— Заверено мной такого-то числа такого-то года.
И поспешно отбыл.
Вовремя.
Мачеху прорвало.
— Ты! Ты это специально подстроила! Ты его уморила, чтобы себе все заграбастать!
— Лиз, Ари, пойдите погуляйте в саду. Погода стоит прекрасная. — ровным тоном приказала я сёстрам. Что интересно, они моментально подхватились и чуть ли не выбежали за дверь. Наверное, им было страшно смотреть на обезображенную яростью мать.
Мне, если честно, тоже было страшновато. Жаклин орала и плевалась ядом, похоже у нее от потрясения слегка поехала кукушечка. Она наверняка надеялась, что все отойдёт ей — если бы не завещание, по местным законам так и было бы. Но — я уже совершеннолетняя, ей даже опекуном не стать.
— Ты о нас вообще не думаешь! Лизелле в этом году на бал дебютанток, а ты нам копейки выделяешь на одежду! Я по три-четыре раза одно платье надеваю!
Да, вот это проблема. Похоже, отец даже переборщил с содержанием молодой жены. Она думает, что во дворце живет. Это королеве, по слухам, положено платья по одному разу носить.
Интересно, что она с ними потом делала? Нынешний король вдовец уже десять лет. Может, там целый гардероб стоит неприкаянный?
Ох, что-то я отвлеклась. Подсознание бережёт мои нервы, переключает на более приятные темы, чем истерящая мачеха.
Ну, надо же все же быть такой дурой. И она меня еще замуж выдать пытается. Ты что думаешь, зять тебе больше выделит? Наивная…
Я нахмурилась.
— Во-первых, в этом году на бал сестра не поедет. И вы если сами чуток подумаете, поймёте, почему. По той же причине в течение года у нас будет еще меньше расходов на одежду, чем обычно.
Я выдержала паузу, но видя, что до мачехи по-прежнему не доходит, пояснила:
— Траур, дорогая маменька. Нам еще год белое носить. Ну, и из имения не выезжать. Напоминаю, на случай, если вы забыли — у вас муж умер, по которому вы скорбите изо всех сил. Не надо так надрываться и пытаться забивать вашу хорошенькую головку мыслями о деньгах, и вообще о бренном. Материальными вопросами займусь я. А вы подумайте хорошенько, может, в монастырь соберётесь? Я бы за вами хорошее приданое дала, как за невестой Господа.
Жаклин спала с лица. Истерику как рукой сняло.
С религией тут было все примерно как в нашем мире — по набору. То есть были язычники, были верующие в Единого, и просто агностики. Тяжело не верить вообще ни во что, когда у тебя под боком нечисть бегает, так что атеистов тут не было. Зато сосуществовали все мирно, в отличие от наших. Никто ни с кем не дрался, паствы хватало на всех.
Ну, и монастыри были, куда же без них. И туда принимали в основном девиц постарше или вдов. Причём абы кого с улицы не брали — только родовитых и богатых. Даже выражение такое было — приданое невесты господней. За то, чтобы вдову или девицу взяли, еще и доплатить нужно было.
Будь у нее такая возможность — меня бы мачеха сбагрила без зазрения совести. Это я только пугать горазда. Но она-то об этом не знает! Так что присмирела, как миленькая.
Не извинилась, правда, за истерику. Но главное, вроде в себя пришла.
Уже хорошо.
Гер Рухт явился после обеда, строго на пятичасовой чай. Пусть мы и не в Англии моего мира, но некоторые традиции, вроде полдника, как у нас в школах, никуда не деваются. Только видоизменяются слегка.
Я приказала проводить его в большую гостиную. Малая — для узкого круга, близких знакомых. Лучше сразу дать понять, что он в их число не входит.
Ландграф на секунду замешкался на пороге. Я села в кресло главы дома, чем изрядно сбила его с толку. Он же не в курсе наших семейных перестановок, и полагал, что теперь всем будет заправлять Жаклин. Тем не менее, он быстро взял себя в руки, и отодвинул себе кресло рядом со мной. Оценивающе бросил взгляд на разложенные передо мной листы — признал оставленный им недавно в нашем доме брачный договор.
Да, он обнаглел до такой степени, что уже намеревался скреплять наши отношения. Его подпись на листах уже стояла.
Гад.
— Я рад, что вы решили обсудить со мной детали нашей помолвки. — сразу перешел к делу гер Рухт после взаимных приветствий. — Нам пора получше узнавать друг друга. Когда бы вы хотели свадьбу? Через год? Я понимаю, у вас сейчас траур, да и подготовиться вам нужно. Женщины же любят подготовку к свадьбе.
