, подняли вой, требовали сей же час поднять меня из гроба, на их негодование полюбоваться, а потом всех нас под суд отдать, а от­деление официально обозвать Гоморрой и спалить к еловым шишкам, от греха подальше. Но тут на крылечко вышла Яга, цыкнула, показала зуб, взя­ла у ближайшего стрельца тяжеленную пищаль и для острастки пальнула в воздух. Богомольных старушек стайкой снесло через забор, вот уж кто бы ожидал в их возрасте такой прыти...

Наш младший сотрудник умылся у колодца, кое-как привёл себя в порядок и постучался с до­кладом по существу. Лицо у него было очень оби­женное...

- Как у Митьки на носу черти драли колба­су, - без малейшего сострадания, издевательски добила Яга. - Ну ладно, с заданием не справился. Миром с богомольцами договориться не смог, тоже ладно. Но чтоб сотрудник милиции от хромых де­ревенских бабок сбежать не смог... Позор на всё Лукошкино!

- Да будет вам, - вступился я, хлопая парня по плечу. - Ему и так сегодня досталось, сначала чуть вы не убили, потом эти пожилые феминистки церковного толка. Тем более что ничем таким пре­досудительным они с Гришечкой стопроцентно не занимались...

Митя опустил голову и покраснел.

- Занимались, что ли?! - не поверил я. Митя кивнул, полыхая ушами, как двухметро­вая морковка. Бабка перекрестилась и рухнула на скамью. Кот бросился обмахивать её тряпочкой. Я с трудом сглотнул, мысленно проклял всё на свете, поискал, когда же мы просмотрели зачатки не­стандартного  поведения  нашего  товарища  по службе, и сел.

- Объяснительную напишешь, и уволен.

Он торопливо кивнул, разворачиваясь к дверям.

- Стой. Сначала дай честное милицейское, что врать не будешь.

- Чтоб меня в лондонской полиции Бобби зва­ли, - побожился он одной из моих шуточек.

- Тогда расскажи нам всё.

- Ну я... ить... это...

- Митя, - я встал и строго взглянул ему в гла­за, - у меня ощущение, что истина где-то рядом, но ты её не узнаёшь или как-то не так понимаешь. Поэтому забудь все латинские слова и просто, по-русски, расскажи нам, как прошло твоё зада­ние по ненавязчивой охране гражданина Гришечки? Блин, да хоть кто-нибудь знает его фамилию? А то неудобно уже...

Фамилию мне так и не сказали - как вы поня­ли, никто её не знал, - но протокол Митькиного допроса был приблизительно следующим...

Наш недалёкий герой честно ходил за юроди­вым, максимально стараясь не привлекать к себе внимания. Что очень трудно при его габаритах и неусмиряемой молодёжной смекалке. Но он вы­крутился... В смысле, что смекнул Митя: для луч­шей охраны Гришечки надо просто идти за ним шаг в шаг и бдить по сторонам в поиске незримых врагов. Юродивый сначала воспринял всё это как детскую игру и с удовольствием бегал от него ту­да-сюда, беззаботно веселясь, когда Митя, пыхтя, перелезал плетни и заборы или уворачивался от цепных псов, которые на него бросались, а божьего человека не трогали. Потом Гришечке развлече­ние надоело, и он нашего героя прогнал. Ну то есть поклонился в пояс и вежливо попросил отстать «ради всего святого»...

- А ведь у меня приказ! - горько всхлипывая, продолжал рассказывать Митяй. - Ему-то что, юродивый себе куда хошь идёт-бредёт, веригами гремит, о безопасности не думает, а я ж вашу начальственную волю не исполнить не могу! Уж он и гнал меня, и ругал, и просил, и всякой дрянью ки­дался, да потом как побежит, тока пятки грязные мелькают! Я за ним. А у храма Петра и Павла бого­мольцы стоят, приезда святой иконы с самого Афо­ну дожидаются. Так мы в их ряды на всей скоро­сти, со всей дури, моим-то весом и...

В общем, получилась куча-мала. Митя отбивал­ся, как мог, и, как мог, спасал от листопадом нава­лившихся старушек своего опекаемого клиента. Поэтому когда он встал наконец во весь рост, креп­ко держа Гришечку за ноги, то сразу и не понял, почему вокруг него образовался некий вакуум. Просто, если помните, наш гордый юродивый но­сил драную рубаху до колен. А под ней ничего. Ни штанов, ни подштанников. Ну и зрелище было, не пытайтесь себе представить...

Естественно, на божьего человека никто плохо­го не подумал, но виновного народный гнев отыс­кал поразительно быстро. Угадайте - кого?

- Удивляет только одно, как они тебя вообще там же в булыжную мостовую не закопали?

- Пытались, не дался...

- Лучше б дался, - тихо простонала из своего угла бабка. - Дожила до позора на свои седины - сотрудника милиции старушки богомольные в со­домских грехах обвиняют...

- Да, Мить, нехорошо как-то, - поддержал я. Он тяжело вздохнул, пожал плечами и с детской непосредственностью спросил:

- А энто... содомский грех, это драчливость, да?