— Свадьбы не будет. — поставила его в известность я. — И никакой подготовки, соответственно, тоже. И мне очень не нравится ваша дружба с моей мачехой, поэтому, как новая владелица поместья, я попросила бы нам больше визитов не наносить.
Ландграф откинулся на спинку кресла, и сложил пальцы домиком. Ненавижу эту снисходительную позу. Вроде как — ну-ну, лепечи, деточка. Еще и постучал друг о друга подушечками в раздумье.
— Значит, замуж за меня вы не хотите. — протянул он. — А если я вас ославлю нечестной женщиной? Пойдёт слух, что вы не девица, желающих жениться на вас не найдётся, несмотря на все приданое. — приподнял бровь гер Рухт, и приготовился насладиться моим отчаянием.
Да, для благородных фроляйн здесь все было куда суровее, чем для простых девушек. Выйти замуж, не будучи девицей, практически невозможно. Только если за того, кто собственно девичества и лишил.
Я, в свою очередь, подняла бровь.
— Пустите, и правда, такой слух. Очень обяжете. Претенденты на мою руку и фабрики уже в печенках сидят, честное слово.
Гер Рухт подавился воздухом и покраснел. Я даже забеспокоилась, не хватит ли его прямо тут удар.
Только быть замешанной в смерти цельного ландграфа мне и не хватало. Расследование, допросы, натопчут еще сапожищами. Я привстала с кресла и помахала на него брачным контрактом.
— Вы полегче с нагрузками, куда вам жениться. Вон, малейшее волнение, и удар чуть не хватил. — с притворной заботой попеняла ему я. — Вы за меня можете не переживать, я в девках планирую задержаться. Мне еще сестер замуж выдавать, да и мачеху, если повезёт. Не хотите, кстати? Жаклин еще ничего, в самом соку. Траур только перетерпите, пять лет, всего ничего. Нет? Ну, смотрите. А, кстати, меня тут, знаете ли, степняцкие шаманы одному заклинанию научили. Раз — и все отсохнет, беспокоить больше не будет. Тоже не хотите? Ну, если передумаете, вы знаете, где меня найти. Но лучше не ищите. И где выход, вы тоже знаете.
Презрев все правила гостеприимства, я первой покинула осквернённую гостиную. Надо бы уборщицам сказать, чтобы с особым тщанием ее выдраили. Может, и обивку заодно на креслах поменять?
10
Тем же летом.
Утро началось обыкновенно.
Я проснулась чуть раньше, чем Санна, моя горничная, постучала в дверь. Позволив себе понежиться эти минуты под тонким одеялом, я дождалась ее прихода.
— Заходи! Доброе утро. — я улыбнулась ей, натягивая кисейный халат. Хоть летом и тепло по утрам, а днем так вообще жара, но приличия диктовали прикрывать тот ужас, что здесь зовут ночной рубашкой. Тем более моя ночнушка вовсе казалась местным верхом неприличия. Без рукавов, да еще и с кружевом, и ужасно короткая — всего до колена! Кошмар.
Пока я умывалась, Санна расставила на кофейном столике завтрак. Аглая сегодня расстаралась на мои любимые блинчики. В отдельных вазочках благоухало вишнёвое и земляничное варенье, истекала от жары сметана, а в огромной, практически суповой чашке дымился свежий кофе. Хвала богам, в этом мире он водился.
После завтрака я забрала на кухне котомку с посланиями для лешего и водяного. Относила я им подношения теперь раз в неделю, а то как бы мохнатые и чешуйчатые попы не треснули. Их еще местные задабривали, как могли, голод нечисти точно не грозил.
Сегодня я решила прогуляться пешком. Дел в деревнях у меня особых не было, фабрику в Кюссене я проверяла только вчера, записок с просьбами никто не передавал, а до леса и реки прогуляться можно и пешком. Час туда, час обратно. Разминка.
Закинув тяжёленький холщовый мешок на плечо, я побрела в сторону леса. Начать решила с лешего, как самого прожорливого. Водяной довольствовался сдобой и копченостями, зато леший требовал и сметанки, и варенья, а это вместе с горшками получалось увесисто. Так что через минут сорок упражнений с гирей я со вздохом облегчения сгрузила дары на памятный пенек. Забрала вылизанную до блеска тару из-под предыдущего варенья, разложила красиво свежие продукты.
